Он мой муж, Чад. — Дженни направилась прямо в кухню. — Мужья целуют своих жен.
Он грубо схватил ее за плечо и повернул лицом к себе.
Люку не следовало целовать тебя!
Это ничего не значит, — выдохнула она, презирая себя за ложь. Ведь она только что пообещала себе не искажать правду.
Ничего? — Он многозначительно посмотрел на корзинку, которую Люк оставил на столе в кухне. — Вы брали с собой еду, отправляясь на небольшую утреннюю прогулку? Вы вдвоем устроили счастливый утренний пикник!
Перестань, Чад! — Она сбросила его руку с плеча, стараясь подавить тревожное предчувствие. — Если это тебя порадует, то мы ели мало. Всего по одному сэндвичу. Тебе от этого легче?
Но ее замечание не только не успокоило, а еще сильнее взбесило Чада.
А что же вы делали, если не ели? На что потратили время?
Из саркастического вопроса ясно выглядывал грязный намек. Понимать его состояние и злость — это одно, а нести груз дурацкого обвинения — совсем другое.
Я не обязана давать тебе объяснения. — Она подошла к буфету и достала стакан.
Ты мне многим обязана.
Неужели?
Глаза Чада превратились в узкие бронзовые щелочки. Полная нижняя губа поджата.
Точно шлюха, прыгаешь от одного брата к другому, — покачал он головой.
Хлынули злость и раздражение, будто кто-то вытащил затычку из гигантской сливной трубы. От ужасного оскорбления остался осадок гадливости.
Дженни остолбенела.
Неужели он прав? Она все стояла у буфета со стаканом в руке. Может быть, это и есть ужасная правда, которую Люк не стал обсуждать? Была ли она женщиной того сорта, которая прыгает из постели в постель разных мужчин, не думая об оскорбленных чувствах и болезненных последствиях?
Она моргнула, посмотрела на Чада и увидела несчастные глаза, молящие о прощении.
Прости, Дженни. — Он взял у нее из рук стакан, провел к креслу и усадил в него, сам встал рядом на колени. — Мне не стоило говорить такое. Это от отчаяния. Поверь мне, я никогда не буду тебя обижать. Никогда.
У Дженни пересохло во рту. В голове полный хаос. Никак не удается собраться с мыслями.
Ведь ты приняла обязательство передо мной, — продолжал Чад. — За несколько дней до несчастного случая. Я ничего не говорил, потому что Люк просил дать тебе время выздороветь. Чтобы ты справилась с амнезией. И вдруг я обнаруживаю, что он пытается сблизиться с тобой. Отстранив меня, пытается завоевать твою привязанность. Он манипулирует нами!
Нет, — слабо прошептала она, — совсем не похоже… Чувства, какие Люк и я испытываем… слишком естественны…
Послушай, Дженни, — прервал он, завладевая ее пальцами и крепко сжимая их. — Ты должна дать мне шанс. Мой долг сказать тебе, что ты повернулась спиной к радуге. Ты идешь навстречу грозе. Да, это может казаться интригующим, даже красивым. Но не забывай об опасных молниях и страшных громах. — Он еще сильнее сжал ее пальцы. Глаза смотрели умоляюще. — Дженни, ты должна оглянуться. Должна бросить взгляд на роскошные цвета радуги, которые мы с тобой видели. Только потом ты можешь сделать выбор. Жить ли тебе все оставшиеся дни в грозе, которая гремела, когда ты была с Люком, или…
Она молчала.
Дженни, мы с тобой сделали ребенка. Нашего ребенка.
Чад прижал свободную руку к ее животу. И это интимное прикосновение вызвало у Дженни такое отвращение, что она с трудом удержалась, чтобы не ударить его по лицу.
— Мы с тобой сделали ребенка, — повторил Чад. — И тебе надо думать о нашем малыше, прежде чем ты примешь решение, которое повлияет на наши жизни. Теперь мы семья. Семья из трех человек. Тебе надо подумать об этом. — Он пристально поглядел на нее. — У тебя были чувства ко мне, Дженни. Были.
Дженни трясло. Ее охватила слабость. Человек, стоявший на коленях возле кресла, не вызывал в ней ничего, кроме настороженности, неприязни и неловкости. Но он прав. Если есть хоть один шанс из миллиона, что Чад отец ребенка, он непременно должен рассказать об их отношениях перед тем несчастным случаем. Об отношениях, результатом которых могло быть появление ее малыша.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Скажите «а-а-а».
