— Лежи спокойно, я не закончил.
Она открывает один глаз, но только на щелочку.
— Не закончил что?
— Считать твои веснушки.
— О, боже! — она закрывает лицо рукой. — Еще одна нежелательная моя черта.
Я поднимаю ее руку и целую веснушчатый нос, щеки, а затем ее полные вкусные губы. Должен поправить свой стояк, потому что она так чертовски сексуальна, что я даже не могу подумать о ней, чтобы мой член не стоял в полной готовности.
— Вивьен, клянусь, я сделаю целью своей жизни доказать тебе, что твоя яркость затмевает солнце.
Она проводит ладонями по моему лицу.
— Я тебя не заслуживаю.
Я целую её и встаю, медленно отпуская её руку.
— Ты права. Ты заслуживаешь лучшего.
***
— Она мне нравится, — пыхтит отец, когда загребает воду веслами.
— Мне она тоже нравится, — я прилагаю все свои усилия, вытягивая ноги и напрягая руки. — Может, даже слишком сильно.
— А это проблема?
— Она так молода и ничего обо мне не знает, — я говорю слова сквозь сжатые зубы, когда ручейки пота стекают вниз по моему лицу.
— Что ты о ней знаешь?
— Она очень умна, у нее безупречная трудовая этика. Она хочет покорить мир, хотя и не претенциозна, — я делаю еще один тяжелый вдох. — Она добра в своей детской невинности и семьдесят пять процентов ее спины покрыто шрамами от ожогов третьей степени, которые скрыты под татуировкой.
Мой папа останавливается и смотрит на меня.
— Я видел часть татуировки возле шеи и плеча, но волосы закрывали большую часть. Я понятия не имел…
Я качаю головой.
— Она упала в костер. Боже, папа, это пугает ее больше, чем кого-либо другого.
Он кивает.
— Ты знаком с ее родителями?
— Нет, конечно, как ты знаешь, они здесь не живут, и я не знаю, готов ли быть тем человеком в ее жизни, которого она пригласит домой.
— Ты, возможно, прав, или, возможно, тебе нужно быть немного пожестче по отношению к себе. Но она заслуживает знать правду, сынок. Хоть ты и не хочешь распространяться об этом, но это не изменит случившегося, и все секреты откроются однажды.
Я делаю глоток воды и вздыхаю.
— Да, я знаю.
***
Я не думаю, что мы принимаем осознанные решения относительно того, какие образы выжигаются в нашем сознании. Некоторые из моих будут преследовать меня всегда, но лишь один я заберу с собой в могилу и сохраню для следующей жизни.
— Эй, Оли.
Длинные голые ноги, выглядывающие из одной из моих футболок «Гарвард Кримсон»[39], растянулись на моем диване, скрестившись в области лодыжек. Копна черных волос собрана в запутанный пучок на ее голове, на ней надеты очки в толстой черной оправе, когда она читает газету — реальную газету. Именно этот образ непослушной школьницы и будет сохранен.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, хватая стакан воды и не отрывая от нее глаз. Я бы и не смог, даже если бы хотел.
— Читаю газету, особенно раздел посвященный бизнесу. А на что похоже то, что я делаю? — она перегибает газету и смотрит на меня поверх оправы очков.
— Где ты взяла газету? Ты знаешь, что можешь получить всю информацию в интернете сейчас, — я выпиваю воду до дна, вытирая рот тыльной стороной руки.
— Я взяла газету у себя дома. Я делаю подписку. И, да, я в курсе, что эта информация есть онлайн, — она подносит газету к носу и нюхает. — Ох, но этот запах. Ты не можешь услышать его онлайн. Я люблю запах газет и книг. Редко пользуюсь своим Киндл. Кроме того, они напоминают мне о моих бабушке и дедушке. Они раньше жили рядом с нами, и я останавливалась у них дома по дороге в школу. Моя бабушка наливала мне апельсиновый сок, в один из тех маленьких стаканчиков для сока с цветочками на внешней стороне, я попивала его и наблюдала, как они с дедушкой пили свой кофе и читали газету. Она все еще пахнет точно так же.
Прямо сейчас во мне борются два противоречия. Мне следовало бы почувствовать непреодолимое желание поделиться одним из моих детских воспоминаний. Но я парень… когда она выглядит так, как сейчас на моем диване, единственное непреодолимое желание, которое я испытываю — это перегнуть ее через спинку дивана и заставить кричать в экстазе. И я этим не горжусь.
