– Не думаете, что настало время…
– Конечно, дорогой, – с готовностью кивнула Гилда.
И все поспешили уехать.
София слишком расстроилась, и ей было слишком стыдно за Руфуса, чтобы упорно продолжать делать вид, будто ничего не произошло. Провожая Гилду наверх за ее пальто, она позволила своим чувствам вырваться наружу.
– Он ревнует… ревнует к Виктору! В это невозможно поверить, тем более что мы женаты всего семь недель! Не могу понять, в чем я виновата… И что все, должно быть, думают о нас после этой отвратительной сцены…
– О, забудь об этом, моя дорогая, – успокоила ее Гилда. – Все потому, что вы так недавно женаты. Скоро он научится воспринимать вещи правильно. У меня, например, с Диком теперь нет никаких затруднений. Я хочу сказать, все понимают, что небольшое недоразумение с Виктором не имеет никакого значения.
Это совсем озадачило Софию. Слепо влюбленная в Руфуса, она и в мыслях не держала флиртовать с Виктором или с кем-то еще.
Наконец София и Руфус остались одни.
– Ты, должно быть, сошел с ума… – начала она.
– Прости, – одновременно с ней произнес он.
Ей потребовалось не много времени, чтобы понять:
муж извиняется не за свое отвратительное поведение, а за кузена, которого он охарактеризовал как «профессионального бабника и грубияна».
– Какой дьявол в тебя вселился, Руфус? Ты никогда прежде не обзывал его так. Мне казалось, ты его любишь. Но в любом случае это просто смешно…
Мне не стоило приглашать его сюда. Когда я увидел, с каким вожделением он смотрел на тебя за ужином, мне стало тошно. Они все еще стояли в крошечном холле. София, сбитая с толку, вглядывалась в мрачное лицо мужа. Нет, он не был пьян, но, судя по всему, находился под влиянием какого-то более сильного стимулятора, названия которого она не знала. Что это? Ревность?
– Не стоит так все преувеличивать, дорогой, – медленно произнесла София. – Я знаю о двух разводах Виктора и о его похождениях, но это вовсе не значит, что он охотится на каждую девушку, с которой встретится…
– Как ты можешь его защищать? Тебе что, понравилось, как он с тобой обращался?
Конечно, подумала София, очень понравилось. А какой бы женщине не понравилось? Виктор, как опытный ловелас, ясно давал понять, что находит ее соблазнительной… но это все, что он делал, и она не видела в этом ничего дурного.
– Значит, тебе понравилось… – Руфус смотрел на нее пристальным, нервирующим взглядом.
– Говорю тебе, он совершенно безобиден.
– Безобиден? Виктор? Не будь идиоткой! Почему, как ты думаешь, он предлагал тебе поохотиться? Если бы ты прожила здесь немного дольше, ты бы знала, что так он приглашает каждую проститутку в графстве! Эти шлюхи проводят с ним день охотясь на лис, а потом возвращаются, чтобы принять ванну. Причем, заметь, дверь в ванную комнату не закрывается на замок! Вот такой это дом!
У Софии возникло видение: Виктор с его разгоряченным и вспотевшим гаремом, и она не смогла удержаться от смеха. Но Руфус совершенно утратил чувство юмора.
– Разумеется, если тебя забавляет то, что приличные люди считают глумлением над моралью, тебе лучше уйти с моим дражайшим кузеном. Должно быть, именно к подобным типам ты и привыкла. Полагаю, было полно таких, круживших у твоей квартирки в Челси!
– Ага, дюжины, – кивнула София, теряя терпение. – И я все свободное время проводила в постели с ни…
Он схватил ее, свирепо сжал худенькие плечи так, что София вскрикнула от боли, и тряс до тех пор, пока кровь не застучала у нее в висках. В ушах зашумело. Сквозь этот шум она услышала слова:
– Ты не должна больше так говорить, сука! – Руфус был белым, как бумага.
– Шутка… – смогла выдавить из себя София.
– Вот что все это для тебя значит, да? Просто шутка?
Она подумала, что муж собирается ударить, но он отпустил её, презрительно оттолкнув.
София не могла понять, что происходит. Никогда еще она не сталкивалась с физическим насилием, и эта внезапная атака Руфуса, которого она любила и которому полностью доверяла, на время парализовала ее.
