Джеймс закрыл глаза. Джеку это не понравится. Его любимый сюртук погиб.
— Не нужно так тревожиться. — Обойдя его, Элинор разглядывала ткань. Потом сунула руки под сюртук, чтобы снять его. Я делала это много раз.
Джеймс с высоты своего роста глянул на ее макушку, линию плеч, выпуклость груди, почти касавшейся его.
— Да, вы говорили.
Она посмотрела на него, замерев. Они почти сплелись. Ее руки под его сюртуком, их тела так близко.
«Ты решил больше этого не делать… Ты также обещал вернуть Джеку сюртук в целости и сохранности…»
Леди Стэндон подвинулась еще ближе, сунула руки еще глубже и принялась стаскивать сюртук с его плеч.
Она так близко, Джеймс отчаянно старался сохранить здравомыслие.
«Выдай ее за кого-нибудь и побыстрее, пока… Пока ты окончательно не погиб…»
Но она также быстро отошла с сюртуком в руках и устроилась на диване. Потом, словно чтобы опрокинуть еще один ушат холодной реальности на его чувства, вошла мегера-экономка с подносом.
— Мисс сказала, что вы хотите чаю. Его немного, но это все, что у нас есть. — Плюхнув поднос на стол, она посмотрела на Джеймса и неодобрительно фыркнула: — Вы перекусить пришли?
Джеймс понятия не имел, как ответить на такой бесцеремонный вопрос. Взгляд Элинор говорил, что она тоже шокирована.
Тем временем экономка неторопливо окинула его взглядом с головы до ног.
— Деловые люди так себя не ведут.
— Миссис Хатчинсон! — одернула ее Элинор.
— Это само собой ясно, — обиделась экономка и вышла.
— Видимо, она немного выпила, — объяснила Элинор.
— Немного?
Оба рассмеялись.
— Теперь я сошью швы, а вы пока подкрепитесь чаем с лепешками, — улыбнулась ему Элинор. — Миссис Хатчинсон компенсирует недостаток манер умением готовить.
Элинор налила ему чаю, положила на тарелку лепешку и вытащила из корзинки нитки.
— Пожалуйста, это много времени не займет. Могу себе представить, как вы проголодались.
«Проголодался по чему-то иному, чем эти лепешки», — хотелось ему сказать. Потом он откусил кусочек и понял, почему держат таких строптивых слуг.
— Как это может быть?
— Они замечательные, правда? — улыбнулась Элинор, вдевая нитку в иголку. — Трудно поверить, что она училась своему делу в трущобах Севен-Дайалс. Гм, кулинарной части дела!
Джеймс молча смотрел на вкусный кусочек. Можно только вообразить, какого сорта это дело, учитывая замашки миссис Хатчинсон.
— Мне нравятся сельские портные, — сказала Элинор. — Они понимают, что у сюртука может быть не одна жизнь, и всегда оставляют запас в швах. Иначе я не смогла бы его расставить для вас. Когда я это сделаю, вам в нем будет гораздо удобнее.
— Никогда не знал, — удивился Джеймс, больше думая о том, что скажет Джек, увидев последствия рукоделия леди Стэндон. Но если она может расставить сюртук, Ричардс, вероятно, сможет убрать ткань в швы, и Джек ничего не заметит. — Провинциальный пошив, говорите?
— Да. Я люблю провинцию. Если моей ноги больше никогда в Лондоне не будет, я стану счастливейшей женщиной на свете.
— Я понимаю вас, — не задумываясь, сказал он.
— Вы из провинции? — подняла она глаза. — Откуда?
— Из Сомерсета, — осторожно ответил он. Это был честный ответ, но Джеймс мог упомянуть еще полдюжины графств, где имел дома и земли.
Работая, Элинор задумалась.
— Нет ничего лучше, чем приятное имение, хорошее пастбище и место для долгих прогулок.
Искренность ее слов и последовавший за ними вздох тронули его сердце.
— Да, это чудесная жизнь, — согласился он.
— Уж куда лучше, чем экономить и жить в Лондоне. Но что я говорю, вы не хуже меня знаете, какие тут цены.
— Что есть, то есть. — Джеймс постарался произнести это с пониманием и сочувствием.
Поскольку он никогда не замечал разницы.