Дженни широко открыла рот.
Почему все врачи просят сказать «а-а-а»? — поинтересовалась она, когда доктор Портер закончил осмотр.
Только не затем, чтобы вызвать у пациента раздражение, — засмеялся он, мягко ощупывая железы у нее на шее. — Произнося звук, вы напрягаете язык, — рассеянно продолжал он объяснение, — тогда лучше видны миндалины. Кстати, ваши в порядке.
Проверяя рефлекс зрачков, он посветил фонариком сначала в один глаз, потом в другой.
Головные боли? — спросил он.
Я чувствую себя прекрасно, — покачала головой Дженни.
Хорошо. — Он снова ощупал шею. — Очень хорошо.
— Только физически, — тихо уточнила она. Доктор откинулся назад, скрестил руки и, чуть подняв голову, посмотрел на нее поверх очков.
Я слышал, вы и Люк вместе налаживаете жизнь.
Я думала, что жизнь в горах вполне изолированная, — вскинула брови Дженни. — Оказывается, новости быстро достигают Олема.
Не совсем так, — пожал плечами доктор. — Я видел Мэри.
— О!..
Вас это раздражает? Что мы с Мэри говорили о вас? Но вы для меня больше чем пациентка. А Мэри ваша подруга. Мы заботимся о вас.
Меня это не раздражает. Фактически мне в некотором смысле нравится, что люди наблюдают за мной. — Она улыбнулась. — Просто, когда каждый наблюдает и обсуждает, трудно что-нибудь утаить…
О, если вы захотите, то многое сумеете утаить.
Дженни понимала — доктор возразил без злого намерения. Он всего лишь хотел подыграть ее саркастическому замечанию. Но после его слов улыбка Дженни пропала.
Доктор, — уже серьезным тоном спросила она, — была ли я особой, которая все скрывала? — Не успел он ответить, как Дженни забросала его другими вопросами: — Была ли я такой женщиной, которая под носом у мужа заводит интрижку? Неужели, и правда, возможно, что я спала с Чадом? Люк говорит — нет. Чад говорит — да. И каждый убежден в своей версии.
Ой-ей-ей! — Доктор замахал руками. — Подождите минутку. Прежде всего, позвольте мне заверить вас, что Дженни Прентис, которую я знал — и по-прежнему знаю, — порядочная и честная женщина. — Он потер чисто выбритый подбородок. — Что же касается того, спали вы с Чадом или нет… я, конечно, не знаю. Но знаю, что после возвращения Чада вся округа потеряла покой. Каждый хоть отдаленно связанный с лыжным курортом живет в тревожном ожидании. — Доктор покачал головой и тихо добавил: — Такое впечатление, что, где бы Чад ни появлялся, что бы ни делал, он вызывает сумятицу и напряжение.
Но он не мог бы так отрицательно повлиять на нас с Люком, если бы наш брак был крепким. — Дженни хотелось, чтобы фраза звучала скорее утверждением, чем вопросом.
Неуверенность собственного тона сильно напоминала неуверенность мужа. Люк сказал, что они справятся и все уладится. Но она слышала в его голосе, видела в его взгляде сомнение.
Вы должны помнить одно… — сказал доктор, — людям свойственно ошибаться. Мы все делаем ошибки.
Вы думаете, я тоже сделала? Ужасную ошибку?..
Я этого не говорил. Я не знаю, сделали вы ошибку или нет. — Он наклонил набок голову. — Смысл моих слов в том, что жизнь продолжается. Надо жить здесь и сейчас. А не в прошлом, где что-то могло случиться, а могло и не случиться. Особенно если есть вероятность, что вы никогда не вспомните.
Сидя за рулем «бронко» по дороге домой, Дженни чувствовала себя почти свободной. Конечно, сомнение, заботы, вопросы оставались — острые, как всегда. Но здесь, на открытой дороге, она отбросила свои беды и просто наслаждалась солнечным светом и неоглядным голубым небом над головой.
Прежде чем позволить ей ехать в Олем одной, Люк заставил ее потренироваться: как тормозить, как трогаться с места, как парковаться и поворачивать. С теплой улыбкой она вспомнила часы, которые они провели в зоне для парковки машин. Они несколько раз объехали ее вокруг. И даже когда стало ясно, что Дженни готова для поездки по шоссе, Люк все равно заставлял ее практиковаться еще и еще.
