Мужчину было жалко. Искренне у него вышло, горячо:
– Пожилые люди кругом!
На это маленькая лохматая девчонка угрюмо ответила:
– С понтом – они не ругаются!
Компания дружно ее поддержала. Мужчина-железнодорожник не выдержал и ушел, махнув рукой. Он, судя по всему, был до глубины души задет увиденным.
– Государство их воспитывает, деньги на них выделяет, а они… – зыркнул из-под газеты товарищ, про которого Татьяна Ивановна уже успела забыть.
– А что государство может, если от них родители отказались? – возразила женщина, мать мальчика с мороженым.
– Нет уж, этих не воспитаешь, – повернулся мужчина с соседнего сиденья. – Эти уже настолько испорчены, что дорожка у них одна!
Товарищ с газетой одобрительно закивал:
– Для таких нет ничего святого.
Компания интернатских с гвалтом поднялась и подалась к выходу.
– Взять бы тех родителей, – отозвался мужчина, поднимаясь и доставая сверху свою сумку, – да к ответу призвать! Ладно, в войну сиротство – понятное дело. Но сейчас!
Татьяна Ивановна втянула голову в плечи.
– А сейчас от сытой жизни! – встряла молчавшая до сих пор бабуля. – Сейчас счастья хотят и покою, вот и бросают детей!
Татьяна Ивановна поднялась, направилась к выходу. В ушах ее, как обвинения на суде, звучали слова попутчиков.
Женщину толкали входящие в вагон пассажиры, оттесняли к исписанной похабными словами стене тамбура.
Наконец она увидела, как автоматические двери вагона съехались, и перед ее глазами поплыл перрон, желтое одноэтажное здание вокзала с белыми буквами «Покровка».
И чего ты хочешь? – спрашивала сама себя беспощадно, зло. – Чего хочешь? Ты даже имени ее не знаешь! Как посмотришь ей в глаза? Чем оправдаешься? А если она теперь вот такая же, как эти?
Электричка мчалась, как жизнь, унося Татьяну Ивановну от вспыхнувших было надежд в реальность. Поздно. Она ничего не может исправить уже. Она вернется домой, постарается справиться со своими чувствами. И Пете, и Лерочке нужна ее поддержка. А тайна? Тайна уйдет вместе с ней. Не стоит ворошить прошлое. Не стоит…
На защиту диплома Ирина готовила обед. Обед был комплексный и состоял из трех блюд. Особенно ей удались биточки – получились идеально округлой формы и на листьях салата смотрелись великолепно. Борщ тоже не подвел – не потерял цвет, да и вкус получился отменный, что уж тут скромничать…
Она получила пятерку и теперь летела через весь город, счастливая, подпевая летящей из репродуктора песенке «Ла, ла-ла-ла-ла, ла-ла, вертится быстрей земля…».
У поворота на свою улицу она замедлила шаг и пошла, вглядываясь в окна домов, в стекла витрин и в лица прохожих. У нее была такая игра, которой она научилась, возвращаясь обычно из техникума. Она как бы смотрела на себя глазами прохожих и сочиняла то, что они могли подумать о ней.
«Вот, думают люди, идет очень симпатичная девушка. Какая она все-таки хорошенькая! Как ей идет это приталенное платьице салатного цвета! Как оно ладно сидит на ней! А туфли-лодочки! Как они сочетаются с сумочкой и бусами! Надо же, какой у этой девушки замечательный вкус!»
Изредка она останавливалась у какой-нибудь витрины, будто что-то поправить в прическе. На самом деле даже выбившиеся пряди не портили ее разрумянившегося лица. И она это знала. Она просто любовалась собой.
Вдруг, что-то вспомнив, она прибавила шагу и почти побежала через дорогу к общежитию. Ей просто необходимо было застать Зинаиду Ивановну и переговорить с ней с глазу на глаз, пока другие девушки не заполонили общежитие. Пока тихо.
Дело в том, что вот уже несколько месяцев в ней зрела одна идея. Она почти уже приняла решение. Но, наученная опытом, все же считала необходимым обговорить свою идею с комендантшей. Уже давно Ирина научилась не бояться строгой женщины. Наоборот, привыкла сверять с мнением той многие вопросы. Комендантша была на месте и, шумно брызгая, гладила у себя в комнате занавески.
