— Ладно, предположим, мое доброе имя никогда не удастся восстановить и настоящего убийцу не найдут. Какое у меня будущее? Всегда в бегах, всегда скрываясь. Вот какой станет моя жизнь. Наверное, мне только и останется, что уйти к хранителям.
— Не думаю, что дойдет до этого, — сказал Дмитрий. — Эйб и Сидни помогут тебе найти безопасное место.
— А оно существует — это безопасное место? На самом деле? По словам Адриана, стражи все более энергично разыскивают нас. Они подключили к этому алхимиков и, скорее всего, человеческие власти. Куда бы мы ни отправились, неизменно существует риск, что нас обнаружат, и, значит, придется снова переезжать. И так будет всегда.
— Но ты будешь жива, — заметил он. — Вот что имеет значение. Радуйся тому, что имеешь, где бы ты ни оказалась, а не сосредоточивайся на том, чего у тебя нет.
— Да. — Я постаралась следовать его совету; небо показалось чуть голубее, птицы запели чуть громче. — Наверное, мне и впрямь не нужно ныть и жаловаться, что я что-то там не увижу. Наверное, я должна быть благодарна за то, что вообще вижу что-то. И что живу не в пещере.
Он улыбнулся мне, с таким выражением в глазах, которое я не могла расшифровать.
— Куда бы ты хотела пойти?
— Что, прямо сейчас?
Я оглянулась, оценивая, какой у меня выбор. Магазин рыболовных принадлежностей, аптека и кафе-мороженое… О, вот куда надо заглянуть, пока мы в городе!
— Нет, вообще в мире.
— Сидни ужасно разозлится, если мы уедем в Стамбул или еще куда-нибудь в этом духе.
Он от души рассмеялся.
— Я не то имел в виду. Пошли.
Я последовала за ним к магазину рыболовных принадлежностей и только потом заметила позади него маленькое здание. Естественно, острый взгляд Дмитрия разглядел то, что я упустила — наверное, потому, что сосредоточилась на кафе-мороженом.
— Эй, постой! — воскликнула я. — Одна из привилегий окончивших школу — возможность держаться подальше от таких мест.
— Скорее всего, там есть кондиционеры, — заметил он.
Только тут я заметила, что вспотела, а кожа моя слегка порозовела. Как человек смуглый, я редко сгораю, но солнце жарило вовсю — даже на исходе дня.
— Ладно, пошли.
К счастью, в здании и впрямь ощущалась прохлада, хотя сама библиотека оказалась даже меньше той, что была у нас в Академии. Руководствуясь каким-то сверхъестественным чутьем (или, может, он просто был знаком с десятичной классификацией Дьюи[3]), Дмитрий повел меня прямо в раздел путешествий — состоящий примерно из десяти книг, три из которых относились к Западной Виргинии. Он нахмурился.
— Не совсем то, что я ожидал.
Он дважды просмотрел полку и потом вытащил большую книгу в яркой обложке, озаглавленную «100 лучших мест в мире, которые стоит посетить».
Скрестив ноги, мы уселись на полу, и он протянул мне книгу.
— Не пойдет, товарищ, — сказала я. — Знаю, книги — это воображаемое путешествие, но сегодня я не в том настроении.
— Просто закрой глаза и открой страницу наугад.
Глупость, конечно, учитывая нынешние обстоятельства нашей жизни, но у него было донельзя серьезное выражение лица. Чтобы доставить ему удовольствие, я закрыла глаза, пролистала книгу примерно до середины и открыла ее.
— Митчелл, Южная Дакота? — воскликнула я и понизила голос, вспомнив, где нахожусь. — Неужели это место попало в сотню самых выдающихся в мире?
Он снова улыбнулся, и я забыла, как сильно мне недоставало этого.
— Прочитай.
— «В полутора часах езды от Су-Фолса,[4] в городе Митчелле находится Кукурузный дворец». — Я подняла на Дмитрия недоверчивый взгляд. — Кукурузный дворец?
Он подвинулся ко мне и наклонился, разглядывая фотографии.
— Мне кажется, он сделан из кукурузы.
Фотографии изображали здание в средневосточном — или даже русском — стиле, с башенками и куполами в форме луковиц.
— Мне тоже. — И против воли я добавила: — Хотелось бы побывать там. Спорю, у них есть замечательные футболки.