Руфус не двигался, стоял на том же месте у нижней ступеньки лестницы. София не хотела проходить мимо него, превратившегося вдруг во враждебного незнакомца, поэтому поковыляла в гостиную. За дверью в темноте она наткнулась на низкую этажерку и столкнула поднос с бокалами для шерри. Большая часть их разбилась вдребезги, на полу зловеще замерцали осколки. До этого София была слишком ошарашена, чтобы плакать, но теперь слезы хлынули по ее щекам. Она встала на колени и принялась подбирать кусочки стекла трясущимися пальцами.
Немного погодя София почувствовала присутствие Руфуса, он тихо подошел и начал помогать ей, осторожно складывая осколки на поднос. Они молчали.
– Дорогая, прости, прости, – наконец забормотал Руфус. – Я не ведал, что творил. – Он мучительно запинался на согласных и выглядел совершенно потерянным. – Должно быть, я сильно обидел тебя, София, пожалуйста, только не плачь больше. Я не могу этого вынести.
Она оставила разбитый бокал и привалилась к плечу мужа, ища утешения. Руфус сел на пол, лаская ее голосом и руками, восстанавливая домашний мир, возвращая ощущение безопасности.
– Я по-прежнему не понимаю, почему ты приревновал меня к Виктору, – минуту спустя сказала София.
– Наверное, потому, что я слишком хорошо его знаю. Я часто наблюдал, как Виктор смотрит на девушек, и мне тяжело было видеть, что он причисляет тебя к категории вертихвосток. Но ты, казалось, не возражала, и я начал думать о других парнях, с которыми ты встречалась, когда одна жила в Лондоне. Я ничего не мог с собой поделать. И когда ты сказала… то, что сказала… что-то вспыхнуло в моей голове, и я совсем взбесился. София, я ужасно сожалею, – снова повторил он. – Я не хотел причинить тебе боль, любимая, ты мне веришь?
– Конечно, дорогой, – успокоила она его. – Я ведь говорила тебе, что ты для меня первый, последний и единственный мужчина. А что до всех Викторов этого мира – тебе не о чем беспокоиться. Я никогда дважды не взгляну ни на одного из них!
– Я не хочу, чтобы ты и один раз на них взглянула, – проворчал Руфус.
И вот тогда у Софии возникло, пока смутное, предчувствие того, что ей предстоит в будущем.
Вскоре она уже с уверенностью знала, что Руфус патологически ревнив. Когда бы она ни встречала Виктора или кого-то еще с подобным отношением к женщинам, Руфус становился раздражительным и угрюмым, не отходил от нее ни на шаг и свирепо хмурился. Он хватался за любое случайно произнесенное ею в разговоре имя и тут же принимался ее допрашивать. Кто это? Как долго ты его знала? Где вы познакомились? Ах, это тот, что преподнес тебе дорогие часы в качестве свадебного подарка? Немного странно, не так ли, если ты его едва знаешь? И София перестала упоминать прежних своих друзей, просто чтобы сохранить мир. И все равно ревнивые выпады продолжались, она часто убегала в слезах, а Руфус мчался за ней, мучимый угрызениями совести, чтобы поцеловать и помириться… до следующего раза. Между этими абсурдными эпизодами они были исступленно счастливы, что делало сцены ревности более или менее сносными.
Тем летом развлечений у них было предостаточно: они играли в теннис на травяном корте «Египетского дома», плавали в бассейне у Норрисов, в субботу после обеда Руфус играл в крикет, а София наблюдала за ним, скучая от утомительных правил, но очарованная белыми фигурами крикетистов, которые, казалось, исполняли какой-то языческий ритуальный танец на зеленом поле.
Счастливые, они вдвоем бродили по холмам, работали в саду, экспериментировали с цветной фотографией и слушали проигрыватель, разделяя страсть к Моцарту. Его волшебная музыка в сочетании с залитым лунным светом садом создавала обстановку для самой пылкой и запоминающейся любви. Если бы только не было постоянного, затопляющего душу страха сказать что-то не так, чтобы муж ничего не вообразил себе и внезапно все не испортил…
***
Октябрьским утром десяток членов попечительского совета собрались в гостиной «Египетского дома». Это не было плановое заседание – их созвали в срочном порядке, чтобы решить вопрос с финансированием. Научно-исследовательская команда университета Истхемптона, работавшая над болезнями картофеля, истощила свой денежный запас и горько рыдала, прося дополнительных грантов.
