Фэллон появляется в дверях в мгновении ока.
- Что?! - кричит она. - Он её брат?
Я улыбаюсь.
- Попалась.
Она в ответ закатывает глаза и вновь исчезает в ванной. Я заставляю себя остановиться и убираю книгу в сторону. Оглядываю комнату, и замечаю, что она выглядит уже иначе, чем час назад, когда я был здесь. Фэллон убрала все фотографии с тумбочки, а я даже не успел рассмотреть их ранее. Шкаф почти пуст, не считая нескольких коробок на полу.
Когда я пришел, заметил, что Фэллон всё ещё в платье. Я очень надеялся, что она не передумает и не упакует его прежде, чем у меня будет возможность вмешаться.
Краем глаза я замечаю движение в комнате, и перевожу взгляд в сторону ванной комнаты. Фэллон стоит в дверях.
Сначала я смотрю на платье, и мысленно аплодирую себе за выбор. Оно в достаточной мере открывает её декольте, чему я очень рад, но сомневаюсь, что смогу надолго оторвать взгляд от её лица, чтобы посмотреть на вырез.
Не могу сказать, что именно в ней изменилось, потому что она даже не накрасилась. Но каким-то образом Фэллон выглядит даже прекраснее, чем прежде. И я очень рад, что попросил её собрать волосы. Я встаю и подхожу к ней. Поднимаю руки на дверной косяк над её головой и улыбаюсь.
- Чертовски красивая, - шепчу я.
Она улыбается и качает головой.
- Я чувствую себя глупо.
- Я едва тебя знаю, поэтому не буду спорить об уровне твоего интеллекта, ведь ты можешь быть глупой как камень. Но, по крайней мере, ты симпатичная.
Фэллон смеётся и на мгновение задерживает взгляд на моих глазах, а потом на губах, и, Боже, я хочу поцеловать её. Я так сильно хочу поцеловать её, что это причиняет боль, поэтому с моего лица исчезает улыбка.
- Что случилось?
Я корчусь и крепче сжимаю дверную раму.
- Я очень, очень хочу тебя поцеловать и делаю всё, что в моих силах, чтобы не сорваться.
Фэллон в недоумении отклоняет голову назад и хмуриться.
- Ты всегда выглядишь так, будто тебя тошнит, когда хочешь поцеловать девушку?
Качаю головой.
- До тебя такого не было.
Она фыркает и проталкивается мимо меня. Это не то, что я хотел сказать.
- Я не имел в виду, что от мысли поцеловать тебя, меня тошнит. Я имел в виду, что хочу поцеловать тебя так сильно, что аж живот скручивает. Ну, это как синие яйца, только вместо яиц, живот.
Фэллон начинает смеяться и накрывает лоб двумя руками.
- Что мне с тобой делать, Писатель Бен?
- Ты можешь поцеловать меня, и мне станет легче.
Она качает головой и идёт к своей кровати.
- Ни за что, - Фэллон садится на кровать и берет книгу, которую я недавно читал. - Я прочитала много романов, так что я знаю, когда будет подходящий момент. И если мы собираемся поцеловаться, это должно быть, как в книге. А после того, как ты меня поцелуешь, я хочу, чтобы ты забыл об этой Абите, о которой постоянно говоришь.
Я подхожу к другой стороне кровати и ложусь рядом. Поворачиваюсь на бок и приподнимаюсь на локте.
- Кто такая Абита?
Фэллон улыбается мне.
- Вот так-то. Отныне, когда ты будешь знакомиться с девушками, тебе лучше сравнивать их со мной, а не с ней.
- Использовать тебя как стандарт совершенно нечестно по отношению к остальной части женского населения.
Она закатывает глаза, предполагая, что я опять шучу. Но, по правде говоря, идея сравнивать кого-то с Фэллон просто нелепа. Она несравненна. И это хреново, что я провел с ней только пару часов и уже понял это. Я почти мечтаю о том, чтобы мы вообще никогда не встречались. Потому что у меня не бывает девушек, и она переезжает в Нью-Йорк, и нам только восемнадцать лет, и еще так… много… всего.
Я смотрю в потолок и гадаю, что будет дальше. Как, черт возьми, мне сказать ей сегодня просто прощай, зная, что никогда больше не смогу поговорить с ней снова. Накрываю глаза руками и жалею, что зашел сегодня в этот ресторан. Люди не могут скучать по тому, кого они не знают.
- Ты всё ещё думаешь о поцелуе со мной?