Жизнь герцога всегда обходится дорого, где ни живи. Расходы, которых требует титул, и надежды, которые приходят вместе с ним, были частью его жизни, и он не замечал, что другим не так повезло.
Хотя он не упустил иронию ее желаний. Леди Стэндон тоскует по простой сельской жизни.
— Леди, которая стремится стать герцогиней, нужно лишь маленькое имение и хорошие луга?
— Это выглядит несколько противоречивым, — рассмеялась она, но мне нужен муж, который может обеспечить безопасность мне и сестре.
Опять эта упрямая решимость отказаться от собственного счастья ради сестры.
— Вы решили отправить эту проказницу в Ньюгейт до совершеннолетия? — поддразнил он.
— Думаю, Бедлам больше подойдет, — ответила Элинор. — Тия ужасная озорница, но она все, что у меня осталось, и я ничему не позволю встать на пути, пока не увижу, что сестра надежно устроена. — Она помолчала. — В нужное время. И ни минутой раньше.
— Я могу это понять, — согласился он.
— Из-за дочери?
Джеймс кивнул. Арабелла! Она слишком Тремонт и слишком дочь своей матери. Не будь он бдителен, она сбежала бы с каким-нибудь художником или прохвостом, объявив о безумной любви и тому подобной чепухе.
А как насчет любви, которая превращает разумных людей в глупцов?
Он глянул на себя. Как насчет герцога, который притворяется простолюдином?
— Возможно, я смогу добыть рекомендации для вашей дочери, — сказала леди Стэндон. — Я немного знакома с леди Джерси, она всегда благоволила ко мне.
— Нет-нет, спасибо, — торопливо ответил Джек, вспомнив кипы приглашений, скопившихся за неделю, которую они провели в Лондоне.
— У вас есть кто-то, кто ей поможет? — настаивала леди Стэндон. — О Господи! Я не собиралась любопытничать, это просто…
— Да, я понимаю. Вы очень добры. — Джеймс обдумывал, как отклонить это предложение, чтобы не выглядеть… гм… глупо. — У меня есть невестка, — сказал он. — Она предложила помощь. И у меня есть кое-какие связи.
Леди Стэндон вежливо улыбнулась, но он понял, что она вряд ли считает это разумным.
— Возможно, вам следует заглянуть в «Холостяцкую хронику» герцогини. Вы можете найти кого-нибудь для дочери.
— Не думаю, — начал он, и лишь потом сообразил, от чего отказался.
От шанса заглянуть в эту ужасную книжицу и увидеть, что там написано о нем.
Но не успел он высказаться, как она продолжила:
— Думаю, вы лучше знаете, что нужно вашей дочери.
— Уверен, она сделает хорошую партию, — ответил Джеймс, все еще проклиная себя за то, что отказался от предложения заглянуть в писанину герцогини.
— Да, конечно, — сказала Элинор. — Вы говорите как настоящий отец.
— Надеюсь. — Он прекрасно знал, что ничего не сделал, чтобы помочь Арабелле найти достойную пару. Совсем наоборот.
— А вы?
— Что я? — поднял на нее глаза Джеймс.
— Вы сделали хорошую партию, когда женились?
Честный заботливый свет ее голубых глаз застал его врасплох.
— Думаю, да, — признался он, шокированный тем, что сказал так много на тему, которую вычеркнул из своего сердца, из своей речи.
— Она давно умерла? — тихо спросила леди Стэндон. — О Боже! Я снова любопытствую. Пожалуйста, простите меня… я не имею права…
Джеймс покачал головой:
— Нет, миледи, это не секрет. Моя жена умерла во время родов.
Элинор вздрогнула.
— Неудивительно, что вы больше не женились. После такого потрясения.
— Да, именно, — ответил Джеймс, но совсем по другой причине.
«Родерик! Родерик! Я выйду только за него! — кричала в лихорадочном бреду Ванесса. — Родерик, где ты?» В ее криках не было ни слова о Джеймсе и о новорожденной девочке. Все ее мысли были только о мужичине, которого она любила и от которого отказалась ради благополучия семьи. Ради того, чтобы стать герцогиней Паркертон.
Ванесса никогда не любила его. Ее улыбки, вздохи, свет в глазах предназначались другому. Джеймс отошел от ее смертного ложа, пронзенный правдой, о которой никогда не подозревал. Она любила его титул, а не его самого.
