Как только становилось известно, что Аллегрова приезжает в Петербург на концерт, Абрамка тут же подрывался в театральные кассы и отхватывал себе за любые деньги вип-места. Потом наступали долгие, томительные месяцы в ожидании выступления дивы. А непосредственно перед концертом Абрамка облачался в свой лучший костюм, обливался с ног до головы на удивление приятным парфюмом и покупал огромный советский веник из белых или кремовых роз, перед вручением которого дергался, как малолетка на первом свидании.
На эти приезды певицы мы с Китом, как и все в клубе, молились, и сами по-детски радовались, когда видели афиши, потому что Абрамке на долгое время становилось не до заведения. Мне даже казалось, что хозяин (несмотря на его ориентацию и возраст) совсем как-то по-юношески и болезненно влюблен в поп-диву и не хочет себе в этом признаваться.
Однажды, когда он зарулился в клуб после концерта в особо благодушном настроении и долго, почти до утра гужевался над длинным автографом певицы, которой она милостиво ему дала, я все-таки рискнул:
— Абрам Рубенович, касса за ночь… И можно личный вопрос?
— А? — поднял он на меня невидящие глаза.
— Ну, вот смотрите. Вы говорите, у вас связи, деньги… Может, использовали бы их и познакомились с ней лично? А вдруг бы и вышло чего? Вы мужчина, она женщина. Столько лет ухаживаете, цветы дарите, ни один концерт ее не попустили… Я к тому, что как би, Вас прекрасно понимаю.
— Идиот ты малолетний, Слава, — усмехнулся Абрамка, сгреб деньги, даже не пересчитывая их, кинул неожиданные премиальные баксы, — она не просто земная женщина для меня. Она, понимаешь, Легенда.
— И?
— Легенду невозможно оттрахать. Иначе она ею просто перестанет быть. А найти новую знаешь, как сложно? У нас у каждого должна оставаться своя Легенда. Потом вырастешь, поймешь. Вали уже.
Смысл слов Абрамки дошел до меня только через много лет. А тогда я просто порадовался лишним деньгам, заработанным без особых усилий.
— Господа, — выдохнул конферансье в микрофон всем так хорошо знакомым, хрипловато-низким голосом певицы, который всегда успешно имитировал. — Наша ночь еще не закончена. Специально для самого главного человека здесь я лично приехала в клуб, чтобы спеть вам пару песен. Абрам Рубенович, Вам посвящается!
И тут же Рудик завыл под фонограмму одну из любимых песен Абрамки, а самого хозяина и нас с ним рядом высветил мощный поток света. От неожиданности Владик выронил сигарету и стопку, а мы с Китом принялись, как и весь высыпавший в зал персонал, отбивать ладони в аплодисментах владельцу клуба.
— Цыц! — рявкнул на нас Абрамка. — Дайте послушать уже. А ты, Кит, рысью за водкой и закусью. А то хуй ли у меня даже охранник красиво гуляет, а я, как хозяин, не могу себе позволить. А давайте мы всем клубом бухнем. Мы ж тут одна большая, крепкая семья. Все друг друга знают, все друг с другом жили. Владик, ты с нами? Сидеть, я сказал, на заднице ровно. Привыкать. Кто ты по званию? Номер военного билета, паспорт! Быстро!
Глава тринадцатая. Старший лейтенант запаса
Усидеть на заднице ровно в ту ночь Владику не позволила его, как выяснилось впоследствии, десятилетняя военная выучка. Она же, в зверской смеси с вырубленным в каждой извилине мозга армейским уставом, его и погубила. А я в очередной раз убедился в том, что Кит был совершенно прав, слезно и почти что на коленях, умоляя пьяного Абрама Рубеновича не «ползти» на танцпол.
— Старший лейтенант запаса П*** по вашему приказанию прибыл. Билет номер***. Выдан***, — остекленело отрапортовал охранник, подлетая со стула и вытягиваясь по струнке.
— Как стоишь перед начальством, лейтенант?! Почему важные государственные документы засунуты за погон? — дурил Абрамка, прекрасно видевший, что на Владике нет никакой формы, а тот на автомате принялся хлопать себя по плечам. А мы, с подоспевшим к столу официантом и барменом Стасиком, не выдержали и заржали в голос.
— Ой, дуршлаги. Кругом одни дуршлаги. Видишь, Владик, с каким коллективом приходится работать, — неожиданно меняя мужской командный голос на женский с придыханием, пропел Абрамка, отмахиваясь ладонью в сторону типичным жестом «уйди, противный», — Ирочка, давай нашу любимую, клубную. «Все мы бабы — стервы. Милый, Бог с тобой».
