– Да, и могу сказать, что яства, подобные этим, обычно готовятся женской особью примерно восьми футов в обхвате. А если верить Руфусу, она шикарная киска…
– Ради бога, Виктор, не кричи!
София улыбнулась и разгладила на бедрах свой белоснежный халатик. Конечно, это не то одеяние, в котором ей хотелось бы предстать перед восхищенной публикой, но она точно знала, что его арктическая холодность весьма соблазнительна и прекрасно оттеняет ее персиковую кожу, которая после долгого стояния у плиты покраснеть от смущения уже не сможет.
Девушка с интересом смотрела, как открывается дверь. Вошли Руфус, бесподобно красивый в смокинге, еще двое мужчин и девушка.
– Мы хотим поздравить шеф-повара, – заулыбался Руфус. – Это был настоящий триумф! Члены нашей маленькой делегации хотят познакомиться с вами. Мои кузены Билл и Виктор Ленчерды и моя сестра Дина. А это София Беренджер.
– Что касается меня, не могу выразить, насколько я восхищен! – Виктор был широкоплечим мужчиной с превосходным цветом лица и чувственным ртом сладострастника. – Все члены совета ворковали, как голуби, даже дядюшка Август. Вы положили в суп транквилизаторы?
– Не обращайте на него внимания, – сказала Дина. – Хотя он прав – ваша еда на самом деле облегчила переговоры, приведя всех в благодушное настроение. Вы первоклассный повар, хотелось бы мне готовить так же искусно!
София засмеялась и ответила что-то уклончивое. Билл, королевский адвокат, был лет на пятнадцать старше своих кузенов.
– Вы случайно не дочь Фредди Беренджера? – спросил он.
– Вы знаете моего отца?
– Мы вместе учились в школе. Как долго он собирается пробыть в Австралии?
– Пока не будут построены все здания по его проектам. Контракт рассчитан на четыре года.
София заметила, что Руфус с интересом прислушивался, когда она говорила об отце-архитекторе, – видимо, пытался собрать по мелочам информацию о ней. Наверное, удивился, почему она не поехала со своими родителями в Австралию… Притяжение Лондона и общение с друзьями казались ей в то время более важными. Но лондонское безумие вскоре прошло, и теперь она понимала свою ошибку.
Они стояли так, кружком, несколько минут, беседуя. Вскоре все ушли, а Руфус замешкался, делая вид, что поправляет неплотно прикрытые ставни.
– Вам необходимо именно завтра ехать обратно? – спросил он. – Я подумал, если вы останетесь здесь еще на одну ночь, я мог бы сам вас подвезти. Я собираюсь в Лондон на уик-энд.
Ну и ну! Софию позабавила его попытка позаигрывать с ней.
– Я не могу просто так остаться в квартире у Венди, без приглашения.
– Ей нравится соседствовать с вами, она мне сама так сказала. Я показал бы вам нашу местность. Если завтра будет хороший день, мы могли бы отправиться в Сток и там устроить пикник.
С той же небрежностью София ответила:
– Это было бы прекрасно, но я должна позвонить своему шефу и узнать, смогут ли они без меня обойтись еще денек.
Ей причитались три отгула, и София была намерена взять их прямо сейчас. Тогда станет ясно, куда приведет ее этот путь, а она без колебаний решила пройти по нему. Она никогда не верила в любовь с первого взгляда, но внезапно обнаружила, что невозможно верить ни в какую другую. Она чувствовала уверенность и в себе, и в Руфусе, и будущее уже казалось предопределенным. А глубоко в тайниках ее сознания хранилась смутная тревога. Счастье, нашептывал внутренний голос, никогда не бывает безоблачным, обязательно найдется хоть какое-то препятствие. Но в тот момент Софии не хотелось об этом думать.
***
Руфус и София поженились через два месяца. Дата была назначена столь поспешно, потому что отец невесты по счастливой случайности как раз приехал в этот момент в Лондон на деловое совещание и привез с собой супругу. Родители Софии одобрили Руфуса, Ленчерды одобрили Беренджеров, и София, сияя от счастья, шла к алтарю в облаке белых кружев, чтобы мистическим образом соединить свою судьбу с судьбой мужчины, которого едва знала. Епископ, кузен Руфуса, произнес превосходную речь, но жених и невеста не слышали ни слова из нее.
