Так вот она, тайна Роксаны, поняла Валентина, потрясенная и напуганная. Такая опасная для Ламуана, что, боясь, как бы бывшая возлюбленная не выдала ее, он силой внушения заставил Роксану молчать. У нее был с ним роман, закончившийся разрывом. Она в него влюбилась — все еще любила его, — но для него теперь Роксана — всего лишь больная, увядшая женщина, которая могла бы испортить ему будущее и к которой он теперь не питает никакой нежности. Когда он смотрел на нее, в его взгляде проскальзывала тень отвращения. И если бы ему не надо было проверять у нее пульс, он никогда не приблизился бы к ней. А теперь еще он приставил к Роксане сиделку, медсестру, с которой, возможно, находится в близких отношениях… Но может быть, Роксана просто из ревности наговаривает на него. Она сочтет за смертельного врага любую женщину, которой он мимоходом улыбнется.
Она даже начала подозревать Валентину, свою подругу с раннего детства, в том, что та мечтает снискать его расположение!
В груди Валентины словно вспыхнул огонь и опалил ей щеки, когда она вспомнила, что действительно неравнодушна к Ламуану.
В дверь негромко постучали, и Гастон вошел, не дожидаясь ответа. Он был любезен и приветлив и, подойдя к креслу Роксаны, спросил, слегка улыбаясь:
— Ну, как вы себя чувствуете? Готовы ли завтра отправиться на прогулку, о которой так мечтали?
Роксана, казалось, оттаяла под его взглядом. Когда он, как обычно, приложил пальцы к ее запястью, Валентина почти физически ощутила, как спадает напряжение Роксаны, уходят горечь и раздражение. От прикосновения его пальцев она стала сама покорность, беззащитность и женственность. Валентине было больно видеть это, а еще больнее услышать, как она своим хрипловатым голосом, когда-то сводившим с ума Ричарда, жалобно проговорила:
— Я так давно мечтаю о длительной прогулке, но вам, доктор, придется пойти со мной, чтобы я случайно не сорвалась со скалы.
— Боюсь, мне скоро предстоит снова уехать на несколько дней, — ответил Гастон, улыбаясь ей с непривычной мягкостью. — Но когда я вернусь, мы непременно с вами прогуляемся. Надеюсь, что к тому времени вы окрепнете, хорошенько окрепнете.
Валентина резко поднялась со стула и подошла к окну. Он давал пациентке обещание, которое не собирался выполнять… да это и не потребуется, он знает. Роксана еще долго будет не в состоянии совершать длительные прогулки, но его обещание дало ей надежду: однажды он, возможно, составит ей компанию.
Как это грустно, что теперь она должна называть его доктором, хотя когда-то у них был роман.
Что произошло между ними, почему он так редко бывает ласков с женщиной, которая любила его? Почему он называет свою медсестру по имени и привез ее сюда, где ее присутствие может причинить страдание пациентке, женщине, которая теперь ему безразлична?
Валентина решительно повернулась и направилась к двери.
— Я загляну к тебе попозже, Роксана, — бросила она, словно не замечая доктора Ламуана, который не постеснялся обвинить ее в том, что она ставит под угрозу будущее мисс Йоргенсен. А ведь у него не было для этого оснований, кроме поездки в машине при луне да некоторых знаков внимания, которые на правах старой дружбы оказывал ей Ричард. Валентина с удовлетворением отметила про себя, что доктор нахмурился, глядя ей вслед.
Однако, шагая по коридору, она забеспокоилась: обратила ли на это внимание Роксана?
Глава 11
На следующее утро ее разбудил громкий стук в дверь и голос Ричарда из коридора:
— Сегодня великолепное утро, и мы собираемся на пляж. Присоединяйся!
Когда она спустилась на террасу, среди собравшихся на пляж был и Ламуан, который пристально посмотрел на нее. Дана, одетая в желтый купальный костюм, устремилась вперед вместе с Ричардом, а миссис Йоргенсен, сохранившая такую же стройную, как у дочери, фигуру, двинулась вслед за ними. Валентине ничего не оставалось, как пойти рядом с доктором, и она воспользовалась этим, чтобы спросить, не глядя на него:
— А что же сестра Тибо? Она не купается? Или ее обязанности не позволяют ей столь легкомысленно проводить время?
