Он совсем не похож на тот напиток, что я пила на вечеринке с Такером. И теперь, почти два года спустя, я понимаю почему. Такер не добавлял никакого рома в мой ром с Колой. Эта отвратительно. Этот гипер-заботливый, невыносимый, раздражающий, но ужасно милый засранец. В этот момент я скучаю по нему так сильно, что это вызывает боль в животе. Или это действие рома. В задней комнате слышатся громкие возгласы.
— Кристиан! Кристиан! Кристиан! — скандируют они.
Я пробираюсь через толпу, пока не оказываюсь у дверей задней комнаты, прибыв вовремя, чтобы увидеть, как Кристиан выпивает большой стакан темно-коричневой жидкости. Они снова кричат, когда он это делает, а он усмехается, вытирая рот рукавом своего белого костюма из полиэстера.
Девушка, сидящая рядом с ним, наклоняется чтобы что-то прошептать ему на ухо, и он смеется, кивая ей. Мой желудок сжимается. Кристиан смотрит вверх и видит меня. Он встает.
— Эй, ты куда? — говорит девушка, которая сидит с другой стороны от него, соблазнительно надув губы. — Кристиан! Вернись! Мы должны пройти еще один раунд.
— С меня хватит, — говорит он, немного неразборчиво каким-то чужим голосом. Я не должна касаться его разума, чтобы понять, что он пьян. Но под дымкой алкоголя я могу чувствовать, что он чем-то расстроен. Что-то произошло с тех пор, как я видела его сегодня днем.
Чем-то, что он хочет забыть.
Он убирает волосы с глаз и пересекает комнату, двигаясь ко мне в основном по прямой линии. Я отступаю, чтобы позволить ему пройти через дверь, но он кладет свою руку на мою и тянет меня в угол. Его глаза ненадолго закрываются, когда энергия проходит через нас, а потом он наклоняется ко мне, пока его нос почти не достает до моего, его дыхание на удивление сладкое, учитывая, что я видела как он пил. Я стараюсь делать вид, что это обычное дело — эта вечеринка, на которой он пил, и девушки в той комнате, заигрывающие с ним, да, он привлекательный и умный, и смешной, и вежливый.
И он не мой парень, напоминаю я себе. Мы фактически никогда не были на свидании. Мы не вместе.
Тем не менее, его прикосновение посылает в мой желудок стаю бешеных бабочек.
— Я только что думал о тебе, — говорит он, его голос грубый, его зрачки настолько большие, что заставляют его глаза выглядеть черными. — Мечта, а не девушка.
Мое лицо становится горячим от того, что он говорит и что он сейчас чувствует. Он
хочет поцеловать меня. Он хочет почувствовать снова мои губы, такие мягкие, идеально подходящие для него — он хочет увести меня из этого глупого шумного дома куда-то, где он сможет поцеловать меня.
Вау. Я не могу нормально дышать. Он наклоняется вперед.
— Кристиан, остановись, — шепчу я в тот момент, когда его губы почти касаются моих.
Он отстраняется, тяжело дыша. Я стараюсь немного отступить, создавая некоторое пространство между нами, но налетаю на стену. Он делает шаг вперед, сокращая расстояние между нами, и я кладу руку ему на грудь, чтобы удержать его на расстоянии, за что получаю еще один электрический разряд, словно фейерверк на темном небе.
— Давай выйдем на улицу, — предлагаю я, затаив дыхание.
— Веди, — говорит он и идет за мной, положив свою руку на мою поясницу, и даже через ткань моего платья я чувствую жар, пока иду в сторону двери. Мы проходим почти полпути, когда буквально врезаемся в Томаса, которого, осознаю я, я просто бросила, услышав имя Кристиана.
— Я искал тебя, — говорит Томас. Он смотрит на Кристиана и, что более важно, на
руку Кристиана, которая съехала на мое бедро.
— Эй, так ты и есть Фома Неверующий
7
? — спрашивает Кристиан, вдруг развеселившись.
Томас обиженно смотрит на меня. — Так вот как ты меня называешь? Фома Неверующий?
