Неужели? — От потрясения и недоверия голос ее прозвучал будто издалека.
— Да, — спокойно подтвердил Чад. — Так все и было. — Он поднял руку и скрестил средний и указательный пальцы, точно давал клятву.
Если мы были так близки, то что случилось? — Дженни облизала пересохшие губы. — Почему мы перестали быть вместе? Ты знаешь, почему мы не поженились?
Потому что мой старший брат украл тебя. — Он сжал ее руку. Глаза стали жесткими. — Ты принадлежала мне. Но стоило мне уехать, как он прикарманил тебя. — Чад просто излучал горячую, резкую, тяжелую горечь. — Он будет делать что угодно, — продолжал Чад, — говорить что угодно, лишь бы заставить тебя остаться с ним. Он так поступал и до несчастного случая. Так будет и теперь. Ты должна быть очень осторожна, Дженни. Я знаю своего брата. Когда захочет, он может быть жестоким.
Человек, о котором говорил Чад, совсем не походил на Люка, которого Дженни начала узнавать, которого начала любить. В сценарии, набросанном Чадом, явно проступало какое-то искажение.
Чад провел рукой по ее щеке, взял за подбородок. Первым стремлением Дженни было вырваться из его рук. Но мольба в его глазах остановила ее. Так звуки дудочки факира действуют на кобру.
Обещай мне, что ты будешь осторожна, — ласково шептал Чад. — Обещай, что не будешь верить тому, что он говорит. Приходи ко мне.
От тревоги, от паники разрывалось сердце, гудело в ушах. Кто говорит правду? Кому верить?
Все хорошо, — промурлыкал Чад. — Успокойся, все хорошо. — Рука проскользила по изгибу шеи и там осталась. — Я не прошу тебя верить тому, что я говорю о нем. Я хочу только одного — справедливости. Но не верь и тому, что он говорит обо мне. — Чад облизнул нижнюю губу. — Что рассказывал обо мне Люк?
Дженни на минуту задумалась, потом слабо покачала головой.
Ох, перестань, — усмехнулся Чад. — Не могу поверить, будто брат не пользовался любой возможностью, чтобы принизить меня.
Правда. — У Дженни вдруг вспыхнуло желание защитить мужа. — Он ничего не говорил.
Чад с сомнением посмотрел на нее, но не решился настаивать.
Дженни моргнула. До нее с опозданием дошло, что Чад сидит слишком близко. Одна его рука ласкала шею, другая лежала на ее бедре. А она сидела на кушетке послушная, точно ягненок.
Чад нагнулся к ней.
Подожди! — Ей отчаянно захотелось убежать. Но его рука на шее удерживала ее. Непроизвольно сработал инстинкт. Она выставила вперед руку и прижала пальцы к его губам. У нее не хватало сил оттолкнуть его, но она предупредила его следующий шаг. — Я не готова к этому.
Пыл, светившийся в шоколадных глазах, ни на йоту не померк. Он взял ее руку и стал целовать пальцы.
Откуда ты знаешь? А к поцелуям Люка ты готова?
Это не твое дело. Мне это не нравится, Чад. — Она вырвала у него руку. — По-моему, это неправильно.
Его рука крепко держала ее за шею. Он не делал ей больно, но и не отпускал.
Раньше ты считала, что это правильно, — шептал он, его дыхание щекотало ей щеку.
Меня не интересует, что было раньше. — Она посмотрела ему в глаза. — Если у нас была связь — это неправильно. Мы поступали плохо.
Мы любили друг друга, — настаивал он. — А если кто и поступал неправильно, то это Люк. Ему не стоило отбивать мою женщину.
Ты уже второй раз так говоришь обо мне, будто я твоя собственность.
Взгляд Чада внезапно заволокло страстью. Он крепче обхватил ее шею.
Тебе это нравилось. В колледже ты хотела, чтобы я называл тебя «моя женщина». Страстно хотела.
Страх прокатился по всему телу. Она уперлась ладонью ему в грудь и сдавленно произнесла:
— Пожалуйста, Чад, позволь мне уйти.
Что-то в ее тоне заставило его откинуться назад.
Ты меня боишься. — Чад нахмурился. — Не бойся меня, Дженни, — пробормотал он.
Ох, Чад. — Дженни почувствовала укол жалости. — Прости меня. Не обижайся. — Она вздохнула. — Не надо забывать, что я ничего не помню: ни того, что было в колледже, ни даже того, что было две недели назад. Ты должен быть терпеливым. Так же, как и я должна быть терпеливой. Эмоции нельзя вызвать силой.