Когда Люк рядом, у нее всегда теплело на сердце. Почти всегда. Ребенок, а точнее — вопрос об отце ребенка, разделял их, словно широкая бурная река.
Объехав дом, Дженни поставила машину и заспешила к двери в кухню. Конечно, Мэри нужна помощь в приготовлении обеда. Но когда она открыла дверь, в кухне никого не было.
Мэри?
На плите не поблескивали кастрюльки, в воздухе не чувствовались вкусные запахи. Кухня, да и весь дом создавали впечатление пустоты и одиночества.
Удивляясь, что случилось с Мэри, Дженни машинально подошла к телефону и подняла трубку. Тут она сообразила, что понятия не имеет, какой у Мэри номер телефона. Открыв ящик, Дженни достала маленькую адресную книгу с симпатичными щенятами на обложке. Наконец указательный палец остановился на номере, и в этот момент в кухню вошел Чад.
Привет.
Ты что-нибудь знаешь о Мэри? — спросила Дженни. — Я беспокоюсь. Она должна была быть здесь.
Она была. Я отправил ее домой.
Ох. — Дженни моргнула. Снова ожила прежняя тревога. — Почему? Люку нравится, когда она днем здесь со мной.
Сегодня я буду здесь с тобой. — Он пожал плечами. — Я даже помогу тебе с обедом.
Н-но, — заикаясь, протянула Дженни, — разве ты не нужен Люку в горах? На расчистке новых трасс?
Выражение его лица изменилось прямо у нее на глазах.
По-моему, Мистер Совершенство прекрасно обойдется без меня. Он, наверно, предпочел бы, чтобы я вообще не болтался у него на пути.
— Уверена, что у Люка нет таких мыслей.
Рот Чада насмешливо скривился.
Он изо всех сил старается терпеть мою некомпетентность и не делать слишком часто резкие замечания. — Чад притворно вздохнул.
В Дженни закипало раздражение. Она не слышала, чтобы Люк хоть одним словом осудил брата. Но досада поубавилась, когда она вспомнила, что в свое время тоже пришла к такому же заключению. Люк, и правда, едва терпит присутствие Чада на курорте.
Тебе не кажется, что ты слишком требователен к Люку?
Может быть, да, а может быть, нет. — Он снова беззаботно пожал плечами.
Опять нависло молчание.
Дженни взглянула на часы. Люка еще долго не будет дома. Время надо чем-то заполнить.
По-моему, мне пора браться за обед. — Она нагнулась к нижней полке буфета и потянулась за кастрюлей.
Еще слишком рано.
Рука на мгновение застыла. Дженни закрыла дверцу буфета.
Наверно, ты прав. Мы с Мэри часто сидели, пили чай и болтали. Только потом брались за готовку.
Последнее время ты избегаешь меня, — начал Чад.
Да. — Дженни даже не пыталась отрицать очевидное.
Не могу удержаться, чтобы не отметить: брата ты не сторонишься, — с обиженным видом бросил он.
Люк мой муж, — подчеркнуто твердо ответила она. Ей хотелось таким путем предотвратить спор, который, как она чувствовала, он затевает.
А я твой любовник.
Его откровенность вывела Дженни из себя. Она шумно втянула воздух.
Но… я… ммм… — Она замолчала, чтобы собраться с мыслями. — Но, Чад, понимаешь, я этого не помню. Я имею в виду, не представляю, что между нами могло что-то быть.
— Что между нами могло что-то быть?
Агрессивное мерцание карих глаз вызвало в ней вспышку страха.
Послушай, Чад, я не хочу воевать с тобой. Если ты собираешься спорить и обвинять, то давай сделаем это в другое время и в другом месте.
«Когда Люк будет близко и услышит крик», — пронесся в голове беззвучный вопль.
Брови у него сошлись на переносице.
Похоже, ты боишься меня?
Нет.
Хорошо. — Голос смягчился. Он снова улыбался. — Этого я меньше всего хочу. — После минутной паузы он продолжал: — Ты должна понять, почему я огорчен. Должна, понимаешь? Между нами было что-то удивительное. Такое удивительное, что мы сделали ребенка. Нашего ребенка. И у меня такое чувство, будто я теряю тебя. И нашего ребенка. Из-за Люка.
