Когда Герман ушел, Иринка пошла на общую кухню за кипятком и застала там Галю. Соседка варила молочную лапшу. Стояла у кастрюльки с суровым лицом, помешивала ложкой и никак не отреагировала на появление новой соседки.
– Доброе утро, Галя, – громко сказала Ирина, ставя чайник рядом с Галиной кастрюлей. Галя Крохта немного насмешливо взглянула на нее.
– Значит, сестра, говоришь? А я-то как дура поверила! Ты что, правду сказать не могла?
– Не могла. Гера так велел, – ответила Ирина, краснея. – Он сказал, что тут у вас строго. И невеста считается, только когда заявление подали. А мы еще не успели. Мы…
Галя забыла про молоко и всем корпусом развернулась в сторону соседки.
– Я вот гляжу на тебя и не понимаю. Либо ты полная дура, либо прикидываешься.
– Вы о чем? – обиделась Ирина.
– Ты не видишь, что он тебя за нос водит? Сестра… Да назовись ты невестой, вам бы тут быстро комсомольскую свадьбу сыграли за счет части и комнату бы еще выделили. Только твой Герман не такой дурак, он жениться на тебе и не собирается.
Галя зло орудовала ложкой в кастрюле.
– Вы зачем такое говорите? – возмутилась Ирина. – Что я вам сделала? Да мы с Герой с детства, мы…
От обиды стало горячо волосам. Чаю расхотелось.
– Вот если бы ты вчера мне правду сказала! – с досадой произнесла Галя, выключая газ под выкипающей лапшой. – Не была бы такой дурой!
– Да на что вы все время намекаете?! – со слезами в голосе возмутилась Ирина.
– Я бы могла промолчать, – сказала ей в спину Галя. – Но ты мне понравилась. Жалко мне тебя.
Ирина не останавливаясь шла к дверям, закусив от обиды губы.
– Подожди! – остановила ее Галя. – Может, не мое это дело, но я скажу. Вижу, хорошая ты девчонка, не заслуживаешь, чтобы с тобой так…
Ирина остановилась. Что-то в голосе соседки ее насторожило.
– У него другая есть. Обманывает он тебя.
– Врете вы все! – взорвалась Иринка. – Я вас не знаю совсем! А с Геркой мы в одном детском доме росли! Он меня никогда не обманывал! Он любит меня…
Галя, покачивая головой, слушала возражения Ирины.
– Детдомовские вы… Тогда понятно.
– Что – понятно? – кричала Ирина. – Зачем вы меня мучаете?
– Да то понятно, что зря ты на него надеешься. Карьерист твой Герка, красивой жизни ищет. Он за дочерью нашего адмирала ухаживает. Поняла? Ни к чему теперь ему детдомовская любовь.
– Не верю.
– Ты думаешь, он где вчера целый вечер был?
– В части!
– День рождения у нее, и он приглашен был. Моя подруга у них домработницей, я про эту семью все знаю. А сегодня… он тебе сказал, куда идет?
– У него дежурство сегодня… – уже менее воинственно ответила Ирина.
– Дежурство… На островах они! Адмирал своей дочери устроил праздник что надо! Молодежь с утра на катере укатила на остров, а мой муж повезет им горячий обед с камбуза.
– Не верю.
– Дело твое. Хочешь, уговорю мужа взять тебя с собой? Только я ни при чем, поняла? Я подругу подставлять не собираюсь. Мужу скажу, что ты сестра и Герман велел привезти тебя, как выспишься. Думай.
Галя взяла кастрюльку и собралась уходить.
– А где муж? – сурово сведя брови к переносице, поинтересовалась Ирина.
– За мотоциклом пошел. Сейчас позавтракает и поедет на пирс.
– Я согласна. Я поеду с ним.
– Оденься теплее, на катере будет прохладно.
Иринка не видела дороги. Ехали через городок. Потом берегом, мимо чахлых северных сосен, мимо стоящих в ряд кораблей. Потом на катере летели по волнам. Мичман Крохта рассказывал ей о рыбалке в этих краях, и до нее доносились названия рыб – зубатка, камбала, кумжа. Она не чувствовала холода, но внутри все существо сжалось в комок и мешало ей дышать.
