Граф, приглядевшись с затаённой радостью, заметил, что враг прихрамывает. Значит, не такой непрошибаемый. Правда, Роман не мог похвастаться, что это давало ему преимущество. Ди Валь отменно владел мечом, но, отказавшись скрестить оружие с бастардом, оказался в невыгодном положении. Приходилось признать: в рукопашной схватке итаниец сражался на порядок лучше – по крайней мере, без магии.
<i>«Без магии? А кто сказал, что нельзя использовать магию?»</i>
Поймав зародившуюся мысль, ди Валь оскалился и сосредоточил энергию в центре ладоней. Итаниец бешеным быком ринулся в атаку. Роман, отступив, ударил заклятием. Два плотных слабо видимых шара понеслись вперёд и, столкнувшись с образовавшимся перед итанийцем щитом, бесследно погасли. Романа с силой подбросило наверх. Он успел увидеть злорадно ухмыляющуюся рожу врага, а затем итаниец размазал графа в воздухе, нанося точные молниеносные удары, не позволяя приземлиться.
Со стороны бой напоминал красивый танец – страшную цену таящейся в нём боли понимал только граф, которого, словно хрупкую игрушку, подбрасывало вверх и подкидывало всё выше и выше с помощью смертоносных ладоней итанийца. Могло показаться, что итаниец не бьёт противника, а просто слегка подталкивает лёгкими невесомыми касаниями ладоней, кулаков, пальцев; но Роман, внутренности которого разрывало сконцентрированной в ударах энергией, практически потерял разум.
Успел осознать, как противник белоснежной гигантской птицей взмывает над ним в воздух, а затем подкованный каблук с чудовищной силой обрушился ди Валю на грудь, вбивая графа в каменную поверхность мостовой. Но когда Роман подумал, что это конец, итаниец внезапно поймал его за щиколотку, почти у самой земли, словно мячик, которым играют мальчишки. И, крутанув, швырнул вперёд, поддавая ногой для ускорения, превратив смертоносный удар о землю в менее страшное, но гораздо более унизительное падение.
Роман вспахал мостовую носом и остался лежать, полностью оглушённый и деморализованный. Он проиграл. Ублюдок итаниец уделал его, словно паршивого щенка.
– Именем Академии, остановитесь! Прекратить драку немедленно!
К ним, отчаянно жестикулируя, неслись стражники и старшие студиозы. Стремительно развевающиеся полы мундиров подсказывали, что до охраны, наконец, дошло, чем может закончиться жестокая стычка, представляющаяся вначале чем-то вроде безобидной потасовки, средством развлечения, которые скучающие дежурные обязаны были предотвратить, но совершено не торопились делать замечания. За пару минут противники разделали друг друга в мясо, и дело стремительно шло к убийству.
Роман стиснул зубы и с трудом повернул голову, пылая от унижения и ярости. Перед глазами всё плыло, сливаясь в разноцветный пульсирующий ряд, заполненный взрывающимися барабанами. Мысль о поражении придала сил, заставив забыть обо всём, кроме ненавистной фигуры и слов, долетающих сквозь вату:
– С тебя хватит урока, или ещё повеселимся? – итаниец, скрестив руки на груди, насмешливо улыбался, – Что-то ты притих, пастушок. Устал? – язвительно поинтересовался, но, судя по искажённому оскалу, веселье давалось с трудом.
– Кто устал? – взревел Роман, и откуда только силы взялись, – Девчонка щекочет больнее! – он, забыв о ранах, шатаясь, встал на ноги. Изо рта на грудь лилась кровь, делая неестественно пепельное лицо поистине жутким.