Он ответил, помогая ей взобраться на скалу:
— Я не сомневаюсь, что, когда у сестры Тибо выдастся свободная минута, она непременно искупается. Между прочим, она большая любительница поплавать.
— Надеюсь, у нее не бывает судорог, — небрежно обронила Валентина. — Если же она подвержена такой напасти, вам, доктор, следует сопровождать ее на пляж.
Он с живым любопытством искоса взглянул на нее:
— Насколько мне известно, не подвержена!
После дождливого и ветреного дня утро выдалось замечательное. Небо и море были ярко-синими. Валентина неспешно плавала невдалеке от берега; отличную спортивную форму продемонстрировала миссис Йоргенсен, доплыв вслед за Ричардом до островка, той цели, которой так и не достигла в свое время Валентина. Ламуан учил Дану держаться на воде, совсем не шевелясь, а когда ей, первой из всех, надоело плавать, вышел вместе с ней на песок.
За завтраком Ламуан продолжал развлекать Дану Йоргенсен, хотя к столу вышла и сестра Тибо, не принимавшая участия в общем разговоре, если только к ней не обращался доктор. Сидевшая рядом с ней Валентина справилась о Роксане.
— Она спокойно провела ночь, — ответила сестра, неторопливо, с непроницаемым выражением лица потягивая черный кофе и куря сигарету. — Я бы даже сказала, очень спокойно.
— Заметны ли признаки улучшения в ее состоянии или вы думаете, что вам придется задержаться здесь надолго?
Сестра пожала плечами:
— Это определяет доктор Ламуан, а также, думаю, до некоторой степени доктор Юстас. Когда они сочтут, что в моем присутствии здесь больше нет необходимости, я уеду.
— В Лондон? В частную клинику доктора Ламуана?
— Да.
Их взгляды встретились, и в черных глазах сестры Тибо промелькнуло недоумение.
— Какие болезни лечат в вашей клинике? Это преимущественно нервные расстройства, что-то в этом роде?
— Да, ведь доктор Ламуан — психотерапевт.
— Да, конечно, в этом нет ничего удивительного.
В душе Валентины нарастал протест, нежелание признать, что Роксана, ее близкая подруга с детских лет, докатилась до такого состояния, когда посторонним людям позволено считать ее настолько психически неуравновешенной, что она может погубить себя, если не установить за ней постоянного наблюдения. Валентина вдруг почувствовала, что должна что-то сделать для Роксаны, и высказала сестре Тибо свое импульсивное предложение взять подругу обратно к себе в коттедж, самой ухаживать за ней, создать вокруг нее такую атмосферу, чтобы она не чувствовала себя конченым человеком. Да и лечение ее тогда обойдется дешевле.
— Доктор Юстас мог бы продолжать наблюдать за ней, — пояснила она, — а я буду сиделкой. Мы с мисс Бледон давние друзья и хорошо понимаем друг друга. Я бы хотела сделать для нее все возможное.
— Уверена в искренности ваших слов, — бесстрастно отозвалась сестра Тибо. — Но полагаю, что доктор Ламуан не согласится с тем, что ваше «все» окажется достаточным в данном случае.
— Но до этого она находилась у меня, — поспешила возразить Валентина, — и пошла на поправку до того, как появилась в этом доме.
Сестра Тибо лишь вежливо улыбнулась в ответ.
Валентина взглянула вдоль стола и перехватила взгляд Гастона Ламуана, наблюдавшего за ней. Она в волнении облизала губы.
— В любом случае, — продолжала она, — существует также вопрос о расходах. Мне известно, что мисс Бледон не в состоянии оплатить услуги сиделки. Так же, как, между прочим, и доктора Ламуана. Я же готова нести все расходы на лечение, если она будет под моим присмотром у меня в доме.
— На вашем месте, мисс Шоу, я бы не стала беспокоиться об этой стороне дела, — негромко заметила сестра Тибо. — Мистер Стерн выражает искреннее желание оплатить расходы мисс Бледон, а если бы этого не случилось, то доктор Ламуан сам бы принял их на себя. В этом я совершенно уверена.