После несчастного случая… — Дженни запнулась, — у меня такое впечатление, будто вся моя жизнь — гигантская головоломка, мозаика. Все кусочки рассыпались и разлетелись в разных направлениях. Я провожу с Люком время, пытаясь собрать хоть что-то.
Он медленно кивнул.
Это я могу понять. Но разве тебе обязательно с ним целоваться? Я чувствую себя преданным.
От его тупой откровенности Дженни стало стыдно.
Могу понять твою обиду. Если у нас с тобой, и правда, была связь…
Если? Снова начинаешь? Ты говоришь так, будто не веришь, что мы были любовниками! Пойдем в гостиную, — сказал Чад. — Я хочу тебе что-то показать.
Она последовала за ним. Они прошли коридор, миновали лестницу и оказались в комнате, которая считалась гостиной. Чад уселся на кушетке и похлопал по подушкам рядом с собой. Дженни, поколебавшись, опустилась на кушетку чуть подальше от него.
Он взял с кофейного столика потрепанный альбом и положил ей на колени.
Вот. — Карие глаза внезапно оживились. — По-моему, тебе уже пора посмотреть.
Что это? — Она открыла синюю в крапинку обложку. Неужели сейчас она узнает ужасающую новость?
Сама увидишь.
На фотографиях в альбоме Дженни узнала свое улыбающееся лицо, и Чада — тоже. Но другие лица были совершенно незнакомы. И она этому не удивилась. Снимки изображали веселые компании. Смех, товарищеская обстановка и несметное число бутылок пива.
Потом пошли снимки с футбольного матча между колледжами. Она прочла на одном плакате «Дикие кошки», на другом «Вилланова». Некоторые фотографии, судя по всему, изображали комнаты в общежитии, где царил беспорядок. Появились виды лыжного курорта. Горы под снегом выглядели совсем по-другому. Дженни мысленно отметила, что ни на одном снимке в альбоме не было Люка.
Ты не думаешь, что это большая часть твоей мозаики? Люк рассказывал тебе об этом?
Ее кольнул тон вопроса. Будто Чад и не сомневался, что Люк вел себя с ней не совсем честно.
Он рассказывал мне об этом. — Дженни почувствовала радостное облегчение оттого, что могла сказать правду. — Он говорил, что мы с тобой вместе учились в Вилланова. И что мы с ним познакомились, когда ты привез своих друзей по колледжу на курорт во время лыжного сезона.
А он сказал тебе, что во время учебы в колледже мы с тобой встречались? — Чад наклонился вперед, голос мурлыкающий.
Комната словно стала клониться набок. Дженни подняла руку и ухватилась за обитый бархатом подлокотник кушетки.
Наверно, она неправильно поняла слова Чада. Она просто не поняла. А если и услышала все точно, то это неправда. Потому что иначе Люк рассказал бы ей и об этом. Рассказал бы?..
Глубоко вздохнув, Дженни постаралась взять себя в руки. Она не позволит опять начаться истерическому забытью. К полученной информации следует относиться как к еще одному куску мозаики.
Ты серьезно? — выговорила Дженни. — Ты не врешь мне?
Вот те крест! — Чад в воздухе перекрестил левую сторону груди. — Я никогда не лгал тебе, Дженни.
Пробежавшая по губам улыбка казалась такой искренней, что Дженни занервничала. Прижала пальцы к губам.
Если она и Чад встречались во время учебы в колледже, если, когда они приехали в «Прентис-Маунтин», между ними был роман, почему Люк не сказал ей об этом? А если не сказал, значит, не открыл ей всю правду. Значит, саркастическое предположение Чада справедливо? Доверие, которое она испытывала к Люку, пошатнулось.
Скажи… — Дженни откашлялась и начала снова: — Расскажи мне о нас.
Суеверный страх охватил ее, когда она вспомнила, что такие же слова говорила Люку. Дженни сжала губы, чтобы не дрожал подбородок.
Нам было так хорошо вместе. — Чад подвинулся к ней ближе и взял за руку.
Дженни охватила такая слабость, возникло такое состояние опустошенности, что она не нашла силы, чтобы сопротивляться.
Мы были неразлучны. — Большим пальцем он описывал маленькие круги по ее пальцам. — Все наши друзья подшучивали над нами. Они смеялись и говорили, что мы, как сиамские близнецы, не можем жить друг без друга. Потому что ни один из нас никуда не ходил, ничего не делал без другого. — Он беззаботно засмеялся. — Все выглядело так, словно мы женаты.