– Я догоню вас через минутку, – сказала она, схватив тетю за руку.
Мельбурн и Пип направились к экипажу, а Элинор потащила тетю Тремейн назад в гостиную.
– Можно я заеду к тебе завтра? – спросила она.
– Ну конечно, моя милая. Что-то случилось? Я это чувствую.
– Ничего плохого не произошло, но могло. Только не говори Мельбурну.
– Мы, родные люди, должны выступать единым фронтом. Можешь рассказать мне все, Нелл. Ты это знаешь.
– Спасибо, тетя. – Еще раз поцеловав пухлую щечку тетушки, Элинор присоединилась к брату и племяннице, уже сидевшим в экипаже.
– О чем был разговор?
– Это личное. Но не беспокойся, речь шла не о тебе.
– Мне от этого ничуть не легче. – Он поправил локон на головке дочери. – Ты будешь сегодня на суаре у Ферронов?
– Думаю, да.
– Кто тебя будет сопровождать?
– Себастьян, согласно нашей договоренности…
– Я ничего не запрещаю тебе дорогая. Я просто задаю вопрос.
Откровенно говоря, покушение на ее честь было еще свежо в памяти, и она была благодарна брату за заботу.
– Я подумала, может ты, если это не нарушит твои планы.
– У меня не бывает планов, которые исключали бы присутствие кого-то из моей семьи.
Элинор чуть нахмурила лоб.
– Это потому, что ты абсолютно, доволен своей жизнью. Тебе легко с высоты своего величия быть великодушным. Ведь ты имеешь все, что хочешь, и тогда, когда хочешь.
Серые глаза спокойно глядели на нее довольно долго, так что она успела заметить в их глубинах нечто похожее на боль.
– Очень, поверхностное суждение, Элинор. На тебя это не похоже.
Пенелопа потянулась к ней и взяла за руку.
– Тетя Нелл борется за независимость, – по-детски серьезно заметила она. – Я думаю, ей нелегко.
Элинор вздохнула.
– Спасибо, Пип. – Взглянув на старшего брата, она улыбнулась. Уж он-то как раз не имел всего. Если бы три года назад, когда умерла Шарлотта, и он овдовел, рядом не было Пип, трудно сказать, как жил бы дальше Себастьян. Пережив утрату, он позвал своих неженатых братьев, сделал все возможное, чтобы вся его семья была рядом. Нет, Мельбурн имел, конечно, многое, но далеко не все. – Извини меня, Себастьян, – тихо сказала она. – Но ты мог бы немного облегчить мою жизнь.
– Знаю, дорогая. Но не имею такого намерения. Чтобы не начинать перебранку по поводу того, кто кому усложняет жизнь, приехав, домой, Элинор решила уйти к себе в спальню с книгой. Там она остановилась у окна. Она не могла представить себе Валентина, который бы увлекся чтением книги, когда манят к себе вечерние толпы на Бонд-стрит и в Гайд-парке.
Наверное, она могла бы попросить грума отвезти ее в любое место – в Лондонский зоопарк, например, или в Британский музей – хотя все это больше не казалось ей интересным. Что делает человек, которому хочется быть раскрепощенным и… хоть немного безнравственным?
Можно, конечно, снова поцеловать маркиза Деверилла. Элинор прикоснулась к губам пальцами. Она шесть лет мечтала о его поцелуе, с тех пор как ей исполнилось пятнадцать. Тогда она была ребенком, а когда стала взрослеть, появились «правила». Друзьям ее братьев позволялось поболтать с ней, потанцевать, если это было уместно, но никогда не смотреть на нее как на женщину и никогда, ни при каких обстоятельствах не целовать.
Деверилл, очевидно, знал правила, но, тем не менее, сделал это. И, Боже милостивый, что это был за поцелуй! Ее целовали и раньше – в тех редких случаях, когда какому-нибудь повесе или поклоннику удавалось ненадолго остаться с ней наедине. Но ни разу она не испытала при этом такого потрясения. Конечно, она никогда еще никем не была так увлечена, как Валентином Корбеттом.
Элинор покачала головой. Ее договоренность касалась не Деверилла, а ее самой. Ее выбора, ее желаний. Однако она слишком много времени тратила на размышления о маркизе и о том, как бы он поступил в той или иной ситуации. Зачем?