– Зинаида Ивановна! Я диплом защитила! – сообщила Ирина, заглядывая в комнату. – На пятерку!
– Все, значит, – вздохнула комендантша. – Отучилась, стало быть…
– Отучилась!
– Ну что ж, дело такое, – заключила Зинаида Ивановна и шумно выбрызнула воду. Утюг зашипел, подминая под себя мятую ткань. – Куда ж тебя распределили?
– Ну… у нас пока еще распределения не было… Так вот я как раз и хотела с вами посоветоваться.
– Ну, выкладывай. – Зинаида Ивановна отставила утюг в сторону и сложила занавеску. – К милому ехать задумала?
– А вы откуда… – поразилась Ирина. Ей казалось, что никто не должен догадаться о том, что ее волнует.
– Ну как же… Письма-то тебе ходят из армии? Ходят… Замуж, что ли, зовет?
– Он еще два года назад, когда в отпуск приезжал, обещание с меня взял. Ну что как закончу – приеду к нему.
– И ты обещала?
– Обещала.
– Ну поезжай, коль обещала. Вот я что тебе скажу, девонька: негоже без семьи. Пора уж тебе о себе-то подумать. Коль парень хороший и ты его давно знаешь – поезжай. Там работать устроишься, повара кругом нужны. Я вот своего милого на войне потеряла. Иной раз кажется – позвал бы, хоть на край света поехала бы за ним.
– Вот и я…
– Ну так и езжай. Трудностей не бойся. Ты девка толковая, не белоручка. Любому за счастье такую жену!
– Спасибо вам за все, Зинаида Ивановна, – с чувством сказала Ирина и обняла комендантшу.
Вскоре Ирина начала сборы. Впрочем, покидал общежитие почти весь их этаж. Девочки разъезжались по распределению. Люба возвращалась в родное село, Надя по комсомольской путевке отправлялась в Сибирь, на стройку.
На каждой койке в их комнате лежал чемодан. Было весело собираться в дорогу, мечтать и строить планы. Каждой казалось, что впереди ее ждет самое интересное, самое захватывающее, самое необыкновенное. Одним словом – счастье!
У Ирины больше других было оснований думать так о своем будущем – ведь она ехала к любимому! Так далеко, в незнакомый северный город Мурманск, к холодному морю…
Едет она сюрпризом. И это делает предстоящую встречу еще более заманчивой, романтичной, острой.
Девочки со всего этажа спешили подарить Ирине что-нибудь на память. Они выдавали замуж свою портниху, всеобщую любимицу! Несли ножницы, наперстки, пяльцы для вышивания, шкатулочку для украшений, которых у Ирины никогда не было, вафельное полотенце, варежки из кроличьего пуха, шерстяные носки…
Вскоре она поняла, что «приданое» не уместится в чемодан, и стала возмущаться:
– Не на Северный полюс меня отправляете!
Провожать на вокзал прибежала целая толпа. Здесь девочки вручили ей корзинку с едой. Поезд тронулся, что-то дернулось внутри ее. Девушка прильнула к окну, глядя на убегающие силуэты однокурсниц, соседок по этажу. Впервые почувствовала, что теряет сейчас что-то важное, что здесь остаются люди, которые ее любили, и ей стало немножко грустно. Совсем немножко. В купе, кроме нее, ехала женщина и двое мужчин. Вскоре все они перезнакомились, и Иринка узнала, что женщина ездила в отпуск навестить родителей, а теперь возвращалась к мужу и детям в Мурманск. Пожилой мужчина будет ехать ночь, а утром выйдет на одной из станций. Второй мужчина, вернее, парень, в морской форме, возвращается из отпуска на место службы. Ирина тоже поведала соседям по купе, что закончила учебу и вот теперь едет к жениху. И ей было странно и весело, что она такая же взрослая и самостоятельная, как все остальные, что ее история так же обычна и одобряема, как все другие. Соседи по купе с интересом отнеслись к ее рассказу. Моряк вызвался проводить до военной части, а соседка попросила посмотреть фотографию жениха. Посмотрев, не скрывала своего восхищения.
И вот Иринка стоит на вокзале в Мурманске. В одной руке – швейная машина, в другой – внушительный чемодан.
Морячок вызвал такси. С замиранием сердца ехала Иринка через незнакомый город, впитывала его краски, очертания улиц. Ведь ей предстояло здесь жить, строить свое счастье, осуществлять свою давнюю детскую мечту о семье.