Алексис Сорра на мгновение растерялся, не ожидая подобной прыти. Да и не только прыти. Драка вышла из-под контроля, перейдя все мыслимые рамки. Он не собирался калечить. Проучить и попинать немного, но первым слетел с катушек, поддавшись пьяной власти. Мальчишка, стоявший напротив, выглядел так, словно отдаст богу душу, но... Проклятый его задери, он стоял! Неистовые синие глаза пылали внутренним огнём. Становилось ясно: скорее сдохнет, чем сдастся. Чужое мужество и сила воли вызывали уважение.
– Ты ещё способен держаться на ногах? Вот проклятье... – пробормотал Алексис почти с восторгом, понимая, что ромейнец невероятен.
Сорра не ожидал найти стоящего противника. В принципе он вообще не рассчитывал, что найдёт в Академии подходящего партнёра, но любитель кошек сумел удивить и свести с ума своим безбашенным упрямством и гордостью. Алексис не обратил внимания на мелкую царапину, оставленную лапой – она исчезла, не успев появиться, но увидев темноволосого паренька, беспечно бредущего с котом в обнимку...
Сорра не понял, какой именно винтик в голове переклинило, но что-то переклинило определённо, и продолжало лететь с катушек. Он никогда не считал себя невменяемым – невменяемым его делал конкретно этот упёртый пацан.
– После моей техники никто не вставал, – беззлобно произнёс итаниец, – Признаю, пастушок, ты не слабак...
– А ты – дерьмо, – пробубнил Роман, сплёвывая кровь. – Ну как, весело? – спросил с издёвкой.
Глаза итанийца разом оледенели:
– Ты не представляешь, малыш, – промурлыкал Сорра с таким ядовитым холодом, что подлетевшая охрана в растерянности остановилась.
Противников не требовалось разнимать, но это не означало, что они закончили. А внутри Алексиса зверь бушевал и рвался с цепи. Он проучит ромейнского выблюдка, цапнувшего протянутую руку. Сорра знал, что был не прав, знал, пытался себя сдержать, но остановить, включить разум, не смог. А сейчас сделал больше, чем делал когда-либо – решил пойти навстречу, готовый извинится, оказать помощь и предложить забыть инцидент.
Не стоило метать бисер перед ромейнскими свиньями. Ярость накатывала волнами – безумная, поглощающая ярость нарастала ураганом, сталкиваясь с аналогичной яростью и ненавистью, концентрирующейся в эпицентре синих глаз напротив. Ромейнец смотрел на него, а Сорре безумно захотелось сломать ему лицо. Стереть ладонью непримиримое выражение, заставить подчиниться, просить пощады, умолять, но не сметь смотреть на него так, словно Алексис Сорра – дерьмо, растоптанное чужими ногами. Топтать сегодня будут только тебя, малыш...
– Так, вы оба, пройдите с нами!
Один из стражей, явно не желая жить, подошёл к итанийцу, хватая за руки, чтобы заставить подчиниться; второй направился к Роману, но менее грубо, нудным тоном объясняя правила, сообщал миролюбиво:
– Парни, прекращайте!
– Алексис Сорра, хватит! Остановись немедленно! – истеричная блондинка, не пожелавшая смеяться со всеми, кричала и рвалась из рук удерживающих друзей. Она кричала и рвалась давно, но... Их никто не слушал. Их никто не видел.
– Нам... мешают... – губы сложились в слова.
Артани не знал – произнёс вслух или нет. Просто губы дрогнули, оживая хрипом дыхания в нестерпимо обжигающем вакууме восприятия чужими глазами – их словно затянуло друг в друга. Они стояли на расстоянии нескольких метров, Сорру и Романа пыталась развести стража, а они видели, слышали, чувствовали, дышали в едином ритме боя. Остальной мир перестал существовать, исчез. Остались два противника на невидимой арене, скованные цепью притяжения, непреодолимым влечением, и они не могли сопротивляться невидимо закрутившемуся вороту – их просто бросило, понесло вперёд.