— Как трогательно, — говорит Кристиан, и пока Томас смотрит на меня с сомнением и
болю, Кристиан хлопает его по плечу и идет мимо. — Хорошего вечера.
Что-то мне подсказывает, что Томас больше никуда меня не пригласит.
Я с облегчением ощущаю холодный воздух, который приветствует нас, когда мы выходим на улицу. На крыльце стоит скамейка, и мы с Кристианом идем к ней. Он садится, потом резко опускает лицо на руки. Стонет.
— Я пьян, — говорит он, его голос приглушен. — Мне очень жаль.
— Что с тобой случилось? — Я сажусь рядом с ним, пытаюсь положить свою руку на его плечо, но он садится.
— Не трогай меня, ладно? Не думаю, что смогу справиться с этим.
Я кладу руки на колени. — Что случилось? — спрашиваю я.
Он вздыхает, проводит ладонями по своим волосам. — Помнишь, ты говорила, что Анжела может вызвать видение, зайдя в ту церковь? Ну, я это сделал. Я пошел туда.
— Я тоже туда ходила. — Я задыхаюсь. — Мы, должно быть, просто разминулись.
— У тебя было видение?
— Да. Но не в церкви. Позже, но у меня оно было. — Я сглатываю. — Я видела тебя с
мечом.
— Я сражался? — спрашивает он.
— С двумя людьми.
Он мрачно кивает. — Думаю, у нас были одинаковые видения. Ты видела, с кем я дрался?
— Было слишком темно. Не могу сказать.
Нам нужно время, чтобы переварить это, что трудно, с Би Джиз, доносящимися из дома:
«Кто-нибудь, помогите мне, кто-нибудь, помогите мне, да
8
»
— Это еще не все, — говорит Кристиан. — Я видел тебя.
Надеюсь, он не видел ту часть, где я съежилась у стены, стараясь, но не в состоянии проявить мужество, чтобы встать.
Он качает головой. — Нет, ты была ... — его голос резкий, словно в горле пересохло, и
скрипучий, словно ему снова нужно выпить.
Страх кипит во мне. — Что?
— Ты была ранена.
Он кладет руку на мое запястье и показывает мне, что он видел. Мое собственное лицо, слезы страха на моих щеках, мои распущенные волосы рассыпались по плечам. Бледные губы. Стеклянные глаза. Перед моей рубашки в крови.
— О, — это все, что я могу сказать.
Он думает, что я умру.
Он облизывает губы. — Я не знаю, что делать. Знаю только, что, когда я там, в той комнате, где происходит все это, у меня всего одна мысль. Я должен обеспечить твою безопасность.
Его горло сжимается. — Я бы пожертвовал жизнью, чтобы защитить тебя, Клара, — говорит он. — Это то, что я чувствую. Я умру, чтобы защитить тебя.
Мы молчим, пока я везу его домой. Я иду с ним наверх по лестнице в его комнату, мимо
Чарли, который растянулся на диване, играя на Xбокс. Я веду Кристиана к его кровати.
— Тебе не нужно ухаживать за мной, — протестует он, когда я откидываю одеяло и сажаю его на кровать. — Это было глупо. Я просто хотел забыться. Я думал...
— Заткнись, — мягко говорю я. Я стягиваю его рубашку через голову и бросаю ее в угол, а затем подхожу к мини-холодильнику и достаю бутылку воды.
— Пей. — Он качает головой. — Пей.
Он выпивает почти всю бутылку, затем передает ее мне.
— Ложись, — говорю я ему. Он растягивается на матрасе, и я снимаю его ботинки и носки. Он смотрит в потолок и стонет.
— Кажется, это первый раз, когда у меня настоящая головная боль. Я чувствую, что...
— Тсс. — Я бросила взгляд на Чарли через плечо. Он отвернулся от нас, его
пальцы страстно нажимают на кнопки контроллера Xбокс. Я обращаюсь к Кристиану.
— Ты должен поспать, — говорю я ему. Я глажу его по волосам, отводя их от лица, пальцы
задерживаются возле виска. Он закрывает глаза. Я двигаю руку ко лбу, и снова смотрю
на Чарли, который обращает на нас столько же внимания, как и всегда.