Потом город кончился, дорога петляла меж сопок. Несколько раз машину останавливал военный патруль – проверяли документы. На контрольно-пропускном пункте долго расспрашивали – что да как. Строгий мичман, сведя брови, рассматривал ее паспорт, буравил взглядом вещи, крякал, цокал языком.
Потом она сидела в будке контрольно-пропускного пункта и ждала. Такое начало встречи с будущим счастьем выглядело не слишком обнадеживающим. Но она успокаивала себя тем, что в армии свои порядки и не ей о них судить. Она к ним постепенно привыкнет.
Вот сейчас придет Герман, и сразу все встанет на свои места.
Герман появился через два часа, когда она уже истомилась от ожидания.
Он вошел такой серьезный, даже, пожалуй, хмурый. Она снова не могла уловить, как вести теперь себя с ним. Остановился посреди будки, оглянулся зачем-то на мичмана. Тот поглядывал на них через окошко.
Герман был все таким же красивым, щеголеватым. Но то ли оттого, что помещение КП было не слишком просторным, то ли еще по какой причине он пригибался, словно хотел казаться меньше ростом.
– Ты… что же ты… не предупредила? – спросил он и оглянулся.
– Я думала – так интереснее. Да и ведь я же обещала тебе, что приеду. Вот и приехала.
– Обещала… – повторил Герка, будто бы передразнивая ее. – Мало ли кто кому что обещает… Могла ведь и забыть…
– Я не забыла, – сказала Ирина, первой шагая ему навстречу. Ее тоже здорово смущал усатый мичман, то и дело бросающий взгляды в их сторону. Хотелось, чтобы неловкость первых минут встречи скорее прошла.
– Ты дежурному как назвалась? – понизив голос до шепота, спросил Герман.
– Новикова Ирина, – так же тихо ответила она. – А что?
– Я не об этом, – поморщился Герман, раздражаясь от ее непонятливости. – Ну кем ты приходишься мне… Ты что сказала?
– Невестой… – с трудом произнесла Ирина и покраснела.
– Я так и знал! – воскликнул Герман и как можно дальше отошел от окошка с мичманом.
Иринка поняла, что сделала все не так, как надо, накликала на Германа неприятностей и вообще… Сюрприза не получилось.
– Невеста – это когда заявление в загс подали, – объяснял он ей, когда они уже шли по улице военного городка моряков. Герка в одной руке нес Иринкин чемодан, другой же, свободной, то и дело козырял высшим чинам. – Надо было сестрой назваться. Так надежней. Тут не придерешься. Сестра, мол. Двоюродная. В гостинице так и скажем.
– Ладно… Я же не знала. Если бы ты написал в письме, я бы так и сделала. А от тебя писем целых два месяца не было. А я техникум заканчиваю. Я и не могла решить – ехать мне по распределению или же к тебе. Надя вот в Сибирь уехала, на стройку.
– Понятно, – отозвался Герка и остановился передохнуть. Она тоже поставила свою машинку на землю. Груз был нешуточный. – А машинку-то на кой приволокла?
Она с досадой обнаружила, что Герка вроде как стыдится ее с этим чемоданом, с машинкой. То, чем она совсем недавно гордилась – ее приданое, теперь выглядело так нелепо!
Теперь ей самой стало стыдно и своего фанерного чемодана, обшитого черным сатином, и громадной тяжелой швейной машины, и стоптанных каблуков своих дорожных туфель, и своего серого костюма… «Немаркого», как характеризовала его Зинаида Ивановна.
– Сейчас придем в гостиницу, я скажу, что ты моя родственница. Поняла? Лишнего не болтай. Тут военный объект! – строго сказал он.
Остаток пути прошли молча.
Гостиница – двухэтажный кирпичный домик – являла собой то же самое общежитие, только для военных моряков.
Поднялись на второй этаж. По коридору ходили парни в тельняшках и спортивных штанах. На кухне сохли ползунки. Какая-то женщина в конце коридора укачивала младенца.
Иринкина комната оказалась небольшой и обычной. С тумбочкой, умывальником и деревянной кроватью-полуторкой. Еще тут был шкаф и зеркало.
– Ты… устраивайся, – сказал Герман, поставив вещи на пол. – А мне сейчас идти надо.
– Уже? – испугалась Ирина. – А как же? А когда ты придешь?