— И спорю, стражи не станут искать нас там, — сказал он с озорным блеском в глазах.
Я даже не пыталась сдержать смех, представив себе, что мы, беглецы, всю оставшуюся жизнь живем в Кукурузном дворце. Библиотекарша бросила на нас сердитый взгляд, я унялась и передала книгу Дмитрию. Он тоже открыл книгу наугад. Сан-Паулу, Бразилия. Потом опять моя очередь: Гонолулу, Гавайи. Снова и снова мы передавали друг другу книгу и вскоре уже лежали бок о бок на полу, продолжая воображаемое путешествие по миру. Наши руки и ноги слегка соприкасались.
Если бы кто-то сказал мне сорок восемь часов назад, что я буду лежать с Дмитрием на полу библиотеки, изучая книгу о путешествиях, я ответила бы, что это чистое безумие. Почти таким же безумием было осознавать, что мы с ним делаем что-то в высшей степени обычное и несерьезное. С тех пор как мы впервые встретились, наша жизнь протекала под знаком секретности и опасности; фактически и сейчас эти темы в ней преобладали. Однако на протяжении этих спокойных двух часов время, казалось, остановилось. Мы были в ладу друг с другом. Мы были друзьями.
— Флоренция, Италия, — прочла я. Страницу заполняли фотографии красивейших церквей и галерей. — Сидни поехала бы туда. На самом деле она хотела учиться там. Если бы Эйб устроил ей и это, думаю, она была бы готова служить ему всю жизнь.
— Она и сейчас поразительно покорна, — заметил Дмитрий. — Я плохо знаю ее, но уверен — у Эйба что-то на нее есть.
— Он вытащил ее из России, помог вернуться в Штаты.
Он покачал головой.
— Нет, тут кроется что-то большее. Алхимики преданы своей системе. Не любят нас. Она скрытна — их этому учат, — но каждая минута с хранителями для нее мучительна. Чтобы помогать нам, предавая таким образом своих руководителей, у нее должна быть очень серьезная причина. — Мы оба помолчали, раздумывая, какое таинственное соглашение мой отец заключил с ней. — Впрочем, это к делу не относится. Она помогает нам, вот что важно… и, наверное, пора возвращаться к ней.
Я понимала, что он прав, но ужасно не хотелось уходить. Хорошо бы оставаться тут, в иллюзии спокойствия и безопасности, позволить себе поверить, что в один прекрасный день я действительно увижу Парфенон или даже Кукурузный дворец. Я протянула ему книгу.
— Давай еще раз.
Он наугад открыл книгу; его улыбка угасла.
— Санкт-Петербург.
Странная смесь чувств нахлынула на меня. Ностальгия — потому что этот город прекрасен. Печаль — потому что посещение его окрашивала в темные тона ужасная задача, которую мне тогда предстояло выполнить.
Дмитрий долго смотрел на страницу с грустным видом. Я подумала, что, несмотря на свои прежние бодрые речи, он переживает то, что я испытывала в отношении Монтаны: это были старые, любимые места, потерянные для нас теперь.
Я легонько подтолкнула его локтем.
— Эй, радуйся тому, что имеешь, не забыл? Не грусти о том, чего нет.
Он неохотно закрыл книгу.
— Как это ты стала такой мудрой?
— У меня хороший учитель.
Мы улыбнулись друг другу. И тут меня осенило. Все это время я считала, что он помогает мне в побеге по приказу Лиссы, но, может быть, тут было что-то иное?
— Поэтому ты сбежал со мной? Чтобы, по возможности, посмотреть мир?
Он удивился, но совсем чуть-чуть.
— Ты не нуждаешься во мне, чтобы быть мудрой, Роза. Ты такая сама по себе. Да, отчасти поэтому. Может, когда-нибудь я и смогу вернуться, но, скорее всего, нет. После… После того как я был стригоем… — Эти слова дались ему с трудом. — Я начинаю по-новому ценить жизнь. Это требует времени, я все еще не в полной мере овладел этим умением. Мы говорили, что надо сосредоточиваться на настоящем, не на будущем, — но меня не отпускает прошлое. Лица. Ночные кошмары. Однако чем дальше я ухожу от мира смерти, тем больше ценю жизнь во всех ее проявлениях. Запах книг и твоих духов. То, как свет падает сквозь оконное стекло. Даже вкус завтрака с хранителями.
