“Но зачем ее звал проводник? Она, что же, знает его? Выходит, у нее и билета не было”, - удивленно думала Агнесс. Она оглядела опустевшее казенное купе и мысленно обрадовалась, что скоро позабудет о не уюте, что преследовал ее несколько лет. Она уже и забыла, как пахнет в комнатах ее дома, мягкость собственной постели и урчание одомашненного уличного шалопая Мегги, что она подобрала восемь лет назад.
Как же ей хотелось поскорее очутиться дома и увидеть маму! Из-за мыслей о маме она позабыла обо всем. Выйдя в тамбур раньше положенного, Агнесс увлеченно смотрела в маленькое окошко, уже заметив приближающуюся станцию. Ее станцию. Из соседних купе вышло несколько женщин, но Агнесс их не знала. Сегодня немного потеплело, в окошко подул свежий ветерок. Агнесс невольно заулыбалась, ощутив запах поздней осени. Здесь даже воздух был особенный.
- Ну что, отдала замарашка вам пиджак?
- А? - Агнесс непонимающе улыбнулась, обернувшись. Старый проводник усмехнулся.
- Две остановки назад выскочила, пешком захотела идти, дурочка. Я сказал, чтобы пиджак отнесла туда, откуда взяла.
Агнесс покачала головой, только-только понимая, о чем идет речь. О пиджаке она вспомнила в самую последнюю очередь, и даже втайне ей не было жаль его. Поезд сбавлял ход.
- Да ладно вам. На улице мороз, - вздохнула Агнесс, пока старик открыл тяжелую дверь и за руку вывел ее наружу. Она смутилась такой вежливости.
- Кто ей лекарь, продала пальто, - пробубнил старик, пропуская и других пассажиров, - ну, удачи вам. А пиджак отберу, как снова мне попадет эта кукушка. Отберу!
Агнесс снова рассмеялась этой ворчливости старика, так весело ей было оказаться на родной станции, не слишком изменившейся за годы ее отсутствия.
- Не смейте, слышите! - шутливо пригрозила она, застегнув пальто, и быстро уходя.
В груди защемило, даже когда она обернулась на теряющийся вдали поезд. Ему оставалось всего пара станций до самой конечной, Агнесс помнила. В детстве они с мамой иногда ездили к родственникам отца, а потом они поссорились, и это оставило слабый муторный отпечаток ее в памяти. Она не могла смотреть вдаль без грусти.
На вокзале ее никто не ждал. Рассмотрев ненужные вывески и расписание поездов, девица двинулась дальше, до ее деревни оставалось всего ничего.
Тревога не могла не портить настроения. Но внутри также назревала и буйная детская радость, когда на своем пути девушка замечала нечто, напоминающее ей о прошлом. Будь то хотя бы старый фонарь у дороги или дерево. К слову заброшенных, полуразрушенных домов здесь было множество, это только усилило тоску внутри Агнесс. Она тщетно вглядывалась в лица прохожих, но знакомых не замечала.
Подул ледяной ветер, поднимая с земли сухие листья. Агнесс чуть приостановилась, посмотрела на небо, протянув руку. Вот и снежинки. Одна, а за ней еще и еще, ложится на ее ладонь, тает. И осень никак не кончится, и зима никак не разойдется.
Агнесс подумала о пиджаке, оставленном у Офелии. Старик сказал, что пальто она продала. Вот уж действительно дурочка. Лучше поголодать, чем ходить раздетой. Агнесс представила смелее, что если бы девчонка оказалась здесь, она бы прямиком потащила ее в какой-нибудь уцелевший магазин, и купила бы что-нибудь красивое и теплое, какое бы она только выбрала из одежды. А потом накормила бы где-нибудь, потому что ни черта не умеет готовить, а потом…
Потом бы они заперлись где-нибудь, и говорили, говорили бы ни о чем. И быть может, Офелия бы позволила обнять себя, снова почувствовать нежный запах духов, позволила бы касаться себя. От одних секундных мечтаний Агнесс одурела, сразу же согревшись в пальто. Она поспешила к дому матери, злясь на себя, что думает не о том.
Это смешно, но пятиминутные объятья в темном коридоре поезда никак не вылетали из усталой головы девушки.