– Приду вечером, если отпустят. У меня служба, если ты не забыла.
Она опустилась на кровать – уставшая и расстроенная. Уходя, Герман оставил дверь открытой, и теперь она видела коридор. Некоторое время она сидела в полном оцепенении и наблюдала, как протекает жизнь молодых семей военнослужащих. Каким образом она должна включиться в эту жизнь? Ведь, наверное, Герман ждет от нее именно этого? Она почему-то все представляла несколько иначе.
Погруженная в свои мысли, Ирина не сразу отреагировала на приветствие, прозвучавшее из приоткрытой двери.
– Смотрю, новенькая у нас! – В комнату вошла крупная кудрявая девушка в домашнем халате и переднике. – Как зовут?
– Ирина.
– А меня – Галя. Я мичмана Крохты жена. А ты к кому приехала?
– Я к Герману. К Герману Найденышеву. Он мой… брат.
Чуть не проговорилась! Вовремя вспомнила Геркин наказ.
– А я смотрю – сидишь как сирота какая. Одна. Личико грустное… У нас так нельзя, подружка. У нас тут коммуна. Мы все как одна большая семья. К любому обратись – помогут. А иначе в военном городке нельзя. Всем трудно. Для всех это место сначала было чужим, суровым. А потом обвыклись, даже нравится здесь. Ты надолго к брату? Навестить?
– Да я… не знаю. Вообще-то я думала – совсем…
– Ну а что же тогда смотришь как неродная? Разбирай чемодан. И идем ко мне, я тебя накормлю с дороги. В душ сходишь, покажу где.
Соседка Галя несколько оживила упавшую духом Ирину. Накормила вкусным борщом, помогла навести в скучной казенной комнате подобие домашнего уюта. Шло время, а вечер не наступал. Было все так же светло, словно время остановилось. В гостинице шла своя жизнь – по коридору гуляли запахи позднего ужина, кто-то возвращался со службы, где-то плакал ребенок. Но и эти звуки затихли, запахи притупились. Иринка заподозрила, что ночь все же наступила, хотя за окном оставался белый день. Это был полярный день, о котором она когда-то слышала на уроках географии!
В момент, когда она сделала для себя это открытие, дверь распахнулась, и на пороге вырос Герман. Бескозырка набекрень, глаза блестят. Иринка поднялась ему навстречу, машинально поправляя на своем нарядном платье невидимые складки. Герман выглядел веселым, и от этого у нее тоже поднялось настроение. Хорошо, что его дневная хмурость исчезла.
– Какая ты! – восхищенно произнес он, оглядывая ее с головы до ног.
– Нравится? – смутилась она. – Это я сама сшила.
– Высший класс! – похвалил он и достал из-за пазухи бутылку шампанского.
Только теперь Иринка догадалась, что Герка навеселе.
– Есть у тебя стаканы?
– Кажется, я где-то видела…
Она достала из тумбочки два стакана. Герка залихватски откупорил бутылку. Пробка ударила в потолок.
– Тише! – вскричала Иринка, радостно узнавая в нем прежнего своего друга – отчаянного парня Герку.
– Должны же мы отметить твой приезд? – громким шепотом ответил он и разлил шипящий напиток по стаканам. Он суетился, и как ни старалась Ирина поймать его взгляд, у нее не получалось. И только когда они наконец выпили шампанского, он остановил на ней взгляд, и она прочитала в нем то, что хотела.
– Давай поговорим? – предложила она, полагая, что настал удобный момент, чтобы начать строить планы на будущее.
– Все разговоры – потом, – возразил Герман и сел поближе. – Какая ты красивая…
Он провел ладонью по ее лицу. Она так ждала этого момента! Теперь не существовало никаких преград между ними. Он любит ее, они вместе!
Она потянулась к нему навстречу, с трепетом ощущая его горячие ладони на спине, он прижал ее к себе, горячо задышал ей в шею.
– Герка, знаешь… – зашептала она, трепеща в его руках, как пойманная рыбка.
– Не говори ничего, – прошептал он, укладывая ее на кровать. – Все потом, потом…
Герман остался до утра. Хотя утро в тех краях мало отличается от ночи…
В комнату заглянула соседка Галя и увидела спящих в обнимку голубков. Несколько секунд она, ошарашенная, стояла на пороге, а потом поспешно ретировалась в коридор.