Они провели три недели медового месяца в Италии, вернулись домой еще больше влюбленными, чем прежде, и принялись устраиваться в новом доме.
Дом стоял в миле к западу от Ринга, как раз за руинами аббатства, принадлежавшего Фонду. Он назывался «Уотергейтс» и находился возле участка со старой пристанью, куда раньше причаливали лодки с припасами для монахов. Здание было построено из каменной кладки разрушенного монастыря, две причудливые резные колонны поддерживали маленький портик, и над ним, между каменными веками окон, можно было рассмотреть на стене широкий размах крыльев ангела. Особняк пустовал много лет. Он был вкопан в крутой склон, длинный пролет лестницы вел наверх, к гаражу и главной дороге. С тех пор как умер его последний арендатор, сад успел буйно разрастись. Сквозь высокую, густую траву с трудом тянули к солнцу свои изуродованные ветви карликовые яблони, пробивались белоснежные филадельфусы и красные мандрагоры, желтыми каплями просвечивал золотой дождь. Ряды неподрезанных глициний и клематисов штурмовали серые бока дома, лес плетистых роз с пока еще плотно закупоренными бутонами вырвался на свободу и разлегся на лужайке спящей красавицей. Множество растений погибло, не выдержав яростной атаки сорняков, но пионы оказались стойкими бойцами – их кремовые головки гордо высовывались из зарослей крапивы и одуванчиков. Гроздья гиацинтов ослепительно блестели в изумрудной матовой зелени, а внизу у реки пышно цвели ирисы – пурпурные, цвета охры и бронзы.
– Ты когда-нибудь видела такой дьявольский, но внушающий благоговение беспорядок? – спросил Руфус. Он пил пиво из пластикового стаканчика и ел сандвич с сыром. Супруги вышли в сад, чтобы спастись от пыльной мебели и упакованных в корзины свадебных подарков, загромоздивших весь дом. – Завтра утром начну теснить врага на всех фронтах.
Подобный «дьявольский беспорядок» мог бы повергнуть в уныние любого, но Руфус был полон энтузиазма. София с нежностью наблюдала за мужем. Она уже знала, что он любит все делать самостоятельно. И сад для него оказался идеальным материалом.
– Нам не нужно много газонов, – размышлял вслух Руфус. – Слишком трудно косить на склоне. Оставим только вот ту полоску травы. А здесь, наверху, я вымощу дворик и построю что-то вроде беседки, тогда мы сможем есть на открытом воздухе и принимать солнечные ванны. И еще нам нужна всякая живность. В Уайлтоне я знаю парня, который разводит серебристых фазанов.
– Меня немного беспокоит река. Я слышала много ужасных историй об утонувших детях.
– Я сделаю надежную проволочную ограду… А сколько ты хочешь?
– Детей или фазанов? – уточнила София, хотя прекрасно поняла, о чем он.
Руфус засмеялся, обнял жену, притянул к себе, и она прижалась спиной к груди мужа, чувствуя биение его сердца.
– Любимая, у нас будут чудесные дети!
Да, именно такими они и будут, подумала София, и все у них сложится хорошо.
В понедельник Руфус вернулся к работе. Кроме того, что он являлся одним из наследственных членов попечительского совета Фонда Ленчерда, он также был его платным служащим. Много всего происходило в «Египетском доме». Стипендиаты не только должны были регулярно получать деньги, но часто нуждались и в другой помощи: им где-то надо было жить, некоторые попадали в затруднительное положение и были слишком не от мира сего, чтобы выпутаться из этих проблем самостоятельно; к тому же поток соискателей никогда не иссякал. С ними приходилось беседовать, изучать их заявления, на основании чего составлять докладные записки для членов совета, собиравшихся дважды в год. Директор Фонда Холанд Эванс, светило науки, делил свое время между ежедневной рутиной и написанием трехтомной истории королевства Уэссекс <Уэссекс – королевство, основанное саксами на Британских островах в VI в.>, и делил, следует отметить, не вполне справедливо. По всем этим причинам у помощника директора забот хватало.