Вот она увидела остров – почти голый, с редкими зелеными кустами. На нем копошились люди, горел костер. Когда подошли ближе, услышала музыку – орал магнитофон. Воздух сотрясали знаменитые «Битлз». Несколько молодых людей и девушек танцевали. Увидев катер, многие приветственно замахали руками. Матрос погрузил в лодку провизию, мичман Крохта помог Ирине спуститься. Германа не было видно, и у Иринки мелькнула надежда. Да почему она должна верить соседке? Кто знает, какие у них тут отношения? Может, Герман чем-то не угодил Гале и она хочет теперь отыграться?
Несколько ободренная своими мыслями, она сошла на берег. На нее никто не обратил внимания, и она спросила у ребят, здесь ли Герман. Ей показали в глубь острова, туда, где высилась большая брезентовая палатка защитного цвета. Она нерешительно направилась туда.
Возле палатки кучей лежали спиннинги, ракетки для бадминтона, мячи и спасательные жилеты. Она заглянула в палатку и никого там не увидела. Тогда она заглянула за угол и отпрянула назад, изо всех сил стараясь унять сильно заколотившееся сердце. Там был Герман, и там была девушка.
Ирина отошла к деревьям и встала за сосной. Теперь ей хорошо была видна вся картина. Девушка стояла на пеньке и смеялась. Она закрывала руками глаза – это явно входило в условия той игры, которая между ними происходила. Герман возился внизу, у ее ног, что-то выкладывал на песке шишками. Иринка не видела – что именно. Она не могла пошевелиться. Ее сковало и прижало к сосне странное чувство, которого она до сих пор никогда не испытывала.
– Ну, скоро ты? – смеялась девушка на своем пеньке. На ней было открытое кримпленовое платьице, явно не сшитое портнихой, а привезенное из-за границы. На тонкой руке блестели золотые часики, а пальцы украшали несколько золотых колец.
Герка был в своей матросской форме, бескозырка ему явно мешала, он то и дело поправлял ее.
– Сейчас, потерпи немножко!
Наконец он закончил свою работу, встал, отряхнулся.
Девушка еще не открыла глаза, а Ирина уже все увидела: на песке шишками было выложено сердечко, а ниже – слова. Не составило труда их прочесть.
«МИЛА! Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!»
Девушка спрыгнула с пенька, стала читать. Ирина увидела, что у девушки мелкие черты лица – узкие губы, острый лисий носик. Мила обняла Германа за шею. Он подхватил ее на руки и закружил!
Иринка отступила на шаг, наступила на какую-то ветку, та хрустнула…
– Гера! Там кто-то есть! – взвизгнула девушка. Герман опустил ее на землю.
Остренький носик безбровой адмиральской дочки указывал в сторону пришелицы. Лицо Германа покрывалось пятнами. Иринке было неприятно, что он краснеет, было неприятно, что дочь адмирала оказалась не красавицей, будто красота той могла чем-то оправдать Германа. Неприятно, что все так просто оказалось, и надежды не осталось совсем.
– Это твоя невеста? – спросила Ирина.
Герман, закусив губу, исподлобья смотрел на нее.
– Гера, кто это? – громко прошептала дочь адмирала, взирая на Ирину с некоторой брезгливостью.
– Да вы не волнуйтесь, девушка, – поспешила успокоить ее Ирина. – Я сестра. Я всего лишь сестра. Какой с меня спрос?
Ирина развернулась и пошла в сторону катера, убыстряя шаг. Она торопилась. Ей казалось, что, если она как можно скорее не окажется на катере, произойдет что-то ужасное. Катер уйдет без нее или Герман догонит ее и потребует объяснений. А ей так не хотелось говорить с ним! Ей гадко, противно, стыдно! Ей стыдно за него. А это еще больнее, чем когда стыдно за себя.
И она бежала, задыхаясь от бега, и не обращала внимания на молодых людей, которые ее о чем-то спрашивали. Она едва успела – лодка с мичманом Крохтой уже отплывала от берега, когда она появилась.
– Что же ты не хочешь остаться? – удивился он.
– Я замерзла, – пробурчала Ирина. На катере она спустилась в каюту, забилась в угол и за всю дорогу не произнесла ни слова.
Вечером того же дня она стояла на вокзале в Мурманске с чемоданом и швейной машиной в руках. В кармане жакета лежало тридцать рублей. Это были все ее деньги. Возвращаться в город, где училась, было нельзя. Это ей казалось худшим после того, что с ней произошло. Там поджидали воспоминания, вопросы знакомых. К тому же там ее никто не ждал. Там она теперь была такой же чужой, как и везде.
