Она сидела на освещенном солнцем камне, поочередно трогая пальцем то одну, то другую раковину, когда Ламуан, задумчиво смотревший на море, заметил приближавшуюся к ним с большой скоростью темную тучу, которая, несомненно, накроет их и разразится дождем, как только окажется у них над головой.
— Скорее! — крикнул он. — Бежим к машине или лучше к пещере, она ближе. Если не хотите промокнуть до нитки, надо поторопиться.
Валентина оставила свой плащ в машине. На ней было лишь тонкое хлопчатобумажное платье, которое не могло защитить ее от дождя. Она побежала, увязая в песке, к отверстию, зиявшему у подножия скал, — входу, как она знала, в целый ряд пещер. Когда Ламуан, последовавший за ней более степенным шагом, добрался до пещеры, она уже ждала его там, раскрасневшаяся, хохочущая. Он бросил на нее пристальный взгляд. На какое-то мгновение в пещере воцарилась такая же атмосфера, как тогда на пляже, когда их неудержимо влекло друг к другу.
— Вам не холодно? — спросил он, потому что в пещере было гораздо холоднее, чем на освещенном солнцем пляже.
Она резко отшатнулась от него и стала оглядывать пещеру. Взгляд ее блуждал по стенам, как будто она не знала, на чем его сосредоточить, и страшилась погибнуть, если не найдет того, на чем можно сконцентрировать внимание.
— Нет, нисколечко.
— И тем не менее я думаю, вам стоит набросить на себя мой пиджак. — И он снял его и накинул ей на плечи, несмотря на ее протесты.
— Теперь пневмонию заработаете вы, — сказала она и с наслаждением вдохнула чуть ощутимый мужской запах, исходивший от пиджака, борясь с желанием поплотнее закутаться в него и украдкой поглядывая на стоящего рядом мужчину.
Он закурил и стоял, уставившись на пелену дождя, закрывавшую вход в пещеру. Молчание Ламуана десятикратно усиливало ее ощущение его присутствия. Несмотря на то, что она отодвинулась, низкие каменные своды не позволяли им стоять далеко друг от друга. И по мере того как проходили минуты, а он продолжал молчать, на нее, словно бушующий поток, обрушилось нестерпимое желание прикоснуться к нему, заговорить, добиться его расположения. Это желание пронзило все ее тело и потрясло до глубины души. Она отчаянно боролась с ним и с ощущением, что все пещеры вокруг наэлектризованы ее неодолимым влечением к нему, возникшим, когда он поцеловал ее. И тут он неожиданно повернулся к ней и спросил:
— Ну и о чем вы думаете?
И тут ее прорвало… Она должна была сказать это в свое оправдание. Смести все основания для его обвинений или презрения, которых она не заслужила и в которых он все больше утверждался последние два дня и потому был так холоден с ней.
— Это неправда, что Ричард и я… Я нисколько его не интересую! Ему жаль самого себя потому, что он сделал ошибку, связав себя помолвкой, и еще потому, что когда-то безответно любил Роксану. Но теперь эта любовь прошла. А я для него лишь некое связующее звено с прошлым. Он готов обмануться в своих чувствах ко мне, но я-то в них не обманываюсь. Я по-прежнему для него веснушчатая Валентина. А он для меня…
— А он? — тихо перебил Гастон, повернувшись к ней. — Что он для вас?
— Девчонкой я обожала его. Он казался мне необыкновенным. И до самого недавнего времени представлялся самым желанным мужчиной на свете. Я готовилась к тому, что он до конца останется для меня далекой, абсолютно недосягаемой звездой.
Щеки Валентины пылали, она не сводила с лица Ламуана глаз, стараясь убедить его не столько словами, сколько взглядом, ясно говорившим, как ей важно, чтобы он ей поверил. Но он смотрел на нее молча, не прерывая ее признаний, и даже казалось, что они его не тронули. И вдруг лицо его исказилось и из глубины сердца вырвалось:
— О, Валентина!
И вот уже она в его объятиях и слышит, как бешено колотится его сердце рядом с ее, трепещущим, как пойманная птица.
— Валентина, Валентина!
Он покрывал поцелуями ее лицо, стройную шею, волосы, глаза и наконец припал к ее губам. Их поцелуй длился так долго, что они шатались, как будто пол пещеры ходил ходуном у них под ногами. Когда же он поднял голову, то увидел взгляд ее сияющих, подобно звездам, золотисто-карих глаз.