– Перестань, – пробормотала она самой себе и уселась за маленький письменный стол. Ей было необходимо составить перечень того, что хотелось совершить, а также список потенциальных мужей. После этого она сможет сосредоточиться на своих целях и выбросить из головы всех, кто препятствует их достижению. Возможно даже, ей удалось бы связать свое приключение с каким-то мужчиной, который мог бы оказаться наилучшей кандидатурой на роль будущего супруга.
Она достала лист бумаги и обмакнула перо в чернильницу. «Первое, – аккуратно пометила она. – Приобрести более смелый, более «откровенный» гардероб, соответствующий тому, какой я себя ощущаю».
Начало положено, решила Элинор. Можно было бы даже не включать этот пункт, поскольку к этому времени у нее уже имелось не менее дюжины платьев от мадам Констанцы, даже если не считать разорванного на куски красного.
«Второе – продолжила она. – Разговаривать со всеми, будь то мужчина и женщина, с кем захочу, а не только с теми, кого предварительно одобрит мое семейство».
Ну что ж, она и этому положила начало, хотя попытка чуть было не закончилась плачевно. Но это не должно ее останавливать. Элитарный подход к выбору знакомств, на котором всегда настаивал Мельбурн, был хорош для него, потому что соответствовал его мировоззрению. Она не могла допустить, чтобы ее жизнь подчинялась моральным догмам брата.
«Третье. – Задумавшись на мгновение, она несколько раз обмакнула перо в чернильницу, так что пришлось даже стряхнуть избыток чернил. – Научиться править фаэтоном не хуже любого мужчины».
Элинор нахмурила лоб и чуть не вычеркнула написанное. Но ведь не обязательно все должно быть рассчитано на грандиозные изменения в ее жизни. И тот факт, что именно Стивен предложил себя на роль наставника, не должен подавить в ней желание учиться. Ей просто нужен другой, более подходящий наставник. Наверное, подошел бы Деверилл, если бы ей удалось уговорить его.
«Четвертое. Устроить приключение».
С этим выходит нечто весьма расплывчатое. Деверилл сказал, что подумает над ее предложением. Но ведь нужно самой определить, какого рода приключение она хочет. Ведь вариант этого любителя острых ощущений может оказаться скандальным и опозорить ее. А заодно и семью. Вот когда она сама поймет, что ей нужно, все остальное встанет на свои места.
Как-никак свою «декларацию» она представила всего четыре дня назад. Выбрать приключение только для того, чтобы выполнить пункт своего перечня, было бы смешно и неплодотворно, а возможно, даже опасно для остальных ее планов, потому что приключение должно состояться до того, как она найдет мужа. Однако она не могла откладывать на неопределенный срок решения по каждому из пунктов. Ее независимость не продлится вечно, а если Мельбурн положит конец ее мятежу до того, как она все осуществит, у нее навсегда останется чувство неудовлетворенности.
Элинор оставила место, чтобы потом конкретизировать замысел приключения, и начала на другой стороне страницы составлять список мужей. Она решила перечислять их под буквами, а не под номерами. И не в порядке предпочтения, а скопом – чей образ раньше подскажет память.
Она, тщательно выписала букву «А» и добавила завитушки и прочие украшения. Никого на эту букву не вспомнила и оставила свободное место. Затем перечислила буквы от «Б» до «Ж», украсив каждую так же, как и «А», чтобы сложностью рисунка не подчеркивать свое особое отношение ни к одной из них. Сделав это, она вернулась к букве «А». Никаких мыслей.
Двадцать минут спустя Элинор поняла, в чем проблема. Она не выполнила еще пункт номер два и слишком мало общалась с людьми, не встречалась с одинокими джентльменами – кроме тех, кого одобрили Гриффины, – и поэтому не могла составить никакого полезного списка. Ей хотелось написать только одно имя – Валентин, хотя трудно было толком объяснить, почему ей этого хочется.
Маркиз Деверилл был бы ужасным мужем, и такой выбор наверняка убил бы Себастьяна, но главное – сам Валентин никогда не согласился бы на это. Она знала его вкусы – замужние, не обременяющие себя соблюдением нравственных норм женщины, отношения с которыми не затрагивают сердце. Поскольку она хотела любить своего мужа и желала также, чтобы он любил ее, Валентин становился неподходящей кандидатурой.