В ту мрачную ночь и последующие за ней долгие годы Джеймс думал, что сойдет с ума. Но не сошел. И жизнь продолжалась.
А теперь он сообразил, что жизнь проходит мимо.
Он поднял взгляд на леди Стэндон, которая улыбалась над шитьем, решительно настроенная заключить выгодный брак. Все, что он хотел сделать, — это спасти ее от такой судьбы.
— Послушать лондонских швей и портных, такую простую работу, — она кивнула на его сюртук, — могут как следует делать только француженки. Чего только не придумают, чтобы оправдать непомерную дороговизну.
Леди Стэндон поднялась, он тоже встал, они встретились в середине комнаты. Когда она помогла ему надеть сюртук, Джеймс восхитился, как ловко она превратила обноски Джека в нечто почти респектабельное.
Но если дело и вправду в этом, почему он чувствует себя таким повесой?
Она обошла его и потянулась расправить лацканы.
Снова она была рядом, так скандально близко, что он не мог удержаться.
Возможно, он сошел с ума, как это случалось с его предками Тремонтами.
Но как он мог не воспользоваться моментом и не поцеловать ее?
Глава 8
Руки Элинор застыли на грубой шерсти сюртука мистера Сент-Мора. Она разглаживала ткань на его груди, расправляла швы, как заправский камердинер, но в следующую секунду сообразила, что именно она делает.
И это не имело ничего общего с шитьем.
Ее пальцы скользили по его великолепной груди, она не думала, как сидит его сюртук.
Элинор закрыла глаза и хрипло вздохнула.
То, что скрывал сюртук, было более чем желанно.
Под ее руками была невероятная мощь, и не только в стене мышц, но и в его гордой повадке. В загадочном характере.
Этот мужчина не какой-нибудь неженка. Не бездельник в сюртуке с подбитыми ватой плечами и с накладными икрами, дающими лишь иллюзию настоящего мужского телосложения.
Мужчина перед ней был действительно мужественным.
Элинор вспомнила его костюм на маскараде. И его нагую грудь под своими пальцами.
Элинор задрожала, его руки крепко сомкнулись вокруг ее талии… воспоминания захлестнули ее.
«Ох, это случилось слишком быстро, и хотя…»
Ее ресницы взлетели вверх, и она уставилась на пуговицы на его сюртуке.
Мелькнула нелепая мысль, что одну пуговицу она забыла перешить.
Еще одно доказательство того, как этот мужчина нуждается в женщине… нуждается в ней!
Она снова вздрогнула, заставляя себя поднять взгляд от висящей на одной нитке пуговицы и посмотреть ему в глаза.
Но как она могла? Как она могла, если точно знала, что произойдет дальше.
Он поцелует ее, как сделал на маскараде.
Внутри у нее все трепетало, голова кружилась.
Ох, она видела это так ясно… он наклонит голову, накроет губами ее рот и потом…
Колени у нее подгибались, пальцы вцепились в грубую шерсть сюртука. Она цеплялась за Сент-Мора, поскольку не решалась поднять на него глаза. Просто не могла.
«Тогда почему ты купила это платье?»
Элинор украдкой взглянула на лежавший на диване сверток, в котором было платье для любовницы, для страстной женщины.
Если она не может отважиться снова поцеловать мистера Сент-Мора, как у нее хватит духу надеть это платье?
Элинор посмотрела в его глаза, в которых горел страстный огонь.
Казалось, это должно было напугать ее, но не напугало. Сент-Мор прижал ее к себе, теперь их разделяла только одежда, ее тело прилепилось к нему.
Было что-то столь интимное, столь поразительное в том, как он подходил ей, как встретились их тела, что ситуация, вместо того чтобы быть скандальной, стала единственно верной.
Без единого слова он наклонился и пленил ее губы поцелуем с той же вольностью, что позволяла ему держать ее так.
Его губы играли с ее губами, дразнили, и она испытывала невыразимое блаженство. Это было слишком — его объятия, его прикосновения, его поцелуй. Теперь, когда она касалась его бедрами, когда ее грудь прижалась к его торсу, его руки начали исследовать ее тело.