Я подхожу ближе.
— Очки, да?
— Мне они нужны только для чтения, иначе у меня будет болеть голова, — Вивьен кивает.
Я поднимаю подол футболки, которую она надела. Без белья, снова!
— Ты была так одета, когда ходила домой?
Она снова смотрит на меня поверх очков.
— Да, а что?
Боже! Соседи должны обожать ее. Я качаю головой, поднимаю глаза к потолку и вздыхаю.
— Ничего, я иду в душ.
Очень холодный душ!
***
— Я собираюсь домой принять душ и одеться, — кричит Вивьен в ванную, когда я в душе.
— Это было прекрасное утро на воде. Нам нужно поплавать на лодке, — я перекрикиваю шум воды.
— Поплавать на лодке? — говорит она с неуверенность в голосе.
— Да, у моих родителей есть лодка. Мы можем взять ее, возьмем собой какую-нибудь еду, проведем там день.
— Эм…
— Я не приму «нет» в качестве ответа. Иди и захвати свой купальник, собери сумку, возьми солнцезащитный крем и что там тебе еще нужно.
Я намыливаю волосы и жду ответа, но не слышу ничего. Может, она уже ушла. Высовывая голову, вижу, как она стоит, облокотившись на дверной косяк, кусая нижнюю губу, опустив вниз глаза.
— Что не так?
— Ничего… Ну, у меня нет купальника. Все они дома у родителей. Я просто надену сарафан или шорты и майку на тонких бретелях.
— У тебя нет купальника?
Вивьен качает головой.
— Как такое может быть, что у тебя нет…
Ее взгляд нерешителен, и я физически ощущаю боль, которую она излучает.
— В таком случае, прими душ, оденься, и я буду готов забрать тебя через час.
Она глядит на меня украдкой.
— Никаких вопросов, просто иди, — я подмигиваю ей и улыбаюсь.
Ее плечи тяжело опускаются, и она кивает несколько раз, перед тем как развернуться и выйти, как заблудившийся ребенок. Я хочу побежать за ней, обнять и выжать всю болезненную неуверенность с ее тела, но я не делаю этого. Интригующие подробности ее неуверенности в себе, которые спрятаны под поверхностью, не могут быть разгаданы за один день. Я знаю об этом, но это не остановит меня от попытки.
***
— Куда мы направляемся? — спрашивает Вивьен, когда мы поворачиваем на Солджерс Филд роуд[40].
— За покупками.
— Какими?
Я смотрю на нее искоса и усмехаюсь.
— Предметами первой необходимости.
— В Кембридже больше одного «7-Eleven».
— Не совсем то, что нам нужно. — Моя правая рука лежит на ее голом бедре.
— Нам?
— Да, нам.
Вивьен качает головой и смотрит в боковое окно со своей стороны. Каким-то чудом я нахожу парковочное место и ставлю свою машину между двумя SUV.
— Ньюбэри-стрит[41]? Надеюсь, ты взял с собой свою черную карту[42]
— Смешно слышать это от девушки, которая, вероятно, однажды будет владеть Ньюбэри-стрит.
Вивьен открывает свою дверь до того, как я успеваю выйти.
— Уолл-стрит, Оли, а не Ньюбери, — усмехается она и выпрыгивает из машины.
Мы надеваем наши солнцезащитные очки, я беру ее за руку, и мы идем по тротуару, оглядывая многоэтажные торговые центры и бутики.
— Почему ты называешь меня Оли?
— Это сокращенно от «Оливер», разве больше никто тебя так не называет?
— Нет, с тех пор как я был ребенком.
Она поднимает на меня взгляд.
— Тебе не нравится?
— Не нравилось пока…
— Пока что?
Не могу утаить усмешку. Она останавливается и поворачивается лицом ко мне.
— Скажи мне.
Наклоняясь, я провожу своими губами по ее.
— Пока ты не умоляла меня прошлой ночью «Оли… пожалуйста!».
Она краснеет и толкает меня в грудь.
— Придурок. Как тебе нравится такое? Это твое новое имя, потому что ты смеешься надо мной.
Я кладу ладонь ей на затылок и притягиваю к себе, пробуя на вкус каждый дюйм ее рта, пока ее тело не тает от моих прикосновений. Я уверен, что люди глазеют на нас, но мне наплевать.