— Почему вы мне все это рассказали? — хрипло спросил он.
— Вы знаете почему… разве нет? — отозвалась она.
— Да, знаю. — Он вздохнул так, словно у него гора спала с плеч и больше уже ничто его не тревожило. — Ты любишь меня, а я люблю тебя! Все так просто. Два человека встретились, не думая когда-нибудь увидеться вновь, и полюбили друг друга с первого взгляда. — Он приподнял ее лицо и заглянул ей в глаза. — Валентина, милая, верила ли ты в любовь с первого взгляда до встречи со мной? Моя любимая, самая прекрасная из женщин!
Золотисто-карие глаза, ясные и чистые, смотрели открыто.
— Не знаю, во что я верила. Кроме того… Я всегда думала…
— Что судьбой тебе предназначен Ричард, но он никогда не будет твоим? Любовь моя, я ни капельки не ревную к Ричарду… теперь не ревную. Но с той ночи, когда я увидел вас на скале под луною, возвратясь из Лондона, узнал, что он оборудовал для тебя мансарду и украсил ее, словно дворец для принцессы, ревность не давала мне покоя. Я должен был бы сообразить после того поцелуя на пляже, что в тебе еще не пробудилась женщина и что это я ее в тебе пробудил. Но мужчина, впервые влюбившийся, теряет голову и не способен делать правильные умозаключения. Теперь я понимаю, что для тебя Ричард никогда не был мужчиной из плоти и крови, а лишь прекрасным видением. И пока ты не встретила меня, ты цеплялась за иллюзию. Теперь эта иллюзия рассеялась навсегда!
— А когда мы встретились на том… на том приеме, который он устроил, почему ты так настаивал на том, что мы вряд ли встретимся снова? — Это по-прежнему не давало ей покоя. — Если… если, как ты говоришь, это была любовь с первого взгляда?
Он нежно улыбнулся ей и погладил по щеке.
— Да просто из мужского самолюбия сопротивлялся твоим чарам, как сопротивляется всякий самец, когда его пытаются поймать.
— А не было ли какой… какой-нибудь другой причины? — Она густо покраснела, увидев, как насмешливо блеснули его глаза.
— Такой, например, как сестра Тибо? Или Роксана? Ты ведь серьезно полагала, что у меня была связь с Роксаной, не так ли? Что несколько лет назад у нас был роман, но потом она мне надоела, и я ее бросил. Она внушила тебе такую мысль, хотя в этом нет и толики правды. Ты должна узнать всю правду о Роксане… — Он крепко прижал Валентину к себе, чтобы ей легче было перенести услышанное. — Я встретился с ней за границей, не стану говорить, где именно; я временно практиковал в одной клинике, разрабатывая новый метод лечения нервных болезней. Роксана вернее, для меня она была и по сей день остается мисс Бледон — оказалась среди пациентов той клиники. А после того как она выписалась, я продолжал ее наблюдать, полагая, что ее еще можно вылечить. У нее была сильнейшая неврастения, сформировавшая пристрастие к наркотикам, и мне не хотелось бросать одинокую женщину в чужой стране, где ее ждала гибель.
Он помолчал, глядя на море поверх ореола мягких пушистых волос Валентины. Что-то жесткое появилось в его лице.
— Лечащие врачи обладают в глазах некоторых женщин своего рода притягательной силой. Твоя Роксана оказалась именно такой женщиной. Она безумно в меня влюбилась, и должен сказать, что, по моему мнению, она никогда прежде не была серьезно увлечена ни одним мужчиной, оставаясь до встречи со мной женщиной из породы так называемых «самодостаточных», неспособных любить. В ту пору она была очень красива, и, верно, меня бы не осудили, если бы я оказался ею пленен. Но этого не случилось. Моя реакция была совсем иной. — Он чувствовал, как Валентина прижимается к нему и вздрагивает в его объятиях. Тогда он снова приподнял ее лицо и заглянул ей в глаза. — Клянусь тебе, любимая, она не вызывала во мне никаких чувств, кроме жалости. Я искренне и глубоко жалел ее. Я не из числа тех, кто легко увлекается женщинами. Скорее я упорно сопротивляюсь их чарам, — его темные глаза потеплели, — за исключением одного случая, когда меня поймали врасплох. Или просто было раннее утро, и мои защитные инстинкты сплоховали. Если ты помнишь, милая, мы любовались восходом солнца.