— Да ты прямо поэт.
— Нет, просто начинаю кое-что осознавать. Я уважаю законы и порядки нашего общества, но пойти на риск провести в камере всю жизнь, после того как я только что снова обрел ее? Нет, ни за что! Я тоже хотел сбежать, поэтому и помогал тебе. Поэтому и…
— Почему еще?
Я вглядывалась в его лицо, жалея, что он так здорово умеет скрывать эмоции. Я хорошо знала его, понимала его; и все же он по-прежнему мог скрыть от меня то, что хотел.
Он сел, избегая моего взгляда.
— Неважно. Давай вернемся к Сидни и посмотрим, нашла ли она что-нибудь… Хотя, как ни неприятно это говорить, я сильно сомневаюсь.
— Да уж. — Мы встали; у меня из головы никак не выходило, что еще он хотел сказать. — Наверное, она сдалась и теперь играет в «Минера».
Мы пошли обратно в кафе, купив по дороге мороженое. Есть его на ходу… это было непросто. Солнце склонилось к горизонту, окрашивая все в оранжево-красные цвета, но жара не спадала.
«Радуйся всему этому, Роза, — говорила я себе. — Краскам. Вкусу шоколада».
Конечно, я всегда любила шоколад. Чтобы получать от него удовольствие, не обязательно попадать в ситуацию, когда твоя жизнь висит на волоске.
В кафе Сидни прильнула к своему ноутбуку, едва прикоснувшись к плюшке и приканчивая четвертую чашку кофе. Мы уселись рядом с ней.
— Что ты… Эй! Ты играешь в «Минера»! — Я попыталась придвинуться к экрану, но она отвернула его от меня. — Предполагалось, что ты ищешь какую-нибудь связь с любовницей Эрика.
— Уже нашла.
Мы с Дмитрием изумленно переглянулись.
— Но не знаю, насколько это будет полезно.
— Все будет полезно, — заявила я. — Что ты нашла?
— Пытаясь отследить банковские отчеты о переводах — и, поверьте, это совсем неинтересно, — я в конце концов обнаружила кое-какую информацию. Новый банковский счет, переведенный из другого банка пять лет назад. Старый счет по-прежнему открыт на имя некой Джейн До, но в нем есть ссылка на ближайшего родственника на случай, если что-нибудь случится с владелицей счета.
Я затаила дыхание. Финансовые операции для меня — пустой звук, но здесь намечалось что-то более занимательное.
— И там указано настоящее имя этого родственника?
Сидни кивнула.
— Соня Карп.
ДВЕНАДЦАТЬ
Мы с Дмитрием замерли — это имя поразило нас обоих. Сидни, переводя взгляд с одного лица на другое, сухо улыбнулась.
— Как я понимаю, вы знаете, кто это?
— Конечно! — воскликнула я. — Она была моей учительницей, а потом сошла с ума и стала стригоем.
Сидни кивнула.
— Знаю.
Глаза у меня просто полезли на лоб.
— Ведь это не она… не у нее была связь с отцом Лиссы?
О боже! В аттракционе моей жизни это был бы один из самых неожиданных виражей. Я даже не могла до конца понять, что он означал бы.
— Непохоже, — ответила она. — Счет был открыт за несколько лет до того, как на нее оформили доверенность, — это произошло, когда ей исполнилось восемнадцать. Значит, если предположить, что счет был открыт примерно в то время, когда родился ребенок, Соня тогда была слишком молода. Скорее всего, она просто родственница.
Мое потрясение обернулось возбуждением, и то же самое происходило с Дмитрием.
— У вас должны быть записи о ее семье, — сказал он. — А если нет, то у мороев они наверняка имеются. У нее была сестра?
Сидни покачала головой.
— Нет. Естественно, такой вопрос напрашивается сам собой. К несчастью, у нее просто масса родственников. Ее родители оба выходцы из огромных семей, поэтому у нее полно двоюродных сестер. Даже некоторые ее тети попадают в нужную возрастную категорию.
— Но мы же можем поискать среди них? — спросила я, чувствуя трепет предвкушения.
Честно, я не ожидала такого улова; это было немного, но, безусловно, уже кое-что. Если Соня Карп состоит в родственных отношениях с любовницей Эрика, это можно отследить.