Тяжело быть терпеливым, — он обхватил пальцами ее подбородок, — когда я вспоминаю, как мы были вместе. Как ты относилась ко мне. Как ты нуждалась во мне. — Он хрипло засмеялся. — Как ты добивалась меня. Мне не хватает этого. Ужасно не хватает.
Он склонился над ней. В глазах цвета корицы снова мерцало желание.
Нет, — твердо проговорила она, опять упершись ладонью в его грудь. — Я не хочу.
Откуда ты знаешь, что не хочешь? — Он словно отмел ее нежелание. — Ведь ты даже не пыталась. — Чад одарил ее томной улыбкой. — Ты можешь открыть, что очень даже хочешь. Я знаю, я хочу.
«Но я ничего к тебе не чувствую, — хотелось ей крикнуть. — Ничего и близко похожего на то влечение, какое испытываю к Люку».
Раньше ты всегда наслаждалась, целуясь со мной, — продолжал Чад. — Ты многим наслаждалась, когда была со мной. — И Чад притянул ее к себе.
Нет! — еще тверже запротестовала Дженни.
Оттолкнув деверя, она высвободилась из его рук. Она увидела фотоальбом, который каким-то образом опять оказался на кофейном столике. Дженни схватила его и прижала к груди как щит.
Нелепейшее положение. На кушетке сидел Чад и явно хотел ее. В двух шагах от него стояла она, охваченная омерзением от одной только мысли о его поцелуе.
Нехорошо думать о… физической близости, — начала она. — Я ценю твою откровенность. Что ты показал мне фотографии. Заполнил некоторые пробелы в моем прошлом…
Нашем прошлом, — поправил он ее.
Да, хорошо… Если ты не возражаешь, я пойду полежу. Мне надо подумать.
Она попятилась к двери, преодолевая странное нежелание повернуться к нему спиной.
Не беспокойся об обеде, — сладким голосом сказал Чад. — Я закажу пиццу.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Сквозь легкие шторы, закрывавшие окна спальни, пробивался свет полуденного солнца.
Дженни бросила на кровать фотоальбом и устало потерла лоб. Как же она измучена! Ее вымотали бесконечные вопросы. День проходит за днем, а она не слышит и намека на правду. Полную правду. Это так мучительно!
И в истории Чада что-то не так. Да, нет сомнения, его рассказ об их любви в колледже правда. Она взглянула на альбом. Вот доказательство. Истинность снимков нельзя отрицать.
Но все равно полная картина не складывалась. Остались периоды жизни, о которых она ничего не знала. Ей о них не рассказывали. К примеру, почему Люк перестал спать в их общей спальне? Почему забрал свои вещи и ушел в кабинет на первом этаже? И что сегодня имел в виду доктор? Он сказал, что каждый, кто хотя бы отдаленно связан с лыжным курортом, после возвращения Чада в горы живет в тревожном ожидании. Что подозревают люди? Конечно, все знают о ее прежних отношениях с деверем. Кровь бросилась ей в лицо. Мэри, Бад, доктор и сотни других, с кем она еще незнакома, наблюдали за ними и ждали. Чего они ждут? Что она предаст Люка?
Дженни выбежала из спальни, промчалась по лестнице, потом к парадной двери и наконец скрылась в густом сосновом лесу.
— Дженни!
Люк звал ее, пока не охрип. Уже садилось солнце. Где она может быть? «Бронко» стоял в гараже, машина Чада — на подъездной дорожке. Не могла же она пойти пешком в Олем. До города много миль. Бад и Мэри живут тоже достаточно далеко. Но все равно Люк позвонил Мэри час назад. Дженни там не видели и ничего о ней не слышали.
Когда Люк вернулся домой, они с Чадом опять повздорили. В последние дни у обоих вообще не находилось друг для друга ни одного приятного слова. По крайней мере, так казалось. Люк понимал, что выбор — за Дженни, и пока она не сделает его, о добрых отношениях между братьями мечтать не приходится. А он больше всего на свете хотел исправить отношения с женой.
Люк нашел на кровати в спальне Дженни фотоальбом. Значит, она узнала о своих прежних отношениях с Чадом. В колледже. Надо было самому рассказать ей!
— Дженни!