— Но с какой стати?! — воскликнула Валентина, опять облизнув губы. — С какой стати за ее лечение будет платить Ричард? А тем более доктор Ламуан! А я на что? К тому же Роксана не в таком тяжелом состоянии, чтобы ей требовались больничные условия. Ее здоровье улучшается. Она уже встала с постели. А частные клиники, — она осторожно взглянула на сестру Тибо, — обычно заполнены.
— Это верно, — охотно согласилась собеседница и загасила в пепельнице сигарету.
Она встала и улыбнулась, отчего ее черные глаза стали особенно красивыми. Доктор Ламуан тоже вышел из-за стола.
— О, доктор, — обратилась к нему сестра Тибо, — мне надо срочно с вами поговорить. Вы уже поднимались к нашей больной?
— Нет еще, я как раз собирался туда.
— Прекрасно, тогда я иду вместе с вами.
Выходя из столовой, доктор Ламуан удостоил Валентину лишь равнодушным взглядом малознакомого человека. Девушка осознавала, что его отчужденность в порядке вещей, но почему-то она приводила ее в отчаяние. Валентина собиралась сама заговорить с ним о Роксане, но он прошел мимо, высокомерно вскинув голову, и скользнул по ней холодным как лед взглядом темных глаз, заставив усомниться, не привиделось ли ей во сне, что он поцеловал ее.
А когда она вышла на залитую солнечным светом дорожку, ее встретил чуть насмешливый взгляд таких же темных глаз Мари Тибо.
Что ж, если Мари Тибо знала, что творилось на сердце у Валентины, она, возможно, имела основания посмеиваться и чувствовать себя в этом доме уверенно.
Как обычно, когда приходит циклон, после обеда опять заштормило. Работа валилась у Валентины из рук, и она решила пойти прогуляться. В прежние времена она любила стоять в плохую погоду на открытой всем ветрам вершине скалы, на которой высился Бледонс-Рок. Ей и теперь нравилось подставлять лицо хлещущим струям дождя и смотреть на бурлящее у подножия скал море. Хрупкая, она с трудом противостояла натиску даже не очень сильного ветра, но это не мешало ей отваживаться подходить почти к самому краю обрывов, а нередко даже спускаться на пляж.
Но в тот день ветер дул с такой силой, что норовил сбить ее с ног, и Валентина не рискнула выйти на пляж. Она двинулась в противоположную от берега сторону, бредя вдоль обсаженной кустарником дороги, которая вела к деревне. Проезжавшая мимо машина затормозила, человек за рулем опустил стекло в дверце.
— Садитесь, — сказал Гастон Ламуан, увидев, что она насквозь промокла. Валентина медлила, и тогда он повторил тоном, не терпящим возражений: — Садитесь.
Валентина устроилась на сиденье рядом с ним. С ее плаща стекали капли дождя, волосы, выбившиеся из-под капюшона, намокли. Прежде чем тронуться, Ламуан оглядел ее с ног до головы и заметил:
— По-видимому, вам нравится быть насквозь промокшей, хотя лично я не нахожу разумным подвергаться этому без серьезных причин. Если же вам надо куда-то срочно добраться, достаточно было кого-нибудь попросить вас подвезти.
— Я никуда не собиралась, — ответила Валентина. — Просто хотела прогуляться. Решила пойти кружным путем, зайти в бухточку, где мы сегодня утром купались, а потом по пляжу возвратиться назад.
— За это время вы бы до нитки промокли и в ближайшие же дни подхватили пневмонию, — прокомментировал Гастон.
— Ни за что на свете, доктор! — улыбнулась она ему, вытирая капли дождя, стекавшие с ее мокрых волос по носу, маленьким дамским платочком.
Он молча протянул ей свой носовой платок больших размеров.
— Не хотелось бы так бессовестно злоупотреблять вашими услугами. Я не стала бы к ним прибегать. Обещаю, если заболею чем-то посерьезнее насморка, послать за доктором Юстасом.
Эта язвительная шутка заслужила скупую улыбку, после чего Гастон спросил:
— Куда прикажете ехать? Сейчас три часа дня, и я полагаю, что вы не знали, как убить время, иначе не высунули бы наружу носа в такую погоду. Куда можно отправиться в здешних местах, когда дует чуть ли не штормовой ветер, а заняться совершенно нечем?