Откидываю голову на подушку и смотрю на Фэллон.
- Я пошёл дальше поцелуев. Выходи за меня замуж.
Фэллон смеётся и ложится лицом ко мне. С легкой улыбкой на лице, она поднимает руку и прижимает свою ладонь к моей шее.
У меня перехватывает дыхание.
- Ты побрился, - говорит Фэллон, проводя большим пальцем по моему подбородку.
Как можно улыбаться, когда она вот так ко мне прикасается? После сегодняшнего вечера я больше никогда не смогу почувствовать нечто подобное, и в этом нет ничего хорошего. Это чертовски жестоко.
- Ты дашь мне свой номер телефона, если я попрошу?
- Нет, - отказывает Фэллон почти сразу же.
Я сжимаю губы и жду её объяснений, но она молчит. Она лишь продолжает водить своим пальцем по моему подбородку.
- Электронный адрес?
Она качает головой.
- Может у тебя есть хотя бы пейджер? Факс?
Фэллон смеётся, и так приятно слышать её смех. Воздух кажется слишком тяжёлым.
- Мне не нужен парень, Бен.
- Ты расстаешься со мной?
Она закатывает глаза.
- Ты знаешь, что я имею в виду, - она убирает руку с моего лица, и кладёт её на кровать между нами. - Нам только восемнадцать. Я переезжаю в Нью-Йорк. Мы едва знаем друг друга. И я обещала своей маме, что не полюблю никого, пока мне не исполнится двадцать три.
Согласен, согласен, согласен, и… что?
- Почему именно двадцать три?
- Моя мама считает, что большинство людей только к двадцати трем годам понимают, кто они по жизни. Поэтому я хочу быть уверена, что знаю, кто я и чего хочу, до того, как полюблю кого-то. Потому что влюбиться легко, Бен. Сложнее, когда хочешь разлюбить.
Это имеет смысл. Если ты железный человек.
- Ты действительно думаешь, что сможешь контролировать свои чувства, и не влюбиться?
- Полюбить кого-то может быть и неосознанным решением, но можно уберечь себя от ситуаций, которые приводят к этому чувству. Если я встречу кого-то, в кого смогу влюбиться… я просто сведу на нет наше общение, пока не пойму, что готова к любви.
Ого. Она как мини-Сократ, с этими её жизненными советами. Чувствую, что должен записать их. Или поспорить с ней.
Честно говоря, я испытываю облегчение от её слов, потому что я боялся, что она напоит меня, зацелует, и к концу вечера начнет убеждать, что мы родственные души. Потому что Господь свидетель, если Фэллон попросит, я наброшусь на неё, зная, что это последнее что я должен сделать. Парни не говорят “нет” таким девушкам, как она, независимо от того насколько сильно они пытаются избегать отношений. Как только парни видят грудь в паре с хорошим чувством юмора, они думают, что нашли гребанный святой Грааль.
Но пять лет кажутся вечностью. Я больше чем уверен, Фэллон даже не вспомнит сегодняшний вечер через пять лет.
- Можешь сделать мне одолжение и найти меня, когда тебе исполнится двадцать три?
Она смеётся.
- Бентон Джеймс Кесслер, через пять лет ты будешь очень знаменитым писателем, чтобы помнить меня.
- Или, может быть, ты будешь очень известной актрисой, чтобы помнить меня.
Фэллон не отвечает. На самом деле, что-то в моём комментарии расстраивает её.
Мы застываем на кровати лицом друг к другу. Даже со шрамами и очевидной грустью в глазах, Фэллон остаётся одной из самых красивых девушек, которых я когда-либо встречал. Её губы кажутся такими мягкими и манящими, и я пытаюсь игнорировать узел в своём животе, но каждый раз, когда я смотрю на её рот, интенсивность попыток сдерживать себя превращается в гримасу. Мы лежим так близко, и я стараюсь не представлять, что я почувствую, если поддамся вперед и поцелую её. Я реально мечтаю, чтобы каким-то чудом, я сейчас смог прочитать все любовные романы, которые были когда-либо написаны. Потому что... что, чёрт возьми, может сделать поцелуй соответствующим книге? Мне нужно узнать, как это сделать.
Фэллон лежит на правом боку, и платье обнажает большую часть её кожи. Я вижу, откуда начинаются её шрамы - прямо от запястья идут вдоль всей руки и шеи, проходя через щёку. Я прикасаюсь к её лицу, точно так же, как она прикасалась к моему. Чувствую, как она вздрагивает под моей ладонью, потому что я касаюсь той её части, которую она даже показывать мне не хотела несколько часов назад. Я провожу большим пальцем вдоль её щеки, затем опускаю руку вниз к шее. Она полностью напряжена из-за моих прикосновений.