Роман, не отдавая отчёта, врезал стражнику локтем под дых, совершая двойной удар от паха в челюсть, и добил в процессе движения навстречу итанийцу, пьяный без вина. За долю секунды до него итаниец неуловимой белой молнией оказался за спиной второго стражника. Время остановилось для них. Роман отчётливо видел короткий удар пальцами, губы сложившиеся в улыбку, шепчущую: «Уже нет!»
Они сорвались в исступлённом экстазе ненависти, и не могли объяснить, отчего ненависть столь сладка и упоительна. Совершенство смерти, распустившееся алым цветком на острие клинка в момент озарения – лучший удар может быть нанесён лишь сильному врагу.
Итиниец хлопнул в ладоши. Встряхнул, концентрируя энергию. Роман отчётливо увидел, как вокруг чужих пальцев вихрями начинают скручиваться воронки голубого пламени. Роман не встречал раньше подобной техники, но мысли придут потом. Он взмыл в воздух, рождая магию, итаниец слился с Романом тенью, танцуя безошибочный точный танец. Они встретились, сплетаясь пальцами, прокрутились воздушными акробатами, безошибочно уходя из зоны атаки дежурных магов.
Осознав, что противники продолжат и разнесут всё к собачьим чертям, дежурные мгновенно возвели энергетический барьер, внутри которого попытались набросить на зачинщиков сеть... и были сметены мощной ударной волной магии. Стоило пальцам Алексиса и Романа соединиться в момент активации источников, и случился резонанс – невиданной мощи поток вырвался на свободу, окутав тела белым пламенем, и разлетелся во все стороны, размазав обоих студиозов по стенам барьера.
В руках магов, перемигиваясь, гасли обрывки сети, а Роман и Алексис, увлечённые друг другом, не замечали ничего из того, что натворили – отметили краем сознания, но энергия продолжала течь, заставляя сталкиваться, биться на пределе, разлететься и снова напасть. Барьер треснул. Вокруг стоял невообразимый визг, крики, народ разбегался по сторонам, трое итанийцев утаскивали растрёпанную, пытающуюся пробиться в безумие, девушку в платье из золотистой тафты.
«Ты проиграл!» – читалось в глазах итанийца, предвкушающего триумф победы. Ромейнец не держался на ногах. После всего, что сделал с ним Сорра, осталось лишь добить.
«Нет!»
Роман зарычал, чувствуя, как внутри собирается чистая незамутнённая ярость. Сдаться? Ему? Смешно! Не для того он проделал столь долгий путь, чтобы позволить выродкам глумиться. Враг не пройдёт.
– Всё, на что ты способен, пастушок? Не разочаровывай меня! – насмешливо крикнул итаниец, приглашая ладонью к себе, вынуждая напасть.
В его голосе слышалось неподдельное удовольствие. Внезапно Роман понял, что поединок радует противника, и он не ошибался. Алексис играл с ромейнцем, как кошка с мышкой, откровенно наслаждаясь преимуществом, получал удовольствие от чужой злости – она подпитывала его, бодрила хлеще самого улётного наркотика. Сорру веселило знание, что Роман не догадывается, кто хозяин положения, продолжает рыпаться, но скоро поймёт...
Несколько добивающих ударов. И вот он – час триумфа. Итаниец отвесил графу унизительный пинок, картинно рисуясь, перед ним. Плевать он хотел на дам, ромейнец – лучший его зритель, весь этот спектакль он устраивал лишь ради него. Сорра легко увернулся от слепой атаки и, пользуясь дезориентацией мальчишки, залепил по заду, поцокав языком «а-та-та...», но не позволил жертве упасть. Подхватил со смехом поверженную тряпку, давая прочувствовать всю соль ситуации, и приготовился отвесить последний контрольный пинок, после которого гордый ромейнец улетит в пыль и не встанет. Останется валяться в ногах публики – не все пожелали разбежаться, кто-то остался смотреть – и они увидят унижение, увидят падение, он не разочарует, финал у драки только один.