Она стояла посреди вокзала со своими баулами. Ее толкали, на нее ругались. Она всем мешала. Наконец она решила встать в очередь в билетную кассу, так и не решив, куда ехать. Впереди стояли две женщины. Невольно Ирина услышала их разговор. Хотя мысли ее витали совсем далеко, разговор она слышала и поначалу не вникла в него, пока в нем не возникла фраза «там ему дали общежитие».
Девушка усилием воли заставила себя вынырнуть из своих мрачных мыслей и прислушаться.
– Хорошее общежитие дали. И в очередь на квартиру поставили.
– А работает ваш сын теперь где?
– Так на заводе. В Москве их называют лимитчиками. Отработают они положенный лимит, им квартиру дадут. Нравится ему. Парень-то он у меня работящий, в отца.
– Москвич, значит, теперь, – причмокнула вторая женщина.
И первая закивала:
– Москвич. Вот, еду в гости. Проведать.
Ирина быстро прокручивала информацию. Хватит ли денег доехать до Москвы?
Когда ее очередь подошла, она уже без раздумий сказала в кассу:
– Мне один билет до Москвы.
И протянула в окошко сиреневую двадцатипятирублевку и синюю бумажку в пять рублей.
– Лишнее даете, – сказали из кассы и вернули пятирублевку вместе с билетом.
Когда девушка нашла свое купе, там уже сидела солидная женщина. Из тех, что вызывают в Ирине некоторый трепет, оставшийся со времен детдомовской директрисы Ангелины Павловны.
– Вы одна, девушка? – спросила дама, и Иринке сразу захотелось стать меньше ростом. Эта привычка ужасно злила ее саму, но избавиться от нее не так-то просто.
– Одна, – ответила Ирина. – У меня нижняя полка, но я могу вам уступить, если…
– У меня, слава Богу, тоже. Да не стойте вы в проходе пнем! Убирайте свои чемоданы. К нам могут еще кого-нибудь подсадить. Только бы не мужчин, они ужасно храпят. И не мамашу с ребенком. От детей у меня мигрень…
Едва солидная дама, тряся блестящим подбородком, проговорила эти слова, проход загородил вновь прибывший пассажир. Им оказался военно-морской лейтенант (Ирина уже немного разбиралась в званиях). Он был не один. У него на руках покоились два туго запеленатых младенца.
У солидной женщины отвисла челюсть.
– Я положу тут? – полуспросил лейтенант и опустил на Иринино сиденье обоих младенцев. А сам исчез в коридоре.
– Только этого не хватало! – задохнулась дама и пуще прежнего затрясла подбородком. – Сколько же нас тут набьется в крошечное купе? Кошмар! Я буду жаловаться начальнику поезда! Плотишь за билеты, а тебе такие сюрпризы!
Дама затряслась всем телом, растопырила пальцы с золотыми перстнями и стала протискиваться мимо младенцев к выходу.
Теперь ее голос раздавался в конце коридора, у купе проводников.
– Плотишь такие деньги… – разорялась пассажирка. Ей вторил успокаивающий голосок проводницы.
Иринка наклонилась к малышам. Один младенец зашевелился, его личико сморщилось, он закряхтел. Личико второго, бывшее до этого совершенно безмятежным, стало тоже морщиться. Носик-пуговка покрылся крошечными складочками, раздалось кряхтенье и из второго свертка.
– Тихо, тихо, – заговорила Ирина и улыбнулась младенцам. – А сейчас паровозик загудит: ту-ту! А вагончики побегут: чух-чух-чух… чух-чух-чух…
Младенцы раздумали кряхтеть, прислушиваясь к незнакомому голосу. Она, улыбаясь, качала над ними головой и даже запела одну из тех песенок, которые постоянно распевал по радио юный солист центрального детского хора Сережа Парамонов…
– Не ревут?
В купе вполз чемодан, а вслед за ним протиснулся лейтенант с авоськой, из которой торчали бутылки с молоком.
– Нет, молчат! – улыбнулась Ирина. – Какие они славные! А где их мама?
– А где наша соседка по купе?
– Кажется, она испугалась этих славных малюток и…
– Ретировалась с поля боя! – закончил лейтенант и протянул ей руку: – Сергей.
– Ирина, – сказала она и пожала протянутую ладонь.
– В самом деле? – забыв выпустить ее пальцы, переспросил Сергей. Он вглядывался в нее, словно мог увидеть там что-то ему одному известное. – Вас зовут Ирина?