Но Руфус не возражал. Природная энергия и счастливая семейная жизнь помогали ему во всем. Он приходил из офиса домой и вечерами занимался садом. После ужина они с Софией падали в объятия друг друга и предавались любви с неослабевающим пылом – бывают в жизни времена и для безрассудной траты сил.
Вскоре все было готово к празднованию новоселья. На фуршет прибыло человек сорок, после чего полдюжины избранных остались на ужин.
– По-моему, все прошло отлично, – сказала София своей золовке Дине, когда основная партия гостей уехала. Женщины стояли на кухне, наливая горячий суп в супницу.
– Прекрасный прием!
На пороге появилась секретарша Руфуса.
– О, Венди! Они уже перешли в столовую? У нас все готово.
Столовая была довольно маленькой, в зеленых тонах, одна стена оклеена обоями с забавным узором из морских раковин и кораллов.
– Я совсем обленилась, – сказала Гилда Норрис, уже устроившаяся за столом. – Не могу даже встать – так выдохлась.
Гилда, хорошенькая пухленькая хохотушка, любила соблазнительно похихикать, ярко одеться и нацепить на себя побольше драгоценностей. Ее голубое платье из тафты и бриллианты казались слишком вызывающими на фоне простых ситцев других женщин. София уже успела понять, что и платья, и хихиканье равно безобидны, просто Гилде нравится быть в центре внимания и преувеличивать свои достоинства. Дик Норрис выполнял все капризы жены, и вполне мог себе это позволить, поскольку являлся единственным в Ринге фабрикантом – владел фабрикой по производству кожаных перчаток, вот уже шестьдесят лет наращивавшей состояние рода Норрисов.
Дик стоял за стулом Гилды, разговаривая с Майлзом Ропером. София подумала, что они представляют собой пару антагонистов: красивый и солидный бизнесмен и худой нервный антрополог, кожа которого побронзовела под африканским солнцем. Мрачный и немного печальный взгляд Майлза, казалось, преследовал ее.
Майлз был одним из бенефициариев Фонда и проводил длительные исследования по проблемам примитивных африканских племен, подвергавшихся воздействию цивилизации. Семь лет назад он женился на кузине Руфуса Рэймонде, но она умерла в буше от малярии, и теперь их дочь, еще одна Рэймонда, росла в доме приходского священника Джо Ленчерда, у своих дяди и тети. А Майлз оставался вдовцом.
Когда все расселись, София обнаружила себя рядом с ним, по другую руку от нее устроился кузен Виктор.
Майор Виктор Ленчерд, хозяин гончих <Хозяин гончих – титул главы охотничьего общества.>, с первого дня знакомства проникся к Софии симпатией и неизменно демонстрировал знаки внимания. Бывший кавалерийский офицер и владелец охотничьих угодий Котесбери, он был в данный момент, как сам выразился, «между женами» – только что «сбросил свою вторую».
– Я больше всего люблю посещать вечеринки как политик, не принадлежащий ни к какой партии, – заявил он, зачерпывая полную ложку томатного супа. – А ты, вероятно, думаешь, что это легко – получать удовольствие от жизни, будучи скованным по рукам и ногам обязательствами? Тебе нравится быть замужем?
– Да, очень, – улыбнулась София.
Она заметила, что Руфус пристально смотрит на нее с другого края стола, и сделала ему знак рукой, указав, что на буфете рядом с ним стоит блюдо с холодной уткой и апельсиновым салатом.
– Надеюсь, ты скоро привыкнешь к нашей странной семье, – продолжал Виктор. – У всех такой необычный энтузиазм. Руфус еще не водил тебя в пещеры? Только не говори, что тебе там понравилось!
– В некотором смысле – да. Пока я не провалилась в какую-то дыру.
Это было своеобразное испытание. Пещеры Гауберун находились за Рингом, в трех милях вверх по реке, и никто не решился бы назвать их благоустроенным и приятным местом для туристов. Лишенные освещения и бетонных ступенек, пещеры хранили первобытный мрак в своих расщелинах, уходящих глубоко под Гризденские холмы, и были усеяны разнокалиберными дырками, как швейцарский сыр. Вы входите туда, связанные канатом друг с другом, прихватив шахтерский фонарь, медленно продвигаетесь вперед, перелезая через валуны, форсируете вброд спрятанные под землю реки, затем пятно света от вашего фонаря выхватывает вдруг пещеру размером с кафедральный собор и лес сталактитов, которым полмиллиона лет… София испытала тогда благоговейный страх и приятное возбуждение, но никто не заставил бы ее пойти туда вновь. Руфус же был без ума от Гауберун – он исследовал пещеры со школьной скамьи.