<i>Паяц...</i>
Шут... клоун... Обрывки мыслей в голове. В отличие от итанийца, Роман не играл. Он задыхался, ловя воздух ртом, почти повиснув в объятиях ненавистного выблюдка, не понимающего, что со смертью не играют. Смерть – не игра. Белобрысому шуту предстояло постичь. Свобода или смерть – девиз Ромейна.
Роман коснулся источника, замедляя время второй раз, лишая глумящегося противника преимущества в скорости. Объятия пошли на пользу, дав необходимую передышку, возможность накопить силы. Он обязательно скажет за них спасибо. Как-нибудь в другой раз. А сейчас... пора сказать Итании «до свидания».
Артани атаковал резко, переходя из состояния «обморок» в режим берсерка. Он проигрывал в технике, уступал в скорости, но «обмен» дал возможность выровнять шансы. Роман не упустил и сотой доли из отпущенного. Нанося скоростные, наполненные пульсарами удары, граф без остановки жёг магию, понимая, что сейчас нет смысла беречь резерв, думать о последствиях. Всё или ничего!
С безумной неудержимой страстью он набросился на врага, вгоняя кулаки в грудь, живот, перепуганное лицо. Кто-то из девушек визжал, не переставая, визжал давно. Люди бегали, кто-то звал на помощь, кто-то продолжал смотреть, но расстояние значительно расширилось – на площадке остались только они и поверженные тела. Со всех сторон неслись медики и старшие студиозы.
Время... время... время. Стремительные секунды. Артани поймал итанийца в болевой захват, вывернул руку и, ударив под коленную чашечку, мощно приземлил лицом в булыжные плиты. Прыгнул сверху, хватая за волосы, с ненавистью ударяя лицом о камни мостовой, превращая в кашу. В замедленном движении брызнула кровь, разлетаясь алыми брызгами, текла густо. Он вздёрнул оглушённого соперника за грудки, не давая прочухаться, отбил вялый удар и влепил кулаком. Раз, второй, третий...
Голова и тело блондина безвольно мотались в его руках. При близком контакте заторможенное, замороченное восприятие итанийца не справлялось со скоростью маленького графа. Роман встряхнул врага, замахнулся... и в тот же миг время вернулось в своё русло.
Он скорчился от жуткой боли, получив коленом под дых. Теряя сознание, оглушённый блондин продолжал яростно сопротивляться, желая утянуть выродка за собой в тёмный омут, за грань, где они, не сумев остановиться, рвали друг друга лютыми псами.
Роман вцепился в чужую шею, пытаясь раздавить кадык. Итаниец хрипел и бил по ушам, силясь отодрать графа, но в этот момент невидимая мощная сила обрушилась сверху. Отшвырнула противников друг от друга и, словно нашкодивших щенков, прижала к земле.
Роман попытался встать, но не мог и мизинцем шевельнуть. Он и итаниец застыли на коленях, уткнувшись лбом в землю, не в состоянии вздохнуть. А между ними возвышался сухонький невысокий старик в сером одеянии верховного служителя. От незнакомца веяло силой. Аура магии ощущалась очень древней и мощной.
Он был стар. Седые волосы клочками топорщились в разные стороны, а выцветшие глаза из-под кустистых бровей метали молнии. На площадь словно начал наползать невидимый гнетущий туман, парализующий волю и чувства, заставивший кричащих присутствующих умолкнуть разом, подчиниться неслышному приказу.
Напряжение сделалось невыносимым. Вокруг стояла гробовая тишина. Замер даже фонтан, до этого журчавший в воздухе. Застыло всё. Вокруг поверженных образовалась мертвая зона. Медики в зелёной униформе – зелёный цвет целителей – приводили пострадавших в чувство, дежурных магов унесли на носилках. Артани похолодел от ужаса, начиная понимать масштаб содеянного. Разгорячённые схваткой и ненавистью, они забыли, где находятся, ради чего пришли.