Руфус собрал столько народу, сколько сумел найти, причем не самых толковых членов: Артур не смог оставить свою епархию в Мидленде; Стивен, прославленный нейрохирург, находился в Америке, Билл – на выездной сессии суда. Но старшее поколение присутствовало: отец Билла, губернатор колонии в отставке, дядюшка Август и, конечно, тетя Флоренс. Кто может возразить, что два достойных пожилых джентльмена и не менее достойная леди способны мудро распорядиться миллионами, накопленными нашим предком? – размышлял Джонатан Ленчерд, приходской священник Ринга, вытягивая под столом длинные ноги и раскуривая трубку. Однако он не чувствовал такой же уверенности в отношении еще одной тетушки – Кесси Бедж. Она жила на той стороне Стока, исправно приезжала на каждое собрание и голосовала неизменно за темы, названия которых сама едва могла выговорить даже по буквам. Тихо щебеча что-то, старушка сидела сейчас рядом с Диной, оставившей на время свой книжный магазин. Напротив них Виктор боролся с зевотой – он охотился с пяти утра на лисят.
Были там и трое кооптированных членов, не принадлежавших к семье. Вежливо повернув головы в сторону доктора Холанда Эванса, пытавшегося убедить их расстаться с большими деньгами, они внимательно слушали. Помощник директора изучал какие-то записи.
Какой приятный парень Руфус, лениво думал Джонатан. Обладает обаянием и хваткой породистого рыжего сеттера – странное, правда, сравнение, но оно подсказано цветом его волос и уверенностью в себе. Что до самообладания и эмоциональной уравновешенности – до недавнего времени казалось, что Руфус может похвастаться и этими достоинствами. Но выяснилось, к сожалению, что он, пастор, плохо понимал своего кузена, которого знал всю жизнь; если его, стороннего наблюдателя, так тревожат вспышки собственнического и легко поддающегося переменам характера Руфуса, что, должно быть, чувствует несчастная София, являющаяся их мишенью? Она уже начала проявлять признаки нервной напряженности, бедняжка, и нечему удивляться!
Размышления Джонатана были прерваны скрипучим голосом старого сэра Уильяма, экс-губернатора, вклинившегося в речь доктора Эванса:
– Фаллер первоклассный ботаник. Мы убедились в этом в свое время, когда устанавливали ему первоначальный грант. Но это не оправдывает того факта, что он так быстро расправился с деньгами и не предъявил нам никаких результатов исследований.
– Прошу избавить меня от разглагольствований чиновника! – Это был ожидаемый взрыв со стороны доктора Августина Ленчерда, с праведным гневом обрушившегося на своего пожизненного спарринг-партнера. Отсутствие воображения, скупость, неуважение к «краснокирпичным» университетам <Университеты, основанные в Великобритании в XIX-XX вв. и специализирующиеся на технических дисциплинах.> – все эти старые обвинения вновь полетели в цель.
Сэр Уильям дождался, пока кузен остановится, чтобы перевести дыхание, и сказал:
– Все это было бы чрезвычайно интересно, если бы хоть как-то относилось к делу. Я задал простой вопрос о финансах и все еще надеюсь на простой ответ.
– Думаю, нам нужно учесть форс-мажорные обстоятельства, – вмешался Руфус, вертя в руках лист бумаги. – Не говоря уже о болезни самого профессора Фаллера, были еще трудности с новыми постройками на экспериментальной ферме. Это задержало их работу по программе, но, разумеется, жалованье должно быть выплачено… кроме того, транспорт, бензин…
Недовольный шум голосов за столом утих, успокоился даже сэр Уильям. Провели голосование и приняли резолюцию об увеличении гранта.