Она застыла у знакомого потертого бледно-розового коттеджа. Все окна были плотно зашторены, в саду, по меньшей мере, не убирал никто месяца два. Калитка была открыта. В почтовом ящике Агнесс обнаружила маленькое письмо и ключи от дома. Внутри все похолодело. С особенной осторожностью, на какую Агнесс была только способна, она открыла входную дверь. Внутри было пыльно и пусто. В давящей тишине Агнесс зажгла свет, проходя на кухню.
- Мама?
Но в доме было пусто. Агнесс заметила, как маленький паук ползет по стене. Она чихнула и присела, распечатав письмо. Оно, оказалось, от мисс Коллинз, их соседки, и, честно признаться, предчувствие не обманывало Агнесс.
С первых же строк женщина жалела ее, рассказывала, какая она храбрая и красивая. И как хоронили ее мать.
Глаза Агнесс моментально покраснели, но из глаз не скатилось, ни одной слезинки, пока она не перечитала письмо.
“Милая, твоя матушка была самой доброй женщиной в мире. Она умерла спокойно, как умирают теперь лишь счастливцы. Врач сказал, что с ней случился сердечный приступ. Последние дни, сама понимаешь, есть, было нечего, да и смерть крошки Миранды так потрясла ее…”
Миранду, как оказалось, уложило в гроб воспаление легких еще прошлой зимой, а мать не хотела писать ей об этом, переживала смерть девочки в одиночку.
“Держись, милая, и не плачь зря. Твоя мама теперь на небесах, но любит тебя не меньше, чем на земле…”
Агнесс зачем-то снова сложила прочитанное письмо в конверт. Расплакавшись, она опустила голову на стол, бесшумно всхлипывая. В конце мисс Коллинз писала, что продала свой дом и уехала ближе к сыну, но Агнесс сейчас это было малоинтересно.
Она больше не хотела оставаться в этом доме, где витал, смешанный с пылью, запах духов матери, а наверху, она была точно уверена, стопкой лежали чистые платья для Миранды. Которые она больше никогда не наденет…
Темнело теперь очень рано, и как только сумерки сгустились, Агнесс вышла из дома. Она помнила, поблизости здесь была таверна, вот только где…
На душе Агнесс было черным-черно, и если бы сейчас нашлось, хотя бы, одно родное плечо, она точно знала, что бешено бы разрыдалась в него. В потайном кармане чемодана по-прежнему лежал пистолет. Медсестра не была дурой, но в определенный момент она подумала о том, что было бы, если бы она вытащила его.
Ты не для того спасла и меня, и десятки других, а то и больше, чтобы не суметь спасти себя от себя. Помогай себе сама, борись за себя, - прозвучали в памяти нужные слова.
Агнесс вновь поблагодарила небеса за того человека, с которым ее однажды свела судьба.
На углу Агнесс все же заметила довольно ухоженную таверну. Она поспешила к ней.
Внутри было намного теплее, чем дома, и пахло уютней, чем в купе поезда. Народу было мало, Агнесс сразу же поспешила к барной стойке, заметив румяную пожилую женщину за ней. “Таверна Хиггинз” - вверху была прибита табличка.
Она растерялась, когда женщина спросила, что леди желает выпить.
“Одно название, что таверна. Барное пойло”, - цинично усмехнулась про себя Агнесс, решив заказать бутылку вина и ужин.
Присесть за стол и наблюдать компанию подвыпивших посетителей ей не хотелось, с натянутой улыбкой она спросила, можно ли снять комнату на ночь.
- Такая леди и в одиночестве? - засмеялась хозяйка, и от нее повеяло удушливым запахом табака и виски.
Агнесс сдержанно промолчала на эту уродливую шутку, пока женщина не шлепнула на стол связку ключей.
- Выбирайте, какую хотите. Клиентов сегодня немного.
Денег на первое время хватало, и Агнесс твердо решила пока не приходить в дом. Пока она не чувствовала в себе сил начать жить там.
- Эй! Ты уже закончила с уборкой? Иди сюда, помоги леди с багажом! - прикрикнула пьяница на прислугу. Агнесс даже не обернулась, пока через полминуты до ее чемодана не притронулись тонкие руки. Глаза удивленно расширились, встретившись с мягким взглядом разноцветных глаз напротив.
- Что смотришь? Отнеси багаж наверх, больше не понадобишься сегодня, - раздраженно проворчала женщина, обратившись к Офелии, и тут же вежливо улыбнулась Агнесс, пожелав ей приятного отдыха.