- Тебе не нравится?
Её глаза вспыхивают и встречаются с моими.
- Я не знаю, - шепчет Фэллон.
Интересно, я единственный кто прикасался к её шрамам? Однажды я тоже сильно обжегся, когда учился готовить, поэтому знаю, каково это, когда заживают ожоги. Но её шрамы намного глубже, чем поверхностный ожог. На ощупь её кожа кажется гораздо мягче обычной. Более хрупкой. И от этих приятных ощущений под своими пальцами, я не могу остановиться. Мне хочется гладить её бесконечно.
И Фэллон позволяет мне это. В течение нескольких минут ни один из нас не произносит ни слова, пока я продолжаю скользить пальцами по её руке и шее. Её глаза увлажняются, будто она хочет заплакать. Может ей все-таки не нравится? Я понимаю, почему она может быть так смущена, но по какой-то извращённой причине, прямо сейчас мне с ней гораздо комфортнее, чем за весь день.
- Я должен чувствовать ненависть за это, - шепчу я, проводя пальцами по шрамам на её предплечье. - Я должен злиться за это, потому что пережить подобное, это мучительно больно. Но по какой-то причине, когда я прикасаюсь к тебе… мне нравится как ощущается твоя кожа.
Я не был уверен, как Фэллон воспримет слова, которые только что вырвались из моего рта. Но это правда. Внезапно я почувствовал благодарность этим шрамам… потому что они являются напоминанием того, что всё могло быть ещё хуже. Она могла погибнуть в этом пожаре, и её не было бы сейчас рядом со мной.
Я опускаю руку на её плечо, провожу по руке, и поднимаю обратно. Когда наши взгляды встречаются, я вижу на ее щеке след от слезы.
- Единственное, о чем я всегда стараюсь себе напоминать, это то, что у каждого человека есть шрамы, - тихо признается Фэллон. – И многие из них ужаснее моих. Разница лишь в том, что мои шрамы можно увидеть, а большинства людей нет.
Я не говорю ей, что она права. И я не говорю ей, что мне остается лишь мечтать быть внутри таким же красивым, как она снаружи.
Фэллон
- Чёрт. Фэллон! Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт, чёрт, - я слышу Бена, который ругается как моряк, но не понимаю, почему. Чувствую его руки на своих плечах.
- Чёрт возьми, Фэллон, просыпайся!
Я открываю глаза. Он сидит на кровати, запустив руку в волосы, и выглядит злым. Я сажусь на кровати и протираю глаза ото сна.
Сон.
Мы уснули?
Смотрю на свои часы. Время восемь пятнадцать. Приглядываюсь, приближая часы к лицу. Это не может быть правдой.
Но это так. Сейчас восемь пятнадцать.
- Чёрт, - выдыхаю я.
- Мы пропустили ужин, - раздраженно произносит Бен.
- Я знаю.
- Мы проспали два часа.
- Да, я знаю.
- Мы потеряли два чёртовых часа, Фэллон.
Бен выглядит очень расстроенным. Милым, но расстроенным.
- Прости.
- Что? Нет. Не извиняйся. Это не твоя вина. - Бен в замешательстве смотрит на меня.
- Прошлой ночью я спала всего три часа, - оправдываюсь я. - Весь день была уставшей.
- Да, я тоже не выспался прошлой ночью, - говорит он, расстроено вздыхая, и падает на кровать. - Во сколько у тебя рейс?
- В половине двенадцатого.
- Сегодня?
- Да.
- То есть через три часа? - я киваю.
Бен стонет и трет лицо руками.
- Чёрт, - снова ругается он. - Это означает, что тебе уже нужно выезжать, - его руки опускаются на бедра, и он смотрит на пол. - И это означает, что я должен уйти.
Я не хочу, чтобы Бен уходил, но нужно, чтобы он ушёл. Мне не нравится это чувство паники, которое зарождается в моей груди. Мне не нравятся слова, которые я хочу ему сказать. Я хочу сказать, что передумала, и он может записать мой номер телефона. Но если я оставлю свой номер, то буду разговаривать с ним. Всё время. И я буду отвлекаться на него, на каждое его сообщение, на каждый звонок, а потом мы будем всё время созваниваться по скайпу. И не успею я опомниться, как уже не буду «Фэллон- Переломщицей». Я буду «Фэллон-Подружкой».