В ответ ни звука. Люк раздвинул густой кустарник и направился к ручью.
Мысль о том, что отцом ребенка Дженни может быть Чад, снова и снова сверлила мозг. Наверно, уже в сотый раз за прошедшие недели, несмотря на то, что он запретил себе думать об этом.
Это не могло быть правдой.
В голову закрадывались сомнения, и он сжимал кулаки. Почему он отталкивал Дженни все прошлые недели? — упрекал себя Люк. Почему разрешил собственным страхам и неуверенности подавить лучшее, что есть в нем? Почему не открыл секрет, который хранил от нее со дня свадьбы? Во всем виновато его дурацкое убеждение — лучше, если она не будет знать. И это продолжалось долгие годы. Люк боялся, что, открыв Дженни все, он потеряет ее. И она уйдет. К Чаду.
Ради Бога, где она может быть? Совсем отчаявшись найти Дженни, Люк уже собрался было поворачивать назад, как увидел ее. Дженни спала на душистой постели из сосновых игл. В полуметре от ее головы веселый ручей пел свою бесконечную песню. Люк почувствовал такое огромное облегчение, что закружилась голова. Он тихо подошел ближе, боясь испугать ее.
Дженни. — Он сделал еще один осторожный шаг. — Просыпайся, любимая, пора домой.
Ресницы дрогнули. Она открыла глаза. Ласковые, невинные, зовущие.
Вздохнув и повернувшись на бок, Дженни сонно улыбнулась ему.
Привет. — Люк подавил жгучее желание спросить у нее, почему она убежала, не сказав ни слова.
Дженни села, не понимая, где находится. Сосновые иголки запутались в золотистых волосах, прилипли к одежде. Люк подумал, что никогда еще она не выглядела красивее.
Который час? — спросила она хриплым спросонья голосом и вздохнула. Потом расчесала пальцами спадавшие на плечи пряди. Сосновые иголки посыпались на землю.
Обед уже прошел, — ответил он. — Ты проголодалась? Там осталось много пиццы.
При упоминании о еде Дженни моргнула. В голове что-то прояснилось. Что-то забытое, спрятанное под туманом сна. Она быстро встала и рассеянно отряхнула с одежды иголки и грязь.
Ты лгал мне, — выпалила она, смотря ему прямо в глаза. — Почему ты не сказал мне, что Чад и я встречались? Почему ты не сказал о моей близости с ним до того, как мы стали близки с тобой?
Я не лгал тебе, Дженни.
А ты не думаешь, что умолчание тоже вина?
Возможно. — Он глубоко вздохнул. — Но я это делал только потому…
Не надо, — прервала она его. — Не объясняй. Больше не говори ни слова. Ты не представляешь, как меня тошнит от полуправды и намеков и злых слов, которые брат говорит про брата.
Люк крепко сжал губы. Да, он действительно не все объяснил ей. Но только потому, что хотел ей добра. И он не позволил себе ни одного выпада, ни одного утверждения, порочащего брата. Как бы ему этого ни хотелось.
Дженни поправила прядь волос. Ей так страстно хотелось доверять Люку. А теперь, когда она обнаружила, что он раскрыл ей только часть правды, возникли сомнения. Заслуживает ли он ее доверия?
С того дня, как проснулась в больнице, — начала она, — я стараюсь по кусочкам собрать свое прошлое. Я нахожу обломки то тут, то там. И некоторые из них острые, как осколки стекла. Они ранят. Льется кровь.
Люк смотрел на нее и, похоже, понятия не имел, о чем она говорит. Ну и прекрасно!
Он сказал, что ты украл меня у него. Он называл меня своей женщиной. — От неловкости она отвела взгляд. Голос становился все тише и смущеннее. — Кем я была? Почему позволяла так думать о себе? — Она опустила глаза. — Чад сказал, что это я добивалась его. Он так вульгарно говорил о наших отношениях… — При воспоминании у Дженни дрожь пробежала по телу. — Мне было… страшно…
У нее в голове будто включился свет. Внезапно она поняла, что говорит и кому. Дженни мельком взглянула на Люка и прижала ладонь к губам. Красивые черты его лица заострились, он побледнел. Потрясение и боль наполнили прекрасные черные глаза. Дженни пришла в ужас. Это ее вина.
Ох, Люк, прости! — Она прижала обе руки к горлу. — Мне не следовало говорить это тебе.