Тогда я вызываю сияние из моих пальцев и немного передаю его Кристиану.
Его глаза открыты. — Что ты только что сделала?
— Твоей голове лучше?
Он моргает несколько раз. — Боль ушла, — шепчет он. — Полностью ушла.
— Хорошо. Теперь спи, — говорю я ему.
— Знаешь, Клара, — вздыхает он сонно, когда я встаю, чтобы уйти. — Ты должна стать врачом.
Я закрываю за собой дверь, а затем на минутку прислоняюсь к стене, чтобы восстановить
дыхание. Забавно. Я видела эту темную комнату в течение нескольких месяцев, и знаю, что произошло что-то плохое прямо перед тем, как мы с Кристианом там спрятались, и знаю, что ничего хорошего не случится, что все это видение может быть вопросом жизни и смерти.
Те люди, кто бы они ни были, хотят нас убить. Я чувствовала это с самого начала.
Но я не думаю, что когда-либо действительно считала, что могу умереть.
«Ладно, Боже», обращаюсь я наверх за завтраком в воскресенье утром, грызя кусок тоста и слушая звон колоколов Мемориальной церкви на заднем плане. «Дай мне перерыв. Мне
восемнадцать лет. Зачем заставлять меня проходить через все это: лесной пожар и видения и обучение, если я собираюсь сдохнуть, так или иначе?»
Или, может быть, это наказание. За невыполнение своего предназначения в первый раз.
Или может быть, это какая-то окончательная проверка.
«Дорогой Бог», я пишу в своей записной книжке, сидя в понедельник на уроке химии и слушая лекцию по законам термодинамики. «Я не хочу умирать. Не сейчас. С уважением, Клара Гарднер.»
«Пожалуйста, Боже», умоляю я, когда просыпаюсь в три часа ночи во вторник утром, пытаясь быстро набросать задание по «Пустоши». «Пожалуйста. Я не хочу умирать. Я не готова. Я боюсь».
— О, да? — говорит Т. С. Элиот
9
. — Я покажу вам страх в горстке пепла.
Анжела не появляется на занятиях по поэзии. Не сдает свою работу.
Это означает, в соответствии с правилами в учебной программе, что она не получит зачет.
От этой мысли мне становится холодно. Анжела Зербино: отличница, произнесшая прощальную речь, так тщательно выбиравшая колледж, любящая поэзию, собирается провалить свой первый курс поэтического мастерства. Конечно.
Я должна найти ее. Поговорить с ней. Прямо сейчас. Я сделаю все, что потребуется.
В ту минуту, когда пара заканчивается, я зову Эми. — Ты знаешь, где Анжела? — спрашиваю я.
— Она была в комнате, когда я в последний раз видела ее, — говорит она мне. — А что? Что-то случилось? — О да, еще как.
Я бегу обратно к общежитию, но останавливаюсь, достигнув здания. Потому что ворон снова сидит на велосипеде.
— Тебе что, больше нечем заняться? — спрашиваю я у него.
Никакого ответа, за исключением того, что он перелетел на другой велосипед. Естественно, на мой.
Я не хочу видеть птицу на своем велосипеде, разбитом или нет. Я делаю несколько шагов вперед, махая на нее руками. — Уходи. Убирайся отсюда.
Ворон наклоняет голову, но больше не двигается.
— Давай же.
Я сейчас прямо перед ним. Я могла бы прикоснуться к нему, если бы захотела, но он не сдвинется с места. Он спокойно смотрит на меня и сохраняет свою позицию. Теперь я знаю, — или, может быть, я всегда это знала, но не хотела себе признаваться — что это не обычный старый ворон.
Это вообще не птица.
Я открываю свой разум, словно дверь, готовая закрыть его в любой момент. Я чувствую его, этот особый вкус печали, который я так хорошо знаю. Я могу слышать эту грустную музыку, ту, которая звала меня в прошлом году за пределы территории школы, мелодия вот кем я был, когда я был намного больше; я один, один сейчас и навсегда, и я никогда не смогу вернуться, никогда не вернусь, никогда не вернусь.