Эта мысль должна вызывать больше отвращения, чем происходит на самом деле.
- Мне следует уйти, - произносит Бен. - Ты, наверное, много чего еще должна сделать, до отъезда в аэропорт.
Вообще-то нет, я уже собралась. Но я молчу.
- Ты хочешь, чтобы я ушёл?
Я вижу, что он надеется услышать нет. Но Бен должен уйти по многим причинам, прежде чем я использую его в качестве предлога, не переезжать в Нью-Йорк.
- Я провожу тебя, - мой голос стихает и становится извиняющимся. Бен не сразу реагирует на мои слова, но, в конце концов, сжимает губы в тонкую линию и кивает.
- Да, - говорит он потеряно. - Да, проводи.
Я надеваю туфли, которые приготовила для похода на ужин. Ни один из нас не говорит ни слова, пока мы идём к двери. Бен открывает её и выходит из комнаты первым, поэтому я следую за ним. Я смотрю ему в спину, пока он идет по коридору, крепко сжимая шею рукой, и я ненавижу, что он расстроен. Ненавижу, что я расстроена. Ненавижу, что мы уснули и потратили впустую наши последние два часа.
Мы почти доходим до гостиной, когда Бен останавливается и оборачивается. Он выглядит так, будто у него что-то болит. Я стою на месте и жду, когда он заговорит.
- Может получиться хуже, чем в книге, но я должен это сделать, - Бен делает два быстрых шага ко мне, и его руки оказываются в моих волосах, а губы на моих губах. Я ахаю от неожиданности и хватаю его за плечи, но тут же делаю шаг навстречу и обхватываю руками его шею.
Бен прижимает меня к стене, а его руки, грудь и губы жадно прижимаются к моим. Он держит моё лицо, будто боится отпустить, а я пытаюсь дышать, потому что прошло очень много времени, с тех пор как я кого-то целовала. Думаю, что могла забыть, как это делается. Он отстраняется, как мне кажется, надолго, чтобы вдохнуть, а затем возвращается и … его руки, и… ноги, и … язык.
Боже мой, его язык.
Прошло два года с тех пор, как чей-то язык был у меня во рту, поэтому мне кажется, что я должна быть чуть менее решительной. Но в ту секунду, когда Бен скользит языком по моим губам, я немедленно раскрываю их и углубляю наш поцелуй. Мягкий. Завораживающий. Его рот в сочетании с руками, которые скользят по моим рукам, это всё слишком. Так много. В хорошем смысле. Так хорошо. Я тихо постанываю.
Как только с моих губ срывается стон, Бен сильнее прижимает меня к стене. Его левая рука ласкает мою щёку, в то время как правая обнимает за талию, и сильнее прижимает к его телу.
Я закончила сборы. Бен не должен уходить прямо сейчас.
Ведь так?
Он действительно не должен уезжать. Секс способствует выбросу эндорфинов, а эндорфины помогают людям дольше бодрствовать, так что секс с Беном на самом деле может быть полезным перед вылетом. За все свои восемнадцать лет у меня никогда не было секса, вообразите, сколько будет эндорфинов. Мы могли бы заняться сексом до моего отлета, и мне не придется спать весь день. Представьте, какой я буду продуктивной, когда окажусь в Нью-Йорке?
О, мой Бог, я тяну его назад в свою комнату. Если он вернётся в мою комнату со мной, то я уже не смогу отказать ему. Действительно ли я хочу заняться сексом с кем-то, кого больше никогда не увижу?
Я сумасшедшая. Я не могу заняться с ним сексом. У меня даже нет презервативов.
Теперь я толкаю Бена обратно в коридор, подальше от своей спальни.
Боже, он, наверное, думает, что я сумасшедшая.
Он снова прижимает меня к стене и ведёт себя так, будто последних десяти секунд нерешительности никогда не было.
У меня кружится голова. Я так ошеломлена, мне так хорошо, моя мама сумасшедшая. Глупо, безумно, абсурдно, и она не права. Зачем девушке пытаться найти себя и делать себя счастливой самой, если парень справится с этим гораздо лучше? Хорошо, теперь я становлюсь глупой. Но Бен заставляет меня чувствовать себя сейчас очень хорошо.
Он издает стон, и я боюсь потерять это чувство. Мои руки в его волосах, а его рот на моей шее.
Прикоснись к моей груди Бен.