— Я не смеюсь над тобой, — шепчу я, когда она растирает губы между собой. — Теперь давай купим то, что нам надо, и доберемся до воды.
Глава 10
Я могла полюбить тебя
Вивьен
— Я это не надену, — кричу я из примерочной.
— Дай я посмотрю, — хохочет Оливер, сидя на лавке снаружи.
— Нет. Скажи продавцу, пусть принесет мне цельный купальник с неглубоким вырезом на спине.
— Вивьен, тебе двадцать один, а не пятьдесят. Ты не получишь цельный купальник. Я единственный, кто будет тебя видеть в нем.
— Оли — Оливер, он не прикрывает…
Он открывает дверь и проскальзывает ко мне в примерочную.
— Убирайся! — я стараюсь прикрыться.
Он ухмыляется.
— Для тебя — Оли, и я уже видел тебя голой. Что ты пытаешься спрятать от меня?
Я фукаю, испуская вздох, и опускаю руки по бокам. Его чарующие глаза поглощают мое тело, когда он высовывает язык, чтобы облизать губы.
— Повернись.
Я качаю головой.
Он склоняет голову набок.
— Действительно?
— Хорошо! — я разворачиваюсь.
Он убирает мои волосы со спины и целует меня в шею, пока мы смотрим друг на друга в зеркало.
— Заманчивая, увлекательная, божественная, завораживающая, элегантная, изысканная, сияющая, восхитительная ... потрясающая, — шепчет он.
— О чем ты говоришь? — я закатываю глаза.
— О тебе. В том случае, если ты устала от того, что я называю тебя красивой. У меня есть, по крайней мере, еще сто определений. Я могу продолжить.
Я смотрю на простое белое бикини, которое выбрал Оливер. Оно едва закрывает мои наиболее интимные части тела, не говоря уже о моей спине. Но по какой-то причине, я хочу угодить ему сегодня.
— Я беру его. Теперь убирайся отсюда.
Оливер загорается, как фейерверки четвертого июля[43]. Одновременно он тянет за веревочки на моих бедрах, позволяя материалу упасть на пол. Я приподнимаю бровь.
— Просто пробую… на будущее, — он ухмыляется. — Я одобряю.
— Извращенец.
— Пока еще нет, — он тянет за веревочки на верхней части, обнажая мою грудь. — Теперь — да, — он подмигивает. — Увидимся через несколько минут.
Он выглядит слишком довольным собой, когда я выхожу из примерочной.
— Вот, — он протягивает руку, когда я выхожу с тонким материалом.
— Ты не покупаешь его.
— Да, покупаю.
— Хотели бы вы, чтобы я положила его к остальным вещам? — спрашивает продавец.
— Остальным вещам?
— Да, мисс. Джентльмен купил также кое-какое нижнее белье для вас.
Я посылаю Оливеру смертельный взгляд, прищурившись.
— Трусики? Ты покупаешь мне трусики?
Он подходит к продавцу, чтобы взять мой купальник и протягивает ей свою кредитную карту. Она не черная.
— Мне не нужны трусики.
— Я не согласен, — говорит он, стоя спиной ко мне, когда подписывает чек на прилавке. Он берет сумку в одну руку, а другой берет меня за руку. — Пойдем, — он ведет меня на выход из магазина.
— Во-первых, у меня множество трусиков, во-вторых, я не надеваю их иногда, потому что это заставляет меня чувствовать себя сексуальной.
Он открывает мою дверь и ставит пакет у моих ног, после того как я сажусь. Затем наклоняется на расстоянии миллиметра от моего лица и проводит рукой вверх по моей ноге. Большой палец проникает под мои шорты. Он останавливается и качает головой, когда дотрагивается до моей обнаженной плоти, без белья.
Мое лицо искажается в притворной улыбке, и я виновато пожимаю плечами. Он прижимает большой палец к моему уже влажному центру. Мое лицо расслабляется, когда я втягиваю воздух и пытаюсь сократить расстояние между нашими губами. Он отодвигается от меня. Усмехается и продвигает палец немного выше. Я стону, когда он медленно выводит круги.
— Как ты себя чувствуешь? — шепчет он.
— Хорошо, — я хватаюсь сбоку за сиденье и позволяю голове откинуться назад.