Я не параноик. Это Семъйяза.
Я делаю шаг назад, так сильно хлопая дверью своего подсознаяния, что это вызывает у меня мгновенную головную боль, но головная боль лучше, чем печаль.
— Что ты здесь делаешь? — шепчу я. — Что тебя нужно?
Я знаю, что чувствовала жалость к нему в прошлом году, я знала, как сильно он заботился о моей маме, даже его странными способами, и я сжалилась над ним в тот день на кладбище.
Даже сейчас я не в полной мере поняла, что на меня нашло. Я просто пошла туда и дала
ему браслет своей матери, и он взял его, и не пытался навредить нам, и мы все вернулись домой в целости и сохранности. Но это не делает его менее опасным. Он — падший ангел,
связанный с темными силами. Уже два раза он чуть не прикончил меня.
Я заставляю себя встать прямо и посмотреть в его огромные желтые глаза.
— Если ты здесь для того, чтобы убить меня, то сделай это, — говорю я. — В противном случае у меня есть дела, которые нужно закончить.
Птица перемещается, а затем, без предупреждения, взлетает, прямо на меня. Я вскрикиваю и уворачиваюсь, чтобы подготовиться тому, что моя голова будет отделена от плеч или нечто подобному, но он проносится мимо моего плеча так близко, что задевает перьями мою щеку, взлетая вверх и в сторону, в небо с темными облаками.
Стоя возле ее комнаты в общежитии крыла «А», я снова пытаюсь позвонить Анжеле, и слышу, как внутри звонит ее телефон. Она дома. Это чудо.
Я стучу в дверь.
— Давай, Анж. Я знаю, что ты там.
Она открывает дверь. Я захожу в комнату, прежде чем она возразит. Беглый осмотр показывает, что соседки по комнате не здесь. И это хорошо, потому что сейчас будет что-то неприятное.
— Хорошо, что происходит с тобой? — требую я объяснений.
— Что ты имеешь в виду?
— Что значит, что я имею в виду? — ору я. — Совсем свихнулась? Все общежитие говорит о том, что ты спишь с Пирсом. Знаешь, врач в общежитии. Он живет на первом этаже. Блондинистый неряшливый коротышка…
Она дарит мне веселый взгляд и закрывает за собой дверь, запирая ее. — Я знаю, кто
он, — говорит она спиной ко мне. — И да, мы вместе. Спим вместе, если тебе так понятнее.
Мой рот раскрывается.
Я должна Кристиану десять баксов.
Анжела кладет руку на бедро. Я замечаю, что у нее через одно
плечо переброшена мокрая мочалка. Она одета в спортивные штаны, огромную футболку Йеллоустонского национального парка с форелью на груди, ее волосы заплетены в длинную косу, без обуви и носков, а ногти не покрыты лаком. В свете люминесцентных ламп нашей комнаты ее кожа отливает синевой, а под глазами залегли фиолетовые тени.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
— Я в порядке. Устала, и все. Я не спала всю ночь, работая над заданием по Элиоту.
— Но тебя не было на занятии...
— Я получила отсрочку, — объясняет она. — В последнее время все было немного сумасшедшим, и я была так завалена, что ничего не успела. Я провела все выходные, пытаясь все доделать.
Я искоса смотрю на нее. Она лжет, я смутно чувствую. Но почему?
— Ты сама в порядке? — спрашивает она. — У тебя глаза какие-то дикие.
— Ну, что ж, давай посмотрим: мой папа приехал, чтобы сказать, что он хочет обучать меня тому, как использовать сияющий меч. Потому что мне, по-видимому, придется сразиться за свою жизнь. И, о да, у меня видение, в котором кто-то пытается убить меня, что согласуется с папиной теорией, что я должна оттачивать свое владение сиянием. И если этого не достаточно, у Кристиана такое же видение, за исключением того, что в своем видении он не видит меня с мечом сияния. Он видит, что я слабая и вся в крови. Поэтому, возможно, я собираюсь умереть.