Офелия, молча, поспешила к лестнице, потянув чемодан за собой. Агнесс отняла его сразу же, как только они скрылись из зала.
Служанка следовала за ней, пока та выбирала комнату. Они молчали, ни одна не решалась заговорить. Офелия выглядела растерянно и слишком смущенно.
- Может быть, эта? - нежная слабая улыбка озарила лицо девушки.
Агнесс залилась краской и прошла внутрь.
Эта спальня была темной, но довольно уютной. Возле широкой кровати лежал мягкий ковер, у окна стоял столик и несколько стульев.
- Эта, - кивнула Агнесс, поставив на стол вино и поднос с едой, внимательно посмотрев на Офелию, - поужинаете со мной?
========== Глава третья ==========
Агнесс все еще внимательно смотрела на Офелию, не сдвинувшись с места. И когда та заговорила о ее пиджаке, поняла, что очевидно, никакого ужина не состоится.
- Я отдам вам его завтра, хорошо? Вы же будете здесь утром? - словно из тумана донесся голос девушки, глаза Офелии весело блеснули в свете небольшого камелька для обогрева - Сейчас могу остаться.
Удивительно, но после этого “могу” внутри Агнесс зародилось радостное тепло, она позабыла о мыслях, что проведет несколько часов перед сном в тоске с мерзким на вкус алкоголем, когда прямо-таки лакаешь его в одиночку, когда рядом лишь пустота и четыре стены, к тому же ужасная живая память, пропитанная тоской. Она знала, что это такое.
- О чем вы? - Агнесс сама того не замечая, подошла ближе,взяв Офелию за руку. Служанка таверны не отняла руки, удивленно и тепло улыбнувшись.
Они переглянулись. Офелия нерешительно села за стол напротив Агнесс.
- Ешьте, - прозвучал незнакомый для Офелии, вкрадчивый и мягкий приказ.
Агнесс открыла вино и налила себе немного. Кивком Офелия разрешила добавить и себе чуть-чуть. Она прекрасно управлялась с ножом и вилкой, ее манера держаться за столом приводила Агнесс в тихий восторг, в то время, как она сама привыкла есть наспех, не задерживаясь. Но как бы Офелия не держалась, Агнесс заметила, что девушка голодна. Та не отказалась от добавки, лишь смущенно кивнув.
- Я в поезде, - Агнесс кашлянула - Ехала с ужасно нелепой женщиной. Она все суетилась, кричала, очень энергичная дама..Ее двое детей выглядели невыносимо запуганными.
- Куда же она ехала? - подала голос Офелия, доверчиво улыбнувшись, будто они болтали как старые друзья.
Агнесс не знала, как теперь знакомятся и не умела этого делать. Она подумала, что именно потому их вечер, лишенный церемоний незнакомых между собой людей, проходил так непринужденно. Она отставила тарелку.
- Она вышла недалеко отсюда. На станции ее встретил новый супруг, к нему-то они и ехали, а она все жаловалась, что дети никак не позабудут о погибшем родном отце.
Офелия поджала губы, взяв бокал. В полумраке Агнесс любовалась ее тонкими, детскими чертами лица, пытаясь понять, сколько девушке лет. На ее губах блестела недорогая красная помада, но даже эта почти что вульгарная деталь нравилась Агнесс в ней.
Офелия поднесла прозрачный бокал к губам, и на тонком стекле остался след. Агнесс тоже молча сделала глоток. Напиток приятно согрел горло.
- Собственного отца им вряд ли кто-то заменит, - пожала плечами Офелия, опустив глаза.
Агнесс прищурилась, задумчиво рассматривая изящный маникюр на пальцах девушки и маленькое медное кольцо, скорее напоминавшее мужское, если бы не его крохотный размер.
- Остается надеяться, что новый дом им понравится, - совершенно без надежды в голосе добавила Офелия, тоже опустив взгляд то ли на кольцо, то ли на пальцы Агнесс, что нерешительно коснулись ее руки.
- Я тоже так подумала, - тихо заметила она.
Офелия улыбнулась, так и не отняв руки.
- Вы уже рассказали мне о своей случайной спутнице в поезде, мы обе успели посочувствовать ее детям, но я до сих пор не знаю вашего имени, как и вы моего, - она смущенно пожала плечами.
- Агнесс.
- Офелия, - она осторожно вложила руку в предложенную, так и не думая отнимать.