– И все же тебе повезло, – заметила Гилда Норрис. – Хотелось бы мне, чтобы меня кто-нибудь взял в пещеры. Должно быть, это так волнительно!
– Могу себе представить, а ты? – прошептал Виктор, наклонившись к Софии. – Останавливаться с милым другом в темных уголках, чтобы нежно пошептаться или пошлепать друг друга по… Милашка Гилда не упустила бы такой возможности.
– Виктор, ради бога! – запротестовала София, давясь от смеха.
Руфус продолжал хмуро наблюдать за ними.
– Что смешного, Виктор? – требовательно спросил он вдруг. – Или это секрет?
Все замолчали, повернулись к ним, и София обнаружила, что краснеет. Она была смущена, потому что они с Виктором смеялись над Гилдой, которая выглядела такой добродушной… Чтобы сгладить неловкость, София громко спросила Виктора, лазил ли он сам в пещеры.
– Я уже много лет не бывал там. Если бы мне захотелось свернуть себе шею, я сделал бы это при дневном свете. Но поскольку я прожженный прожигатель жизни – скверный каламбур, прости, – я развлекаюсь по-другому и делаю вещи, которые ни один Ленчерд, имеющий чувство собственного достоинства, не одобрил бы. Все они кощунственно великодушны, за исключением меня. Например, Руфус считает, что жестоко вешать убийц и охотиться на лис.
– Я согласна с ним насчет смертной казни. Но звук охотничьего рога трогает что-то внутри…
– Вот! – удовлетворенно произнес Виктор. – Я знал, что ты – мой тип девушки. Не хочешь поохотиться с нами в следующем сезоне?
– Боже, нет! Я не ездила верхом с тех пор, как окончила школу. Тогда я была членом клуба «Пони» и зачитывалась книгами о лошадях.
– Звучит обнадеживающе. У тебя все получится. Приедешь ко мне, и я посажу тебя на лошадь…
– Нет, будь ты проклят, не посадишь! – Голос Руфуса грянул, как выстрел. Он вскочил, он тяжело дышал, в его глазах горел воинственный огонь.
– Руфус! – выдохнула София в ужасе. Она и так не имела ни малейшего намерения принимать приглашение Виктора, но не видела необходимости устраивать по этому поводу скандал.
– Остынь, старина, – проворчал Виктор. – Ты всегда был нерешительным, как все Ленчерды, и терпеть не мог лошадей, но это не причина для того, чтобы лишать Софию удовольствия от верховой прогулки.
Руфус проигнорировал слова кузена и сурово, будто на провинившуюся служанку, посмотрел на жену.
– Мы будем пить кофе в другой комнате, – бросил он и вышел из столовой.
Воцарилось гнетущее молчание. Все, озадаченно переглядываясь, переместились в гостиную. София принесла кофе, не смея поднять глаз. Ее неприятно удивило то, что Руфус так быстро захмелел… Ну конечно, он пьян, иначе не позволил бы себе говорить в таком тоне! И все равно, она не понимала, почему он разозлился. Руфус всегда любил Виктора и не воспринимал этого балагура и бабника всерьез… Ощущая тягостную неловкость, София села и завела беседу с Гилдой. Подошел Виктор и пристроился на подлокотнике ее кресла.
– Не переживай, дорогая. Этот маленький скандал ничего не значит. – Он ласково пожал ее руку.
Внезапно Руфус навис над ними обоими и, схватив Виктора за плечи, попытался стащить кузена с его насеста.
– Прекрати приставать к моей жене! Убирайся! Вон отсюда, пока я не вышвырнул тебя!
– Руфус, ты пьян… – осторожно вмешался Майлз Ропер.
– Нет, я не пьян! – возразил Руфус и добавил что-то, чего женщины не расслышали – вероятно, к лучшему.
Виктор встал и сдержанно произнес:
– Если ты считаешь, что мне действительно лучше уйти…
Дик Норрис кашлянул.