Он словно оцепенел. Дженни вспомнила, о чем Люк сказал несколько дней назад. Чад не знал об их свадьбе, пока не вернулся в «Прентис-Маунтин». Он уехал, и за пять лет они не получили от него ни одного письма. Он ни разу не позвонил по телефону. И при этом Чад утверждал, что Люк украл ее у него.
Позволь задать тебе вопрос, — выпалила Дженни. — Мы поженились до того, как Чад уехал в Европу, или после?
После. У меня и мысли не было о каких-нибудь личных отношениях с тобой, пока брат не скрылся за горизонтом.
Опять то же самое, отметила Дженни. Что-то осталось за кадром. Будто соединили два полотна обоев, рисунок вроде бы совпал, но целой картины нет.
Мне надо поговорить с Чадом, — объявила она.
Это нам с тобой надо поговорить, — сказал Люк. — Ты обвинила меня в том, что я лгал, не все рассказывая тебе. Так вот: я хочу все объяснить.
А я хочу услышать твое объяснение, — кивнула Дженни. — Но не сейчас. Сейчас мне надо поговорить с Чадом. По-моему, я поймала его на лжи. И думаю, он должен ответить за это.
Она вошла в дом через черный ход. На кухне у стола сидел Чад и дожевывал последний кусок пиццы.
Люк пошел тебя искать, — сообщил он.
Он меня нашел, — кивнула Дженни.
У этого человека сверхчувствительная реакция, — засмеялся Чад. — Он уже хотел вызывать из Олема поисково-спасательную команду. И он бы ее вызвал, если бы я не высмеял его.
Спасибо, что хоть ты сохранил ясную голову. — В тоне явно слышалась насмешка. Но Чад вроде бы ее не заметил.
Ее взгляд остановился на пустой коробке из-под пиццы, стоявшей на столе. Чад вытер салфеткой губы и бросил ее в коробку.
Пока ждал Люка, я успел проголодаться. Ты не против? Тебе все равно уже поздно обедать.
Дженни даже не стала утруждать себя возражением против такой странной логики. Она поняла главное: общение с ним потребует больших усилий. Этот случай красноречиво говорит о его характере. Может быть, поэтому Люк предположил, что она напрасно потратит время, разоблачая его ложь.
Я хочу поговорить, — бросила Дженни.
Конечно. — Он хотел встать, но она остановила его.
Сиди!
В чем дело? — спросил он. — Кажется, ты расстроена?
Скажи мне, почему ты уехал в Европу? Скажи мне, почему ты оставил меня здесь?
Люк пожаловался тебе насчет денег, да? Я так и знал.
В его голосе слышалась злоба.
Насчет каких денег? Люк ничего не говорил о деньгах. О чем ты?
Ясно, что говорил, — осклабился Чад. — Я раскусил его. Я знаю брата. Это его стиль. Использовать против меня все, что можно. Он все эти годы завидовал мне, тому, что я уехал повидать мир. Я заслужил эти деньги, — продолжал он. — Это мое наследство, и я был вправе с ним делать, что хотел. Папа взял заем под курорт, чтобы я мог совершить это путешествие, шанс всей жизни. Я заслужил эти деньги. Я заслужил эти впечатления. И не собираюсь чувствовать себя виноватым из-за того, что брат завидует мне.
Дженни получила не ту информацию, какую ждала. Но чем больше Чад говорил, тем больше раскрывался. Не в отношении к ней, а в отношении к Люку.
Так ты не работал, когда бродил по Европе? — спросила она.
Дженни понятия не имела, откуда у нее взялось впечатление, будто Чад подрабатывал во время путешествия. Но ведь здоровый молодой мужчина должен содержать себя.
Конечно, нет. — Он явно удивился. — Какая радость была бы от такой поездки?
В течение пяти лет он переезжал из страны в страну на деньги, которые дал отец? Деньги, которые были взяты в долг под залог курорта?
А Люк оставался здесь, чтобы работать, выплачивать долг, ухаживать за отцом, когда тот заболел, хоронить. Неудивительно, что он испытывал к брату горькую неприязнь. Теперь она понимала, что Люк прав, предполагая, что отец слишком многое прощал младшему сыну.
И еще она поняла: Чаду нет дела до того, как его поступки отражаются на окружающих. Его единственная забота — собственные желания. Пустая коробка из-под пиццы и странное объяснение, почему он должен съесть последний кусок, — простейшее доказательство правильности такого понимания.