Рудик подмигнул ему, послушно подхватил, фонограмма быстро сменилась. Теперь песню конферансье сопровождал похабными жестами — большой и указательный пальцы левой руки сомкнуты в кольцо, средний правой проникает в него.
— Вольно. Садись уже, лейтенант. Побухал с бандитами, выпей и со мной. Или западло с нами, пидорасами, бухать? — опять привычным мужским голосом выдал Абрамка и снова включил женский, — Слааавик, разливай. «Каждый, кто не первый, тот у нас второй».
«Западло» охраннику было, но сказать об этом вслух означало потерять работу. Вовремя для него Абрамка снова отвлекся на сцену, на свою «Аллегрову», а Владик конкретно завис, как завирусенный комп, требующий немедленной перезагрузки и чистки. Судя по всему, таким хозяина охранник видел впервые в жизни. В обычном трезвом состоянии Абрамка редко демонстрировал на публике свои «пидовские» наклонности и для несведующих в нашем мире людей вполне сходил даже за гетеросексуала.
Охранника он нашел по каким-то своим ментовским каналам и, наверное, вот по этой самой трезвости сумел убедить в том, что специфический характер работы, за которую был готов платить большие деньги, не так уж и страшен. Мог Владик и в силу великой натуральной наивности решить, что Абрамка просто отбивает деньги на своем бизнесе, а сам «нормальный мужик, как все».
И только сейчас охранник начал догонять, на что подписался, согласившись работать в клубе. На его лице появилось такое же крайне брезгливое, раздраженное выражение, которое было, когда он впервые увидел меня в дверях клуба.
— Влааадик, морду попроще сделай и, главное, не говори ничего, может, и обойдется, яйца ж к тебе пока никто не подкатывает, — прошептал я на ухо охраннику, разливая спиртное, а тот дернулся от моих слов, как от удара током.
— Твое «пока» радует до усрачки. Пусть только попробуют. Нравится вам дуплиться с друг другом в задницы, вот и делайте, только без меня. Я не такой как вы, Слааавочка. Я здесь деньги на семью зарабатываю, понял? — также шепотом хмыкнул Владик, передразнивая меня. — А где этот придурок, из-за которого мы сейчас паримся?
Я пожал плечами. Леньки в зале действительно уже давно не наблюдалось, и куда он запропастился после танца, я понятия не имел. Про себя я решил, что на сегодня достаточно навозился с ним, и если стриптизер опять влип в какие-нибудь неприятности, то это его личные половые трудности, которые меня в его нерабочее время не колышут.
Скоро за общим столом объявился и Кит, мы пропустили еще пару стопок, и тут он привычно пригласил меня танцевать, поскольку все понимали, что терять в эту ночь уже нечего. А после наших админских танцев Абрамка всегда включал режим жесткого стеба над всеми, и настроение у него улучшалось.
Но в тот раз была и еще одна причина, по которой хитрожопый эстонец позвал меня на танцпол. По ходу пьесы он решил, во что бы то ни стало, развести Владика на гомофобство и крупно подставить перед принявшим на грудь Абрамкой, который в такие моменты становился ярым ненавистником натуралов. Кит спал и видел, как чудом выскользнувший из дерьма охранник огребает такие же люли, что и мы все, за неудачную ночь. А я решил подыграть прибалтийцу, поскольку меня тоже здорово покоробила еле сдерживаемая брезгливость Владика.
— Сладкий, можно тебя в… пару? — промурлыкал Кит, в глазах которого заплясали черти. — Абрам, ты не возражаешь?
Абрамка не возражал.
А на танцполе Кит, предварительно прожужжавший на ухо: «Обувь с носками сними, ща такая развлекуха будет», позволил мне сделать то, что я уже давно хотел. Он сам развернулся ко мне спиной и положил мою ладонь себе на затылок.
Это движение мы приметили у одной странной пары, которая иногда приходила к нам неделю за неделей, а потом исчезала на долгие месяцы, словно кто-то из партнеров уезжал из города на заработки. Ни с кем из посетителей они старались не общаться и танцевали только под какие-то свои, особые песни, но делали это так, что на них, как и на наше с Китом выступление, высыпал посмотреть весь клуб.
Движение было одновременно простым и сложным. Ведущий партнер с силой проводил одной рукой по шее, плечам и спине ведомого, заставляя максимально прогибаться, как в сексе, а второй рукой придерживал его за таз, чтобы тот не упал. Отставленная задница Кита буквально впиралась мне в пах, а этот скот еще умудрялся совершать бедрами покачивающиеся движения, словно вдалбливаясь ягодицами в меня.