— Домой, — ответила она. — Вернуться в Бледонс-Рок, если вы сами не направлялись в какое-то определенное место. Если это так, то можете высадить меня. Даю вам слово, что я не растаю.
— А что, если нам где-нибудь попить чаю? — предложил он, пропустив мимо ушей ее замечание относительно определенного места, куда он, возможно, собрался. — Может быть, прокатимся вдоль берега и поищем местечко, где нас напоят чаем с булочками и клубничным джемом, а мы поболтаем о том о сем, сидя за столиком? Развлечемся приятной беседой!
— Вы любите чай с булочками и клубничным джемом? — удивилась она.
— Очень.
— А вы не ехали куда-то… в определенное место?
— Если хотите знать, я увидел, как вы вышли, и поехал за вами, — признался он.
Она откинула с головы капюшон, поправила волосы и протянула ему носовой платок.
— Ах нет, — отдергивая руку, спохватилась она. — Я сначала его постираю.
Но он повелительно потребовал:
— Отдайте мне его.
Она протянула платок.
— Так едем пить чай? — спросил он.
— Если вы действительно хотите…
— Действительно хочу, — подтвердил он и улыбнулся еще более сухо.
Он завел мотор, и они проехали по прибрежной дороге примерно миль тридцать, прежде чем нашли место, где, по его мнению, было бы приятно остановиться. Валентина наслаждалась поездкой в машине, несмотря на дождь, барабанивший по стеклу: в машине Гастона было так удобно и уютно, он вел ее мастерски, чего и следовало ожидать от такого спокойного и уверенного в себе человека, к тому же последние двое суток ей было трудно игнорировать очевидный факт — в этого мужчину она влюбилась.
Он был не первым мужчиной, которого она в своей жизни полюбила или многие годы воображала, что любила; и все же сейчас для нее он был единственным.
И когда она со всей остротой осознала это, то пришла в ужас.
Ресторанчик, где они расположились, чтобы выпить чаю, обладал всеми теми атрибутами, которые обычно привлекают к такого рода заведениям. Зал был уставлен столиками, на которых красовались вазочки с цветами и веселой расцветки чайные приборы, в камине пылал яркий огонь, так как день выдался сырой и прохладный. Официантка встретила их радушно и предложила вместо булочек тосты, а клубничный джем заменили пирожные, их, похоже, доктор Ламуан любил не меньше традиционных английских сладостей, в пристрастии к которым он признался чуть раньше.
Беседа за чаем была не столь искренней и непринужденной, как когда-то за завтраком в ее коттедже, но, выпив две чашки чаю и приятно согревшись у огня, Валентина, по крайней мере, уже меньше остерегалась мужчину, который временами казался таким отчужденным. Да и в темных глазах Ламуана исчезла холодная полуулыбка.
Он, правда, по-прежнему вел себя сдержанно, хотя, казалось, ее общество было ему приятно. Когда речь заходила о Роксане, он становился намеренно немногословен, это не вызывало сомнения. Что же касается сестры Тибо, то она, как он сразу дал понять, не могла быть предметом их беседы. Любая попытка Валентины что-то узнать о сестре Тибо и ее достоинствах как сиделки наталкивалась на смущенное молчание или на уклончивые ответы.
На обратном пути дождь прекратился, а к тому времени, когда они подъехали к Бледонс-Року, опять светило солнце и по голубому небу мчались лишь отдельные случайные облака. Было шесть часов, а ужин в доме Стернов подавали в восемь. Поэтому Ламуан повернул машину в сторону лощины, и они поехали вниз, К бухточке, где обычно купались. В эту пору дня, на закате, влажный песок сверкал, как золотое обручальное кольцо, и дымился, нагретый жаркими лучами солнца.
Начался отлив, и они подошли по обнажившемуся дну к озерцу в каменной выемке. Валентина с любопытством рассматривала моллюсков, прилепившихся к камням. Она не уставала поражаться цепкости этих созданий и гадала, что будет, если она поддастся искушению, которое до сих пор успешно подавляла, и оторвет одно из них. Сможет ли это создание опять к чему-то прилепиться или погибнет?