Обычно Лин просыпалась полная сил и, соскочив с койки, быстро одевалась и отправлялась на палубу завтракать; но в это утро она все лежала и лежала в постели, вспоминая и пытаясь понять то, что произошло прошлой ночью. Ничего подобного она раньше не испытывала, но о своих чувствах она подумает позже, сейчас же нужно понять Моргана. Она была вынуждена признать, что он намного опытнее ее, и потому роман с ней мог показаться ему чем-то самым заурядным. Но все же временами он целовал ее с такой страстью, что она даже опасалась, что на коже у нее останутся синяки. Она явно ему небезразлична, с удовлетворением думала Лин. Но почему-то он не захотел прийти к ней. Она постоянно думала об этом и чувствовала себя все более неуверенно; наконец она встала, надела бикини и шорты, а на плечи накинула рубашку.
Морган в шортах уже сидел у бассейна, за чашкой кофе, разговаривая о машинах с одним из пассажиров. По крайней мере, ей так показалось. Когда Лин подошла, он внимательно посмотрел на нее.
— Ты опоздала на завтрак. Принести тебе что-нибудь?
— Нет, спасибо.
Она повернулась, собираясь сесть на свободный шезлонг по другую сторону бассейна, но Морган поймал ее за руку и сказал:
— Садись на мой. — Он встал, подмигнул ей и вдруг, к великой радости Лин, наклонился и поцеловал ее прямо в губы.
Она покраснела и быстро украдкой огляделась, заметив несколько любопытствующих взглядов. Ну и разговоры сейчас пойдут! — подумала она.
Морган отправился на другую сторону бассейна, легко поднял пластиковый шезлонг и, поигрывая на солнце мускулами, вернулся к ней. Он поставил шезлонг рядом, так что она очутилась между ним и тем пассажиром, с которым он только что разговаривал. Минут через пятнадцать ей стало так скучно, что она поднялась и пошла поплавать, а когда вышла из воды, то Морган уже сидел один — жена того самого пассажира очень тактично поспешила увести свою половину.
Выбравшись из бассейна, Лин села на краю, свесив ноги в воду и отжимая волосы. Подойдя к ней легким шагом, Морган устроился рядом и прикоснулся горячим телом к ее прохладной коже.
— Что это ты вздумал целоваться на виду у всех? — отрывисто спросила она.
— А разве ты этого не хотела? — Он смотрел на нее, щурясь на солнце.
— Да, хотела, очень хотела. Но прежде ты этого никогда не делал.
— Того, что произошло прошлой ночью, тоже раньше не случалось.
Она внимательно посмотрела ему в лицо, пытаясь понять его мысли. Ей хотелось о многом поговорить с ним, задать ему столько вопросов, но она была слишком неопытна в таких делах и не знала, как лучше к этому приступить, к тому же она боялась разозлить его.
Но Морган, словно поняв, о чем она думает, взял ее за руку и стал перебирать ее влажные пальцы. Затем сказал:
— Я долго думал вчера вечером, после того как ты ушла.
— О… о нас? — волнуясь, спросила Лин.
— О ком же еще? — Наклонившись вперед, он поцеловал ее в кончик носа. — Тебе надо пользоваться кремом, а то еще сожжешь свой носик.
— Хорошо, — послушно согласилась она. — Ну, и что ты надумал?
Он усмехнулся.
— Решил, что поцелую тебя сегодня утром.
— На глазах у всех?
Он кивнул.
— И что это означает?
— Это означает… — он пожал плечами, — что мы оба прекрасно понимаем, как дальше будут складываться наши отношения.
— А они будут? — спросила Лин, начиная чувствовать себя счастливой.
— Иначе я не стал бы тебя целовать.
— Ага, понятно. — Она насмешливо посмотрела на него. — Тогда поцелуй меня еще, — приказала она.
Левая бровь Моргана приподнялась.
— Так что же, секс превыше всего? Мне кажется, ты очень требовательная женщина.
Он наклонился и поцеловал ее в губы, не слишком торопясь отрываться от них.
Когда сердце Лин несколько успокоилось, она нетвердо произнесла:
— Мне понравилось.
На его лицо набежала тень.
— Ты еще слишком молода и слишком доверчива.
— А почему я должна тебе не доверять?
Он задумчиво посмотрел на нее.
— Доверять мне или нет — решать тебе.