Поэтому перечень ее целей остался незаконченным, а в списке желаемых мужей не появилось ни одной фамилии. Ничто не изменилось и к тому времени, как явилась Хелен, чтобы помочь ей одеться для бала. На уровне декольте вечернее платье было цвета голубого полуденного неба, который, постепенно сгущаясь, становился темно-синим, как полуночное небо, в нижней части подола юбки. Она приберегала его для особого случая. Неизвестно почему сегодняшний бал показался ей вдруг именно таким событием.
Увидев, как она спускается по лестнице, Закери тихо присвистнул. Очевидно, это следовало считать признаком того, что ее гардероб улучшился или, по крайней мере, стал более консервативным. Раньше ни один из ее братьев никогда не выражал подобным образом своих эмоций.
Шарлемань неодобрительно поморщился, а вот реакцию Мельбурна было гораздо труднее определить. Он довольно долго смотрел на нее, потом кивком приказал Стэнтону открыть дверь.
– Готова? – спросил он.
Помогая ей подняться в карету, Закери пожал ей пальцы.
– Ты заставишь всех девушек в следующем сезоне подражать тебе, – тихо сказал он. – Мы повсюду будем видеть шедевры мадам Констанцы. Я лично очень благодарен тебе за это.
Она чмокнула его в щеку.
– Ты, кажется, начинаешь сочувствовать правому делу? – прошептала она.
– Не, говори никому, иначе меня повесят как предателя, но мне кажется, ты в последнее время была не очень довольна жизнью. Если эти платья заставляют тебя снова улыбаться, то я горячий сторонник того, что ты затеяла.
Получив эту неожиданную поддержку, Элинор ехала на бал в более оптимистическом настроении, чем за последние несколько дней. Ситуация оставалась далеко не идеальной, но она, кажется, стала приобретать союзников.
Дворецкий Ферронов объявил о приезде семейства Гриффин, и она сделала шаг в море света, шума и музыки. Братья тут же куда-то исчезли, хотя она все еще чувствовала на себе взгляд Мельбурна с другого конца комнаты. Однако пока он держал слово и не вмешивался.
Казалось, каждый мужчина в лондонском обществе сразу же заметил, что ее сопровождающие сегодня не при исполнении служебных обязанностей, и ее программка танцев заполнилась в мгновение ока. Она умудрилась оставить свободным один вальс, хотя понятия не имела, будет ли на балу Деверилл.
Элинор подумала, было отдать кому-нибудь этот танец, чтобы постараться найти хотя бы одного джентльмена, которого можно внести в список, но ей хотелось узнать у Валентина, как продвигается выбор приключения и не слышно ли чего-нибудь о Кобб-Хардинге. Она знала, что слухи ходили. Интересно, дошли ли они до Валентина?
После двух кадрилей и контрданса оркестр и гости сделали перерыв, чтобы отдохнуть. Элинор заметила Барбару Хаусен и направилась к подруге, но ей преградила дорогу крупная мужская фигура. У нее замерло сердце. Неужели Валентин все-таки решил прийти?
Однако, подняв глаза, она пришла в ужас. Перед ней стоял Стивен Кобб-Хардинг, голубые глаза, которого шарили по декольте ее платья. Элинор с трудом подавила инстинктивное желание прикрыть грудь и убежать.
Он медленно поднял глаза и взглянул ей в лицо.
– Добрый вечер, Элинор. Могу я рассчитывать на танец?
Вопрос звучал настолько абсурдно, что она не сразу смогла ответить.
– Моя карточка заполнена, – сказала она, отступая на шаг и пытаясь обойти его.
Он снова преградил ей путь.
– Уж наверняка у вас остался какой-нибудь танец для будущего мужа?
– Вы последний мужчина в Лондоне – нет, во всем мире, – за которого я вышла бы замуж, – ответила она. – Считайте, что вам крупно повезло, что я не сообщила на Боу-стрит, чтобы вас арестовали.
– Ну и почему же вы этого не сделали? Наверное, потому, что вам пришлось бы признаться, что вы были со мной на маскараде у Белмонта? А потом мне пришлось бы сказать, что вы слишком много выпили и удалились со мной в укромное местечко.
Она побледнела.
– Вы не осмелитесь.
– Вы так думаете? Да я могу даже описать крошечную веснушку вот на этом месте… – Он указал на ее левую грудь.