Она кивнула.
— Помню! Разве я могу это забыть! — с волнением отозвалась она.
В сумраке пещеры волосы Валентины казалась бледно-золотистым облаком над головой. Он уткнулся лицом в эту пушистую копну, а потом стал жадно целовать ее в губы.
— Я так долго ждал этого, что теперь боюсь… — пробормотал он и, взяв себя в руки, продолжил: — Но вернемся к Роксане. Она вбила себе в голову, что я заинтересовался ею не только как пациенткой, но и как женщиной. Мне пришлось как можно деликатнее разочаровать ее в этом. Но деликатные намеки на Роксану не действовали. Она просто отказывалась поверить в то, что я могу устоять перед нею. Тогда мне пришлось прямо сказать ей, что она меня как женщина не интересует, что было для нее, по-видимому, смертельным ударом.
— Бедная Роксана! — прошептала Валентина и зажмурилась, как от боли, словно ощутив на себе этот удар.
Лицо Гастона посуровело.
— В то время жалеть надо было меня. Она ославила меня перед моими коллегами и причинила бы мне столько зла, сколько могла, да только возможности ее были невелики. Я возвратился в Англию и долго не знал, где она и что с ней. И вот теперь, пять лет спустя, случайно встретил ее здесь, оказавшуюся в гораздо худшем физическом состоянии, чем прежде. Она, наверное, попыталась отказаться от наркотиков, и теперь сознание у нее значительно более ясное. Похоже, она трезво смотрит на вещи и понимает, я уверен, тщетность своих попыток снова предъявлять какие-то права на меня. Но я не уверен, что она не попытается при любой возможности отомстить мне. Какие небылицы, к примеру, она наговорила тебе о сестре Тибо?
Валентина виновато потупилась:
— Она сказала, что ты зовешь ее по имени и сестра Тибо обращается к тебе по имени, что непозволительно для врача и медсестры.
— Это действительно было бы так, если бы случалось часто, а не как оговорка. — Его голос и его взгляд помрачнели. — Дело в том, что Мари была помолвлена с моим братом, когда он погиб в автокатастрофе. Я привык относиться к ней как к родственнице. Она теперь работает в моей клинике, потому что нуждалась в работе, и, как высококвалифицированная медсестра, вполне соответствует своей должности.
— Понятно, — протянула Валентина. — Но разве нуждается Роксана в высококвалифицированной сиделке?
— Она нуждается в человеке, который может с ней сладить.
— За твой счет? Ты чувствуешь себя ответственным за Роксану, да?
— Я не могу поступить иначе. Как бы там ни было, ее судьба мне небезразлична.
— Как это ужасно — то, что произошло с твоим братом. Я тебе искренне сочувствую, — тихо проговорила Валентина.
Он отвернулся, как будто не слышал ее слов.
— Пойдем, — вдруг резко сказал он. — Нам давно пора возвращаться. Мне надо проведать свою пациентку, да и сестре Тибо я обещал подменить ее сегодня вечером, хотя бы на час.
— Но в этом нет нужды, — с живостью возразила Валентина. — С Роксаной могу побыть я. Я готова подменить сестру Тибо в любое нужное время.
Но он покачал головой, не глядя на нее.
— Каждый раз, когда ты бываешь с Роксаной, не принимай на веру все, что она тебе наболтает, — предостерег он. — И я прослежу за тем, чтобы ты поменьше оставалась с ней наедине. Я не доверяю ей.
Валентине хотелось напомнить ему, что теперь он может, по крайней мере, верить ей, но они уже шли по пляжу к машине, и, хотя он крепко держал ее за руку, у нее было такое чувство, что в мыслях он далеко от нее. Между ее черными бровями пролегла глубокая складка.
Глава 12
Однако, прежде чем завести мотор, он обернулся к Валентине с улыбкой, от которой у нее сладко защемило сердце, и, поднеся к губам ее руку, нежно поцеловал.
— Не горюй, любимая, — ласково сказал он. — У нас все будет хорошо, и у Роксаны, вполне возможно, тоже. На этот раз мы сумеем вылечить ее. Во всяком случае, я приложу для этого все силы.