Лин уже собиралась спросить, что он имеет в виду, но настроение его неожиданно изменилось, глаза сузились, и он сказал: — Совсем забыл, что я хотел тебя наказать.
Быстро встав на ноги, он поднял ее и, не дав ей времени опомниться, сбросил в бассейн.
С этого момента их отношения стали именно отношениями. Пока пароход шел туристическим маршрутом вдоль африканских берегов к столице Туниса, а оттуда к Алжиру и Гибралтару, Морган открыто демонстрировал всем их близость — он, то обнимал ее за талию, то вдруг целовал при всех. А вечерами они частенько убегали в солярий, где Морган целовал и ласкал ее со все возраставшей от поцелуя к поцелую страстью. Когда же судно заходило в порты, то они бывали на всех экскурсиях с другими пассажирами и членами экипажа, и почти всегда заканчивали день в ночном клубе с варьете и танцем живота.
Однако в Гибралтаре все женщины вдруг, словно сговорившись, наотрез отказались идти на еще один танец живота.
— Хорошо, не кипятитесь, — успокоил их Тим Браунинг. — Я тут знаю местечко, где можно посидеть и без танца живота.
И едва не вызвал бунт, когда заставил всех целый вечер смотреть фламенко.
Но все же, они отлично провели время. Путешествие было еще далеко не закончено, но это был последний порт перед Англией, что придало настроению некую исступленность, словно все хотели запомнить этот день надолго. Когда они вернулись на судно, одна пара вызвала оживление всей компании, попытавшись сымпровизировать фламенко, но вечер чуть не был испорчен подвыпившим типом, который, танцуя с Лин, слишком близко прижимал ее к себе, не обращая внимания на ее протесты. Морган обошелся с ним очень просто и эффективно: взяв его одной рукой за шиворот, другой — за брючный ремень, он сбросил его в бассейн.
— Настоящий мачо, — восхищенно вымолвила одна из женщин, обращаясь к Лин и наблюдая за тем, как товарищи со смехом вылавливают матроса из бассейна. Она повернулась к Лин и, задумчиво глядя ей в лицо, задала вопрос, который, видимо, очень давно не давал ей покоя и который в трезвом состоянии она никогда бы не отважилась задать.
— А что, в постели он такой же герой? Лин, с пунцовыми щеками, пробормотала что-то нечленораздельное и поспешила скрыться. Даже если бы она и знала ответ, то никогда бы не стала отвечать. Но хуже всего то, что ответа она не знала — Морган ни разу не довел до конца ни одного из их страстных вечеров в солярии, ни разу не попытался довести их ласки до логичного и все более желанного для Лин конца. Он прекрасно понимал ее чувства — он просто не мог этого не понимать, когда сжимал в руках ее трепещущее тело и слышал ее возбужденно-разочарованные стоны, когда она, не в силах совладать уже с тем, что он с ней делал, все же желала еще большей близости.
Вообще ее чувства находились в полном сумбуре. Временами она была ему благодарна за то, что он не торопит события, ибо это придавало особую сладость каждому новому открытию; временами же, когда она доходила почти до исступления, ей страстно хотелось, чтобы он овладел ею сейчас, прямо сейчас. А иногда, когда она лежала одна у себя в каюте, разочарованная, у нее вдруг возникало ощущение собственной неполноценности и начинало казаться, что его сдерживает только ее неопытность. А может, он избегает близости из опасения, что она придаст этому слишком серьезное значение? Если это так, то она должна быть ему благодарна. Видимо, он не любит ее, но и не хочет обижать ее. Возможно, для него это просто курортный роман, приятное времяпрепровождение, скрашивающее долгое путешествие, которое ни в коем случае не должно связывать его по возвращении в Англию.
И хотя разум говорил ей, что она должна быть ему благодарна, чувства ее и всепоглощающее желание очень скоро покончили с благоразумием. Да и могут ли любовь и разум идти рука об руку? А Лин была уверена, что любит Моргана. Что еще может означать это непреодолимое желание, это томление в груди всякий раз, как она его видит? Без него она не мыслила будущего. Она говорила себе, что все это просто плотское желание, что она сможет это в себе перебороть, но сердце подсказывало, что это не так. Она хотела быть с Морганом, всегда и в полном смысле этого слова.