Прежде чем она успела ответить, в купе заглянула обиженная дама.
– Достаньте мои вещи! – с видом оскорбленного достоинства проговорила она и отвернулась.
Сергей вытащил из рундука вещи привередливой пассажирки, отнес в другое купе.
Когда вернулся, Ирина уже держала на руках одного из младенцев.
– Что? Поднял тревогу? – кивнул Сергей на младенца.
– Кажется, он чего-то хочет.
– Он всегда чего-то хочет, – усмехнулся Сергей. – А брат за ним повторяет. С ними не соскучишься. Вы уж извините, Ирина, но вам придется нас терпеть всю дорогу. Вы до Москвы едете?
– Да, – ответила Ирина после паузы. Ее ответ прозвучал не слишком уверенно, и поэтому Сергей удивленно взглянул на нее, но задавать вопросы было некогда. Младенцы дружно кряхтели и гукали, выдвигая свои требования.
Сергей сбегал к проводнице за бельем. По очереди держа младенцев, они застелили постели, потом Сергей убежал в вагон-ресторан греть молоко. Вернулся сияющий.
– Представляете, Ирина, в вагоне-ресторане мне сварили манную кашу! Такие отзывчивые ребята оказались…
Ирина уже успела переодеться и играла с малышами, давая по очереди свой палец то одному, то другому. Малыши резво цепляли палец, гудели, агукали.
– Какие они забавные, – заметила Ирина. – Похожи как две капли воды, а характеры разные.
– Вы заметили? – удивился Сергей. – И чем же они, по-вашему, отличаются?
– Вот этот у вас заводила. Он всегда первым выражает недовольство или, наоборот, удовольствие. А вот этот мальчик за братом повторяет, подхватывает.
– Как вы точно подметили! – восхитился Сергей. – Наверное, вам приходилось иметь дело с детьми?
– Нет, не приходилось.
– Тогда у вас талант. Вон они как вас слушаются.
Сергей поставил бутылочку на стол.
– Будем кормиться.
Сергей взял на руки заводилу. Тот поймал соску с кашей, зажмурился, зачмокал. Его брат беспокойно забарахтался рядом, закряхтел, изготовился поднять рев.
– Можно я попробую его покормить?
– Пробуйте.
Ирина взяла на руки второго младенца и, копируя действия Сергея, поднесла к его ротику бутылочку с кашей. Мальчик захватил губами соску, зачмокал, тараща на Ирину удивленные свои глазищи, и только когда бутылочка оказалась опорожнена наполовину, ребенок стал осоловело хлопать ресницами. Каша закончилась, ребенок уснул.
Ирина вытащила из крошечного ротика соску, положила младенца на постель.
– Как их зовут? – шепотом спросила она Сергея, который проделывал сейчас ту же операцию, что и она.
– Который у вас – Иван. А у меня – Захар. Но их все путают, кроме меня.
– А их мама? Она что, тоже путает?
– Их мама умерла, – просто ответил Сергей, и Ирина прикусила губу. Ну какая же она все-таки! Вечно ляпнет не то.
– Извините, – забормотала она, стараясь не смотреть на Сергея, но все равно заметила, как лицо его помрачнело. Как он старается, чтобы она этого не заметила! Парень через силу улыбнулся.
– А давайте и мы с вами пообедаем.
– Я не голодна, – поспешно заверила его Ирина, вспомнив, что совершенно не подумала о еде и, конечно, ничего не взяла с собой. До этого ли ей было?
– Я приглашаю вас в ресторан, – не слушая ее возражений, продолжал Сергей. – Вагон-ресторан отсюда недалеко. Всего через вагон. Пацанов теперь пушкой не разбудишь. Будут спать часа полтора. Обложим их подушками, чтобы не упали, а купе закроем.
Говоря все это, он приступил к действиям. Устроил из подушек баррикады для младенцев. Сбегал предупредил проводницу.
И вот они вдвоем сидят за столиком в вагоне-ресторане. Белые скатерти, ковровые дорожки, официанты. Она невольно вспомнила, как когда-то давно Герман водил ее в кафе. Ее мечты о счастье рассыпались, разбились вдрызг. А она, странное дело, с той минуты, когда оказалась на вокзале, не имела времени, чтобы подумать об этом. Нет, конечно, Герка сидел в ее сердце занозой. Болел там, но… Занятая помощью случайному попутчику, Ирина просто не имела возможности подумать о себе.