Походу, у старшего админа сказывался капитальный недотрах. Напомнило это паскудное дело, усиленное выпивкой, и мне о себе. Короче, крышняк у нас с Китом тогда немножечко подотъехал, и я даже разрешил ему в последующих движениях почти раздеть себя. На старшем админе тоже оставались только джинсы, но, как говорится, раз пошла такая пьянка — режь последний огурец. Тем более, что нас обоих еще здорово развели аплодисментами.
А вот в финале танца мы неудачно (то ли после выпивки, то ли с подачи гребанного эстонца) запнулись… От неожиданно подкравшегося «ахуя» я не успел поймать Кита, и сам рухнул подкошенным дубом прямо на уже раскорячившегося подо мной старшего админа.
Аплодисменты сменились на улюлюканье, а также издевательские предложения помочь с выбором позы получше. Короче, когда мы с Китом подошли к столику, Абрамка, Стасик и вся компания, икая и отпуская сальные шуточки, ржали до слез, и только Владик смотрел на нас так, как будто мы только что публично занимались сексом, что, в общем где-то было недалеко от истины. Вернулись снова в клуб и бандосы, они тоже гоготали. И только Леньки по-прежнему не было видно.
Прохрюкавшись от души, Абрамка наконец-то и заприметил стеклянный взгляд охранника.
— Владик, а ты чего таким сычом на нас смотришь? Я ж тебя честно спросил — западло тебе с нами пить или нет?
— Абрам Рубенович, а он натурал, вы ж сами видите, — вякнул, подливая масло в огонь, нарочито пьяным голосом Кит. Конечно, на самом деле старший админ был далеко не так нетрезв, каким хотел казаться. — И ладно бы с этим. Только Владик нас всех за «чмо» держит, вот и посетителей наших тоже педрилами считает. А они у нас люди уважаемые, в городе известные.
Тут в зале на несколько секунд повисла гнетущая тишина, а «уважаемые люди» впились глазами во Владика. Вновь звереющий Абрамка тоже полетел с места в карьер.
— Натурал? Где, кто? В моем клубе нет натуралов и пидоров, запомни, Владик. Встать, старлей. Тебе майор приказывает. Армию уважаешь? Выполняй. Шагом марш на танцпол. Танцевать с тобой буду. От гомофобии избавлять. Доложи о выполнении!
Владик почернел лицом и заскрипел зубами. Как и все мы, охранник прекрасно понимал, что у бандосов после выпивки и зрелищ уже давно чешутся кулаки по хорошей драке, и если бы она началась, то мы вряд ли стали бы его защищать. А еще Абрамка платил ему много, действительно много. Найти место на такие деньги с профессией Владика в городе было трудно.
— Есть, товарищ майор.
Метнув на Кита многообещающий взгляд «я тебя, падла, пристрою на хорошую жизнь», охранник деревянным шагом обреченно потопал на танцпол.
А еще через пару секунд пришло наше с Китом время заржать в голос. Пока мы с ним отжигали и пили, у конферансье получился небольшой перерыв. Теперь он снова только что появился на сцене, и никак не мог быть в курсе сцены со Владиком.
— Друзья, я снова с вами в этом гостеприимном клубе. Мы продолжаем наш концерт, и моя следующая песня «Младший лейтенант». Младший лейтенант стоит в сторонке, бирюзовый взгляд, как у ребёнка. Что-то не танцует, что-то, не танцует он…
Про Леньку мы с Китом вспомнили одновременно, и почти также синхронно нам в голову пришла одна и та же мысль о том, куда мог подеваться наш стриптизер.
Глава четырнадцатая. Передовик производства.
Была в нашем клубе и особая комната. Помещение располагалось на первом этаже налево от входа, сразу за гардеробом. В основном оно простаивало пустым и запертым на ключ. В комнату вела неприметная дверь, окна были замурованы, и многие посетители даже не догадывались, что это тоже часть нашего заведения. Меня же помещение бесконечно пугало проявляющейся там гигантоманией и заставляло всерьез сомневаться в эстетических вкусах Абрамки.
Как-то я поделился с Китом известной фразой про большой шкаф с маленьким ключиком. Админ поржал, предложил мне проверить в ручном режиме, если так любопытно, но в общем и целом согласился, что комната его тоже страшит. Эстонец знал, о чем говорит. В ней он прокантовался почти три месяца - все то время, когда только начинал свою карьеру у Абрамки в качестве «вешалки», то есть гардеробщика.