Во время стоянки в Гибралтаре и во всех портах, где их корабль останавливался, Морган всегда ходил на почту, и всегда один, и Лин решила, что он посылает телеграммы ее отцу. Но сам он ни разу ничего ей об этом не сказал, а она не сочла нужным спрашивать, почему-то считая, что подобный вопрос может испортить их отношения. Тот мир был где-то далеко позади, и она гнала от себя мысли о нем, отдаваясь свежим впечатлениям обворожительного путешествия.
Из Гибралтара судно пошло к северу вдоль берегов Португалии и Испании, и солнце по-прежнему светило с казавшегося вечно голубым неба. Но когда судно обогнуло северный берег Испании и вошло в Бискайский залив, небо покрылось серыми облаками, подул свежий ветер.
— Ты не страдаешь от морской болезни? — поинтересовался Морган, поглядывая на низкий горизонт.
Лин зябко повела плечами — после жаркого солнца ей было холодно.
— Да пока Бог миловал.
— Пока что были цветочки, — заверил ее Морган. — Средиземное море — это просто тихая заводь по сравнению с океаном. А тут еще все идет к тому, что скоро будет шторм.
— Тогда не знаю, — сказала Лин, но весело добавила: — Шторм — это интересно.
Морган, рассмеявшись, прижал ее к себе.
— Девочка ты моя!
— Твоя? — Она серьезно посмотрела ему в глаза. — Ты так считаешь?
— Конечно. А какие сомнения? — Голос его звучал весело, и она не знала, верить ему или нет.
К вечеру ветер стал сильнее, и к ужину помимо них вышли только еще два пассажира. Капитан оставался на мостике, но Тим присоединился к ним и бодро заявил, что скоро их немножко потреплет.
К своему удивлению, Лин вдруг сообразила, что ждет шторма с веселым предвкушением. После ужина они с Морганом, прихватив с собой плащи, отправились наверх. Поначалу ей было трудно удержать равновесие на вздымающейся палубе и даже приходилось хвататься то за леер, то за Моргана. Но постепенно она привыкла к качке. Было только девять вечера, но солнце уже скрылось за облаками, и ночь быстро опускалась на землю. Грохот стоял невообразимый, и барабанные перепонки, казалось, вот-вот лопнут; огромные волны бились о борта, словно камни; временами, когда судно, содрогаясь всем корпусом, поднималось на огромный вал, ощущение было такое, что оно натолкнулось на бетонную стену. Ветер яростно хлестал им в лица, трепал выбившиеся из-под зюйдвестки волосы Лин, с ревом носился по грузовой палубе, обдавая их брызгами.
— Ну? Может, пойдем вниз? — прокричал Морган.
— Нет! Мне это нравится. — Лин повернула к нему радостное мокрое лицо.
— Тогда пошли на нос.
Крепко держа ее за руку, Морган провел ее на нос судна и, обняв, прижал к лееру там, где было некое подобие укрытия от ветра. Отсюда они с восторгом смотрели на почерневшее небо и слушали раскаты грома над головой. Вдруг небо словно раскололось пополам под ударом молнии, и Лин вскрикнула, но это был крик благоговения, а не страха. Ей нравился шторм, он привлекал ее своей первозданной необузданностью, и она совсем забыла о том, насколько хрупко их суденышко.
Несмотря на плащи, они очень скоро вымокли до нитки, но им все было нипочем, и они продолжали стоять на палубе до тех пор, пока молния не разразилась в опасной близости от них. Лин инстинктивно съежилась, прижимаясь к Моргану, но уже в следующую секунду она засмеялась. Его объятия стали крепче, он страстно целовал ее, и на губах его был привкус моря. Он целовал ее жадно, словно шторм пробудил в нем столь же мощный инстинкт. Он бормотал ей какие-то слова, которых она не слышала за шумом ветра, да это и не имело значения — всепожирающая страсть его поцелуя была куда как красноречивее всяких слов.
Вдруг он подхватил ее на руки и понес по раскачивающейся палубе к трапу, а затем вниз, внутрь корабля. Тяжелая дверь с шумом захлопнулась за ними, и на мгновенье ей показалось, что она оглохла, — настолько здесь было тихо по сравнению с грохотом, стоявшим на палубе. Морган, не переставая целовать ее, шел и шел по коридору и наконец вынес ее на пассажирскую палубу. Здесь никого не было, все уже давно сидели по каютам, каждый по-своему борясь со штормом. Морган толкнул дверь каюты Лин и внес ее внутрь, не отпуская ее губ в жадном, настойчивом поцелуе.