- Как у Шекспира, - заметила Агнесс, наслаждаясь тонкими пальцами в своей ладони, не раскрывая, что и раньше знала имя гостьи. Что-то подсказывало ей, что делать этого не следует.
- О, но я бы не хотела утопиться, как плод его фантазий, - девочка тихо засмеялась, чуть хмурясь.
Агнесс лишь проследила с улыбкой над каплей вина под ее губой.
Как же давно она не сидела вот так и ни с кем не говорила спокойно, не видела ничего такого же нежного на вид, как и Офелия, ничего не тронутого войной.
- Вы ведь не были на фронте?
Глупый вопрос, Агнесс. Ну конечно же она не была, ей от силы семнадцать.
- Нет, война прошла мимо меня. По большей части я жила в городишке рядом с родственниками, училась.
Офелия отвечала непринужденно, казалось, ей тоже не хватало общения. Агнесс подумала, бывают ли теперь вообще такие теперь люди, которых не коснулась война.
“Я бы хотела тогда посмотреть в их глаза”, - размышляла Агнесс, сделав глоток обжигающего вина.
Но она смотрела в разноцветные глаза Офелии, находя в ним слишком выраженную взрослость вперемешку с детским оптимизмом. Если ее не коснулась война, то что сделало ее такой серьезной.
Агнесс подавила муторный ком в горле, вспомнив маму. Кажется, за вечер теперь возможно состариться на пару десятков лет.
- Я долгое время работала в госпитале, - честно ответила на немой вопрос Агнесс - В каком-то смысле война и меня не обошла, меня ведь так и не пустили на передовую, - она усмехнулась, не желая врать и выдумывать себе героичное прошлое. Ответ девочки удивил ее.
- И хорошо. Война могла вас погубить и без передовой. Но вы же не для смерти, раз все еще живы.
“А кто был для смерти? Моя мать или названая сестра?”, - не смея проглотить все тот же ком в горле, подумала Агнесс, выдавив слабую улыбку.
Она удивленно вздрогнула, почувствовав, как пальцы Офелии коснулись ее ладони.
- Мы, вы и я, не созданы для смерти, если сейчас сидим вдвоем и болтаем. Знаете, я ухаживала за маленькой девочкой, она от природы была горбуньей, да еще подхватила тиф. Вся ее семья позже заболела, так или иначе заразившись. Я ухаживала за ней, живя у них. Ела с ними, спала с ними, дышала одним воздухом с ними. Я не заразилась. Пусть случайность, пусть чудо, но я жива. Но ваш госпиталь могла в любую из ночей свалиться бомба, но она не свалилась на вашу голову, раз уж вы имеете честь быть. Смерть нас не заметила, мы ей не по зубам, - с ноткой торжества проговорила Офелия, не переставая поглаживать ладонь Агнесс.
Та не нашлась, что и ответить, только кивнула, чуть ободрившись.
- Вы правы в этом, да.
- Я бы тоже хотела стать медицинской сестрой, - Офелия вежливо улыбнулась, пожав плечами.
Агнесс удивленно уловила капельку стыда в ее вроде бы ровном голосе.
Она понимала это чувство бесполезности родному дому, из-за мыслях о военных на передовой, оно часто посещало ее.
- Ну что вы… Вы же еще маленькая, - это прозвучало нежно, и Агнесс смутилась собственным словам.
На щеках Офелии выступил прекрасный, но едва заметный румянец.
- Так только кажется. Мне исполнилось восемнадцать в самом начале осени.
- Я примерно так и думала, - осмелев, Агнесс чуть сжала руку девушки в своей, замечая, как ее краснота щек становится чуть заметнее - Ты очень красивая.
Агнесс побаивалась заговорить о глазах Офелии, зная, что лишь нелепо выразит свою симпатию, а девушка примет ее слова за насмешку или оскорбление.
- Спасибо, - прошептала Офелия, смутившись, она поднялась из-за небольшого стола, она отошла к окну, смотря сквозь белую штору на заметенную талым снегом улицу.
Агнесс осмелилась беззвучно подойти к девушке сзади, положив руку на точеную талию, что так выделялась под бедным платьем.
- Извините за сумасшедшего проводника. Он, наверное, много наговорил, - негромко отозвалась Офелия, чуть передернув узкими плечами.
Холодно, подумала Агнесс, сама перехватив дыхание от стайки мурашек по коже, позволив себе мягко провести рукой по длинной шерстяной юбке Офелии.