– Признаться, болезни картофеля меня ничуть не вдохновляют, – шепнула Дине тетя Кесси. – Такой неинтересный овощ, даже когда он совершенно здоров. И все же забавно, что внеочередное заседание прошло именно сегодня, поскольку я почти уже собралась приехать сюда повидать Руфуса. Это не тот вопрос, который можно обсуждать по телефону, и я подумала, что должна рассказать ему лично. Ты помнишь мою соседку, миссис Фродшем? Она пригласила меня посмотреть телевизор прошлым вечером. У нее гостит мисс Поттер-Уильямс. Что-то, я уже забыла что, было сказано насчет женитьбы Руфуса на такой красивой девушке, и мисс Поттер-Уильямс навострила ушки, услышав фамилию Беренджер. Она сказала, что у ее племянницы, миссис Уайбрэхэм, служила девица по имени София Беренджер, присматривала за детьми. Так вот, племянница уличила ее в недостойном поведении со своим мужем и тут же вышвырнула из дома.
– Я уверена, что это не может быть наша София, – запротестовала Дина и обменялась испуганными взглядами с Джо и Виктором, которые оба были достаточно близко, чтобы слышать слова старой леди.
– О, я ей не поверила, – махнула рукой тетя Кесси. – Возможно, была какая-то другая девушка с такой же фамилией или мисс Поттер-Уильямс просто напутала. Но даже так, ты не считаешь, что это очень неприятно, если она будет ходить здесь по гостям и рассказывать ужасные вещи о Софии? Вот почему я решила, что Руфусу нужно сказать об этом – чтобы он остановил ее.
– Нет! – хором заявили Дина, Джо и Виктор.
– Разве он не должен защитить честное имя жены? – изумилась тетя Кесси.
– Гораздо лучше вообще не поднимать этот вопрос, – заметил Виктор. – Ваша мисс Портер-Вискис, или как ее там, уедет, и проблема решится сама собой.
– О, дорогой, хотелось бы, чтобы именно так все и было. Но ты же знаешь, как быстро распространяются сплетни…
– Да, и я уверен, сами вы не хотите помочь в их распространении, – многозначительно сказал Джо. – И потом, вы же видите, как занят Руфус.
К счастью, сам Руфус в это время был поглощен разговором с директором и одним из кооптированных членов совета. Джо начал незаметно подталкивать тетю Кесси к двери, потчуя ее подробностями из жизни своих детей. Дина и Виктор с облегчением наблюдали, как они уходят.
– Опасный был момент, – покачала головой Дина.
– Не беспокойся. Старина Джо знает, как с ней управиться.
– Да, но, Виктор… разве это не ужасно, что мы все реагируем подобным образом? Я презираю грязные сплетни, но чувствую так же, как и ты, что мы должны помешать Руфусу все это услышать. Я вижу, как он иногда наблюдает за Софией, и этот его взгляд… я не знаю… как будто он находится под каким-то заклятием. Ты понимаешь, что с ним происходит?
– Я сказал бы, что он до смерти влюблен.
Джо проводил старую даму к древнему «моррису» <«Моррис» – марка автомобиля компании «Бритиш Лейланд».> и запихнул ее на переднее сиденье со множеством банальностей вроде: «Не будите спящую собаку» и «Меньше знаешь – крепче спишь», затем сел в свою машину и с чувством выполненного долга выехал со двора конюшни. Когда он исчез за поворотом, тетя Кесси вдруг обнаружила, что забыла свою сумочку в гостиной. Она рысью припустила назад к дому и на пороге столкнулась с Руфусом.
***
София сажала подснежники в канавку у стены новой террасы, построенной Руфусом, втыкая луковицы во влажную, похожую на шоколадный кекс землю. Услышав, как муж спускается по ступенькам, она крикнула ему:
– Я здесь, дорогой! – И затем, когда он показался из-за угла, поинтересовалась: – Ну, как прошло собрание? Дядюшки не хулиганили?
Руфус не ответил, и его мрачный взгляд был первым предупреждением о грядущей беде. Подойдя совсем близко, он спросил:
– Ты знаешь людей по фамилии Уайбрэхэм?
– Уайбрэхэм? О, Уайбрэхэм… – Это было имя из далекого прошлого, но и сейчас оно вызвало у Софии чувство отвратительной пустоты в желудке. – Много лет назад я присматривала у них за детьми. Когда мне было всего семнадцать.
– И ты позволила мужчине средних лет, мужу хозяйки дома, стать твоим любовником? Ты спала с ним, пока его жена не узнала обо всем и не уволила тебя, это правда?