В нем появилась страстность, какой раньше она за ним не замечала, — Лин почувствовала это, когда он поставил ее на ноги и принялся раздевать. Его руки стянули с нее плащ, затем зюйдвестку, а вскоре и его клеенчатая шляпа присоединилась к мокрой куче, уже лежавшей на полу. Обхватив ладонями ее мокрое лицо, он покрывал его бесконечными поцелуями, а затем припал к губам с такой страстью, что она даже начала постанывать от волнующего предчувствия. Он торопливо стаскивал с нее последнюю одежду, и вот наконец он уже ласкает ее руками и губами, стоя перед ней на коленях. Пожираемая пламенем, Лин гладила его мокрую шевелюру и вдруг вскрикнула, откинув назад голову. Но стон ее затерялся в реве шторма. А вскоре уже она снимала с него рубашку с не меньшей страстью, и руки ее дрожали от нетерпения и восторга.
Под прикосновением ее пальцев, с благоговением скользивших по его твердым мышцам и мощной груди, его холодная кожа становилась горячей. Он прижимал ее обнаженное тело к себе, крепко упираясь ногами в пол, чтобы не упасть от качки. Лин изгибалась, всем телом прижимаясь к нему, и внутри ее разгорался древний огонь любви. Из груди Моргана вырвался низкий стон, и пальцы его впились в мягкую плоть ее бедер. Поддерживая ее за голову, он в долгом выдохе простонал ее имя, словно спрашивая разрешения.
Глаза ее были затуманены желанием, но она различила огонь в его голубых глазах.
— Да, — прошептала она на выдохе. — О, Морган! Да, да.
Он издал торжествующий возглас и поднял ее на руки, давая ей возможность почувствовать его мужскую силу, а затем одним плавным быстрым движением перенес на постель.
Вокруг них бушевал шторм, но разве мог он сравниться с бурей, которая неистовствовала в ту ночь в ее каюте? Морган возносил ее к вершинам восторга, и она чувствовала себя так, словно летела на гребне волны, а победные стоны Моргана смешивались с раскатами грома. Они любили друг друга долго, и когда, наконец удовлетворенные, успокоились в объятиях друг друга, шторм тоже начал стихать и замер. С рассветом пришел покой.
Глава четвертая
Подняв лицо к утреннему небу, Лин ощутила на коже дождевую взвесь. Он такой особенный, этот дождь, свежий и сладкий, и она тут же почувствовала себя дома. Конец путешествия казался теперь таким же близким, как и пологий берег, покрытый сочной зеленью. Она стояла на главной палубе, держась за леер, довольная, что никто ей не мешает. Прошедшая неделя была столь чудесной, что временами Лин даже не верилось, что можно быть такой счастливой. Она по уши влюблена в Моргана, это точно, и, видимо, не безответно, ведь не может же мужчина, с такой страстью и с таким чувством овладевший ею, быть совершенно к ней безразличен!
Она поймала языком несколько капелек дождя и улыбнулась, почувствовав их вкус. Английский дождь… У него даже вкус какой-то особый. Она не будет противиться встрече с отцом. Теперь она готова к ней и к тому, чтобы принять все, что уготовила ей жизнь. И все это благодаря Моргану, конечно. Любовь к нему и проведенная с ним ночь придали ей столько уверенности в себе, что она ощущала себя другим человеком. Я чувствую себя женщиной, подумала она. Взрослым человеком, а не какой-то девчонкой. Да и то, что она недавно увидела в зеркале, не похоже на то, что она привыкла видеть: теперь ее глаза горели каким-то глубинным огнем, объявлявшим миру о том, что она влюблена…
Все было бы просто прекрасно, если бы Морган не пытался с такой настойчивостью уговорить ее примириться с Клэр, второй женой отца, на что Лин ни за что не соглашалась. Ненависть, которую она взращивала в себе в течение года, пустила такие глубокие корни в ее душе, что даже ради Моргана она не могла заставить себя примириться с Клэр. Более того, Лин очень не нравилось, что он ее об этом просит; ей не нравилось, что он беспокоится о женщине, причинившей столько горя ей и ее матери. При всяком упоминании о Клэр она съеживалась и даже начинала сердиться, в ней закипали чувства, очень похожие на ревность. «Давай не будем об этом говорить», — просила она, раздраженно выпячивая вперед нижнюю губу. Обхватив его за шею, она начинала целовать его нежно и страстно, и он с неохотой отдавался во власть ее изменчивому настроению.