— Как еще?
— Возбужденной, — я закрываю глаза.
— Как еще?
Я приподнимаю бедра, когда он возносит меня так высоко, что я боюсь собственной реакции на предстоящее падение.
— Оли…
Он ускоряется, прижимаясь губами к моей шее, и когда его зубы царапают мою чувствительную кожу, я сдаюсь.
— Как. Еще? — шепчет он мне на ухо, когда ослепительные ощущения проходят сквозь меня.
— Сексуальной… Я чувствую себя… сексуальной, — я пытаюсь поймать дыхание, в то время как моя голова все еще кружится.
Он жестко целует меня, а затем закрывает дверь.
Я ненавижу, что не могу себя контролировать, чтобы отказать ему в предоставлении мне оргазма на стоянке с открытыми дверями на людной улице. Сейчас у него до смешного самодовольная усмешка, пока он вливается в поток уличного движения.
— Какова была цель этого всего? — я нарушаю тишину.
— Я хотел доказать, что это я заставляю тебя чувствовать себя сексуальной. Теперь, когда ты это знаешь, ты можешь начать носить белье.
— Какое это имеет значение, если никто больше не может видеть, что на мне нет белья?
— Во-первых, некоторые из платьев, которые ты носишь, ужасно короткие. Во-вторых, я знаю, что на тебе нет белья, а мне не нравится ходить, приветствуя всех прохожих стояком.
— Приветствуя?
Он смотрит на меня взглядом «ты знаешь, что я имею в виду».
— Как хочешь, просто ты странный.
— Я парень.
— Я так и сказала. Ты странный.
***
— Можешь поверить, что я никогда не видела Бостон с залива, вот так? — говорю я, сидя у него на коленях, когда мы отплываем все дальше от берега. На мне надето бикини, а на нем — шорты для плаванья.
— Ты серьезно?
— Знаю, это сумасшествие. Существует множество экскурсий по воде, даже наблюдение за китами, но я никогда не ездила. Я даже никогда не была дальше аэропорта.
Он зарывается лицом мне в волосы и целует в затылок.
— И что ты думаешь?
Я смеюсь.
— Это удивительно. Когда ты думаешь о земле, которая была создана искусственно, и обо всех тех зданиях, которые стоят на том месте, где раньше была вода… это невероятно.
— Я думаю, ты невероятная, — он целует мое плечо, прижимая меня крепче.
— Я думаю, ты жил здесь так долго, что принимаешь все это как должное.
Он скользит рукой по моему животу к груди, проникая пальцами под купальник.
— Я думаю, нам нужно выбросить якорь и спуститься вниз.
— Оли… — мое дыхание сбивается, когда он накрывает мою грудь.
— Не могу дождаться. Ты в моей футболке и тех сексуальных очках сегодня утром, а теперь это бикини… Боже, я умираю, Вивьен.
— Как много женщин наблюдало этот вид с тобой?
Его тело замирает. Мы покачиваемся на океанских волнах.
— Это имеет значение? — его рука покидает мою грудь и возвращается к талии.
— Конечно же нет. Это ничего не меняет. Мне просто любопытно.
Мне двадцать один год и во мне столько неуверенности, что можно потопить эту лодку, но, все же, я слишком умна, чтобы думать, что это то, чем мы должны делиться, но я слишком молода, чтобы не сгорать от любопытства.
— Не могу точно сказать. Это не моя лодка, поэтому я был здесь с друзьями моих родителей и друзьями Ченса…
— Это не то, что я имею в виду.
Он оставляет лодку на холостом ходу на неспокойной воде.
— Тогда что ты имеешь в виду? — он встает, заставляя меня слезть с его колен. Поднимая крышку кулера, берет пиво. Стоя спиной ко мне, делает глоток и смотрит на бездну соленой воды.
Я сажусь и жду. Я больше ничего не могу делать. Я вижу тот один процент Оливера, который поглощен чем-то другим — чем-то, что пугает меня. Это тот ад злости, в который он падает иногда, но, я думаю, что он пропитан болью. Я вижу это в его глазах, как тем вечером, когда он разбил телефон. Мужчина, который плакал в своей комнате — это Оливер, которого я не знаю. Где мы сейчас находимся и куда мы сможем двигаться отсюда, если он не покажет мне свои шрамы — обнажит свою душу мне?