— Говорю же, их очень много. — Сидни пожала плечами. — В смысле, да, мы можем. Понадобится немало времени, чтобы найти записи всех и обнаружить среди них интересующую нас женщину. Или даже выяснить, не знает ли кто-нибудь из них, кто она такая.
— Один человек точно знает, кто эта Джейн До, — задумчиво заметил Дмитрий. Мы обе вопросительно посмотрели на него. — Соня Карп.
Я вскинула руки.
— Да, но с ней мы не сможем поговорить. Это дело пропащее. Майкл Теннер потратил больше года, пытаясь найти ее, но ничего не добился. Если он не смог, то куда уж нам.
Дмитрий отвернулся и устремил взгляд в окно. В его карих глазах светилась печаль, мысли явно были где-то далеко. Я не понимала, что происходит, но мир, снизошедший на него в библиотеке — где Дмитрий улыбался и делился со мной мечтами об обычной, нормальной жизни, — сейчас исчез. И даже больше — сам тот Дмитрий исчез. Он снова выглядел так, словно нес на своих плечах всю тяжесть мира. Наконец он вздохнул и посмотрел на меня.
— Это потому, что у Майкла не было нужных связей.
— Майкл был ее приятелем, — возразила я. — У него больше связей, чем у кого-либо другого.
Дмитрий никак не среагировал на мой комментарий, становясь все более печальным. Я видела, что в его душе происходит тяжелая внутренняя борьба. Наконец он, видимо, принял решение.
— Твой телефон здесь принимает? — спросил он Сидни.
Она кивнула, достала из сумки телефон и протянула ему. Он подержал его с таким видом, будто само прикосновение причиняло боль, снова вздохнул, встал и направился к двери. Мы с Сидни посмотрели друг на друга и последовали за ним. Она немножко отстала — чтобы бросить на стол купюру и прихватить ноутбук. Я вышла наружу как раз в тот момент, когда Дмитрий закончил набирать номер и приложил телефон к уху. Тут подошла Сидни, и спустя мгновение на том конце линии ответили.
— Борис? — спросил Дмитрий.
Это все, что я поняла, потому что дальше он быстро заговорил по-русски. Слушая его, я испытала странное ощущение. Конечно, чужой язык сбивал с толку… но было и еще кое-что. По спине пробежал озноб, от страха участился пульс. Этот голос… я узнала этот голос. Это был голос Дмитрия — и в то же время не его. Это был голос из моих ночных кошмаров, холодный и жестокий.
Дмитрий играл роль стригоя.
На самом деле «играл роль» — это мягко сказано. «Выдавал себя за стригоя» подходило лучше. Как бы то ни было, получалось у него чертовски убедительно.
Сидни стояла с хмурым видом, но вряд ли она переживала то, что я. Она никогда не видела его в качестве стригоя, у нее не было этих жутких воспоминаний. Конечно, изменение манеры поведения бросалось в глаза, но, внимательно приглядевшись к Сидни, я поняла, что она в основном следит за разговором. Ну конечно, она же знает русский язык!
— Что он говорит? — прошептала я.
Она еще больше насупилась — то ли от услышанного, то ли потому, что я отвлекала ее.
— Такое… Такое впечатление, будто он говорит с кем-то, с кем уже давно не разговаривал. Дмитрий обвиняет его в том, что тот ослабил рвение в его отсутствие.
Она замолчала — наверное, переводила в уме. В какой-то момент в голосе Дмитрия зазвенел гнев, и мы обе вздрогнули. Я вопросительно посмотрела на Сидни.
— Возмущается тем, что его власть подвергается сомнению. Не могу сказать… Сейчас вроде бы тот человек старается подольститься к нему.
Мне хотелось знать каждое слово, но, конечно, для нее было трудно одновременно и слушать, и переводить. Голос Дмитрия стал спокойнее — хотя в нем по-прежнему клокотала угроза, — и из потока непонятных слов я выхватила «Соня Карп» и «Монтана».
— Он спрашивает о госпоже Ка… о Соне? — пробормотала я.
Она уже давно не была моей учительницей; теперь я могла называть ее по имени.
— Да, — ответила Сидни, не сводя взгляда с Дмитрия. — Он просит… ну, велит этому человеку найти кого-то и выяснить, не может ли тот отыскать Соню. Этот человек… — Она снова замолчала, вслушиваясь. — Похоже, что тот, кого он просит найти, знает многих людей в тех местах, где ее в последний раз видели.