У Элинор перехватило дыхание. Еще никто никогда не поступал с ней так подло. Но она была Гриффин, а Гриффины не отступают ни перед кем.
– И вы думаете, что это заставит меня выйти за вас замуж? – спросила она, сожалея, что он выбрал такое многолюдное место для этого разговора, и в то же время радуясь тому, что он это сделал.
Он усмехнулся.
– Нет, не думаю. Но мне и не нужно убеждать тебя, не так ли? – Он бросил взгляд через ее плечо.
Мельбурн. Он придет в ярость и страшно разочаруется в ней. Этого она не могла допустить. И в горячности перешла на ты.
– Если ты расскажешь кому-нибудь о том, что произошло, я постараюсь сделать так, чтобы все узнали, какое ты животное и как мерзко себя вел.
– Дорогая моя, я спрашивал у вас, хотите ли вы поехать со мной к Белмонту, и вы согласились. Я вас туда не тащил насильно. Это вы, одевшись, как актриса, пытались соблазнить меня – несомненно, для того, чтобы досадить своему брату. Если я решил воспользоваться вашим безнравственным поведением, то это мое право. – Он подошел еще ближе. – Зачем же упускать удобный случай?
– А что, если я не упущу случая влепить пулю вам между глаз? – раздался рядом низкий голос Деверилла. Он встал рядом с ней достаточно близко, чтобы его пальцы прикоснулись к ее пальцам. – Это уже будет мое право.
Кобб-Хардинг покачал головой, отступив на шаг.
– Я пришел сюда не затем, чтобы драться с вами. Я здесь для того, чтобы обсудить кое-что с герцогом Мельбурном.
– В таком случае незачем угрожать леди Элинор, как незачем было пытаться сегодня днем задавить меня.
Элинор перевела взгляд на Деверилла.
– Что он сделал?
– Оторвал рукав моего сюртука. Так что для вас, Стивен, главный вопрос заключается не в том, хотите ли вы поговорить с Мельбурном, а в том, не желаете ли встретиться со мной на рассвете где-нибудь в укромном местечке.
Наглой самоуверенности у Кобб-Хардинга явно поубавилось.
– У вас нет никаких доказательств.
– Мне они не нужны. В обоих случаях я при этом присутствовал лично. У меня хорошее зрение и память пока не подводила. А теперь быстро покинь этот дом или выбирай место для нашей встречи на рассвете. Я уже приготовил пистолеты.
– Но это…
Маркиз подошел еще ближе.
– Если ты не уйдешь немедленно, я не буду ставить тебя в затруднительное положение или устраивать скандал. Я просто убью тебя, Кобб-Хардинг. Однако выбор оставляю за тобой. Я добрый.
Стивен сжал губы, бросил сердитый взгляд на Элинор, потом, напряженно кивнув Девериллу, повернулся и направился к выходу из бального зала. Элинор проводила его взглядом и, наконец, выдохнула воздух, который держала в легких, казалось, целую вечность.
– Силы небесные!
– Извините, – сказал Деверилл и, взяв ее руку, поднес к губам. – Я не хотел вмешиваться, но Кобб-Хардинг, кажется, будит во мне все самое плохое. – Он приподнял бровь. – А может быть, самое хорошее?
– Не надо извиняться, – сказала она и отдернула руку, почувствовав, что дрожит. – Спасибо.
– Это не ради вас, леди Элинор. Он испортил мой сюртук. А я любил его больше, чем люблю большинство людей. – Маркиз предложил ей руку и, наклонив голову, заметил: – Вы прокусили губу. Облизните ее, прежде чем кто-нибудь увидит кровь.
Она облизнула губу и почувствовала привкус крови. – Я не ожидала, что он появится здесь.
– Я тоже не предполагал. Этот человек – трус в самом худшем смысле этого слова.
– И вы пригрозили убить его.
– Я чувствовал, что он не остановится. Сегодня, когда этот тип пытался раздавить меня, он старался скрыть свое лицо. Да и к вам не подошел в присутствии ваших братьев. Он все еще обдумывает способ заполучить то, что хочет. Надеюсь, что я дал ему шанс подумать над третьим возможным выходом.
– Что, правда, то, правда. – Она сделала глубокий вдох и расправила плечи. – Что вам удалось услышать из нашего разговора?