Слезы блеснули в глазах Валентины, когда она улыбнулась ему в ответ и призналась:
— Я всегда любила Роксану и очень надеюсь, что ты поможешь ей.
— Я постараюсь. Но для этого мы должны быть поосторожнее во всем, что ее касается. Я думаю, нам не следует вот так сразу взять и объявить, что мы полюбили друг друга и что ты собираешься стать моей женой.
Она восхитительно зарделась от смущения.
— Неужели? Ты ведь даже еще не сделал мне предложения! — застенчиво улыбаясь, ответила она. — Ты говорил, что обычно не поддаешься женским чарам, но ни словом не обмолвился относительно женитьбы.
Однако он не собирался шутить по этому поводу, и темные глаза его были серьезны, когда он с каким-то угрожающим спокойствием спросил:
— Разве ты не хочешь стать моей женой? Разве тебе требуется время на то, чтобы обдумать его, а мне предстоит терпеливо ждать твоего решения?
— Ах, Гастон, нет! — отозвалась она, и он, бросив руль, заключил ее опять в объятия и начал целовать — горячо, неистово.
— Ты впервые назвала меня Гастоном! — радостно воскликнул он. — В твоих устах это звучит как музыка! Как только Роксана окрепнет достаточно, чтобы известие о нашей помолвке не сказалось на ее состоянии, я официально попрошу твоей руки. Тогда в ответ скажи, пожалуйста: «О, Гастон, да!» — и твои слова прозвучат для меня небесной музыкой.
Валентина счастливо улыбалась, откинувшись на спинку светло-серого сиденья, и думала, что ему не нужно официально просить ее руки. Они оба знали, что возможность прожить жизнь вместе — единственное, чего они просят у судьбы.
Первым, что отрезвило Валентину, которой ее счастье представлялось безоблачным, было посещение Роксаны незадолго до ужина. Роксана, все послеобеденное время проведшая в кресле, снова лежала в кровати и выглядела совсем больной. Нервы ее, по-видимому, были напряжены до предела, и казалось, стоит увеличить нагрузку, и они не выдержат.
— Привет, — поздоровалась она. От ее взгляда не укрылось то, как соблазнительно облегает ладную фигурку Валентины узкое платье из белого шелка, а старинное серебряное колье с бирюзой подчеркивает стройность слегка загоревшей шеи. — Я гадала, сочтешь ли ты за труд заглянуть ко мне, прежде чем пойдешь на ужин. Насколько я понимаю, ты чудесно провела день, несмотря на дождь.
— Насколько ты понимаешь?.. — удивленно переспросила Валентина и добавила, выдав себя с головой: — Но откуда тебе стало это известно?
— Ниоткуда. — Губы Роксаны сжались в тонкую прямую линию, а руки нервно задвигались по одеялу. — Просто я давно не видела тебя такой радостной. Да и доктор Ламуан опоздал со своим вечерним осмотром. Он тоже выглядел радостным, хотя и посетовал на дождь, поливавший после обеда. Он сказал, что катался на машине, а ты, я знала, отправилась на прогулку. Вы условились об этом заранее?
— О чем условились заранее? — с довольно глупым видом спросила Валентина и положила купленные для Роксаны журналы на ночной столик возле кровати.
— О встрече. О вашей с Ламуаном встрече. Неужели же ты просто так вышла из дому в дождь?
— Я действительно вышла просто прогуляться, — с некоторым раздражением подтвердила Валентина. — Ты же знаешь, я люблю гулять в дождливую погоду. К тому же сегодня после обеда мне не хотелось работать. Мимо по дороге проезжал доктор Ламуан, он остановился и спросил, не хочу ли я покататься.
— А ты, конечно, согласилась. — Лицо Роксаны исказила злая гримаса, и даже сквозь слой помады на губах было видно, как они побелели. — Не будь такой доверчивой, моя милая простушка, попадешь в беду! Не очень-то рассчитывай на доктора Ламуана. Завтра он будет катать сестру Тибо… или в какой-нибудь другой день, когда у нее найдется несколько свободных от дежурства часов. Могу сообщить тебе, что она выглядела явно приунывшей, когда пробило шесть часов, а наш доктор не появился. Она видела, как ты пошла на прогулку, и видела, когда ты возвратилась.
— Ну и что из этого? — возмутилась Валентина.
Роксана передернула острыми плечами под прозрачным пеньюаром.