Медленно и дразняще они скользили по изгибам ее тела, как только что делала она. Но она, по крайней мере, сначала, действовала с определенной целью — в конце концов, его сюртук действительно нужно было расправить, — а у него было совершенно иное намерение.
Его руки обхватили ее ягодицы, прошлись по бедрам, кружили вокруг полной груди, зажигая в ней огненные спирали желания.
И все это время он продолжал целовать ее, дразня и пробуя на вкус, его дыхание было жарким, когда он коснулся губами ее шеи.
В этот миг она могла дышать, но только в этот миг, потому что его губы вернулись к ее губам, голодные, опасные.
Она горела в той же лихорадке страсти, обвила руками его шею, прижималась к нему.
Но в ее отрывочные мысли проникло звяканье колокольчиков.
Колокольчики? Так трудно сосредоточиться, когда он притянул ее еще ближе, его горячие губы исследовали ее шею, оставляя дурманящий след желания.
Потом в ее мысли, вернее в чувства, ворвались торопливые шаги, и она осознала что-то очень важное.
Это не небесные колокола эхом отдавались у нее в голове, это дверной колокольчик.
У входной двери ее дома…
А шаги? Теперь они слышны у гостиной. И голос, которого было достаточно, чтобы прояснить ее затуманенные страстью мысли.
— Не думаю, что она вернулась, — сказала Минерва. — Но я могла ошибиться.
Следом за этим дверь скрипнула и начала открываться.
Слава Богу, дом был в таком запущенном состоянии, что ржавые дверные петли дали Элинор и Сент-Мору время отпрянуть друг от друга и занять подобающую и благопристойную позицию подальше друг от друга.
От его рук!
Элинор пыталась выровнять дыхание, пригладить волосы, взглянула на платье, но не было времени привести все это в порядок — дверь распахнулась, и на пороге появились Минерва и Люси.
Еще одна мысль пронзила Элинор: хвала Всевышнему, здесь нет остроглазой тети Беделии: от глаз этой особы ничто не укроется.
Но Люси и Минерва тоже явно ничего не упустили.
— О, Элинор, ты дома, — сказала Минерва. — А я как раз говорила Люси, что не уверена, что ты вернулась, но она настаивала на этом, и вот ты здесь.
Первая леди Стэндон с обычной грацией вошла в комнату, но неуклюже остановилась, заметив мистера Сент-Мора.
Элинор заметила, что он даже не соизволил смутиться, как это случилось с ней, если жар ее щек может служить индикатором.
Скорее он походил на гордого собой повесу, каким она впервые увидела его.
Настоящий дьявол!
— Мистер Сент-Мор, — кивнула ему Минерва, — вы уже знакомы с леди Клифтон.
— Здравствуйте, Сент-Мор, — натянуто произнесла Люси.
Дальнейших любезностей не последовало. Элинор заметила, что ее подруга холодно смотрит на него. Ее взгляд говорил о мрачных намерениях.
Ну уж нет, ей не нужно, чтобы Люси Стерлинг и ее опасные контакты из министерства иностранных дел обрушились на мистера Сент-Мора.
За то, что он просто помог ей выйти за покупками.
Она поежилась. Да, за это и за другое, едва стоящее упоминания дело — за то, что поцеловал ее. Дважды!
Чуть покачиваясь, Элинор изо всех сил старалась хоть как-то исправить ситуацию.
— О Господи! Посмотрите на время. Мистер Сент-Мор, вы говорили, у вас назначена встреча?
Его, казалось, не отпускали воспоминания об их поцелуе, но она многозначительно посмотрела на него, и он вернулся в границы респектабельности.
Настолько, насколько способен такой мужчина.
— Да. Спасибо, миледи, — улыбнулся он. — Когда у меня будет информация, я пошлю записку.
— Записку? — переспросила она. Всего лишь записку? Он не сообщит информацию лично?
— Только чтобы удостовериться, что застану вас дома, когда приду в следующий раз, — добавил он.
Когда он придет в следующий раз… Мысли Элинор пустились вскачь. Возможно, он знает какое-нибудь место, где мог бы сообщить информацию приватно… чтобы они могли продолжить…
— Элинор! — окликнула ее Люси.
— Да, это будет просто замечательно, сэр, — сказала она.
Минерва фыркнула, взглянув на Сент-Мора.