— Но тебе полезно писать сочинения, ты делаешь очень много ошибок. Грамматика и пунктуация у тебя не на высоте.
Эвелин сидела в плетеном кресле под старой яблоней, а Сандра растянулась на траве и грызла подобранное под деревом яблоко.
— У меня всегда много мыслей, но мне не нравится их записывать. Они начинают расползаться, — доложила Сандра, задумчиво разглядывая облака.
Эвелин улыбнулась, вспомнив запись в школьной характеристике Сандры: «Девочка, безусловно, умна, начитана, но совершенно не умеет сосредоточиваться. Музыка — единственный предмет, который ее серьезно интересует». Эвелин читала эту запись вместе с Берил Смит в кабинете колледжа, куда она пришла, чтобы снять копию с характеристики.
— Везет тебе с неприятностями, — посочувствовала ей Берил, — сначала лагерь, а теперь и это! А ты так мечтала отдохнуть в каникулы, поработать над статьей…
— Я могу писать статью по утрам, к Айвору в «Вязы» я прихожу не раньше полудня, к ланчу. Я сама так решила. Это заставит замолчать досужих сплетников, которые считают меня «персоной нон грата» в их особом колледже и боятся, что я испорчу их деточек. Заниматься с Сандрой мне интересно. Кстати, некоторые родители уже звонили мне и спрашивали, не жалею ли я, что согласилась заниматься с дочерью Томаса Айвора.
— Им просто любопытно узнать что-то новенькое, — последовала циничная реплика Берил. — До сих пор о его дочери никто ничего не знал. Надеюсь, ты сумеешь на нее воздействовать, а то в первые дни занятий в колледже она проявила себя не лучшим образом.
— Постараюсь, — уверила Эвелин.
Сейчас, глядя на Сандру, она удивлялась, как обманчива внешность. Девочка выглядела совершенно безобидной. Она лениво раскинула руки и, казалось, не могла двинуться, истомленная жарой позднего лета.
— Давай попробуем написать сочинение на музыкальную тему. Выбери пьесу по твоему вкусу и попробуй объяснить, почему она тебе нравится и о чем в ней говорится…
— Хорошо, хорошо, я согласна! — Сандра, не дослушав, вскочила на ноги так стремительно, как будто на нее свалился холодный ком снега. — Вы даже не знаете, как много я могу написать. Мама знает. Она знает, что я хочу стать музыкантом, но все время напоминает, что я пока — невылупившийся цыпленок, и мне надо заниматься. — Сандра машинально перекидывала очередное яблоко из одной руки в другую, и Эвелин невольно обратила внимание на ее тонкие, чуткие пальцы. — Мама и папа — мой второй папа, Джуно, — считают, что мне надо кончать с музыкой и тратить силы на что-нибудь другое. Но я этого никогда не сделаю!
Она бросила яблоко на колени Эвелин, и оно, как яркий цветок, украсило ее простую юбку. «Дитя гор», подумала Эвелин, живо представив себе Сандру, сбегающую по тропинке к горной речке, такой же вольной, как и она.
— Для этой профессии надо иметь не только талант, но и уверенность в себе.
— У меня есть и то и другое.
— Ты не боишься, что это — детское увлечение? — Эвелин прекрасно понимала незрелость рассуждений девочки. — Может быть, твой учитель музыки льстил тебе?
— Зачем? — удивилась Сандра.
— Просто так, чтобы не огорчать тебя.
Глаза Сандры неожиданно засияли, но она сразу же напустила на себя безразличие и сказала небрежно:
— Привет, папа!
— Надеюсь, не страшно, если я ненадолго отвлеку вас от занятий? — спросил Томас Айвор и, не дожидаясь ответа, уселся прямо на траве, у ног Эвелин.
— Конечно, нет! — вместо Эвелин ответила Сандра. — Мисс Лентон хвалила меня за мою кошмарную писанину.
Девочка ловко воспользовалась тем, что рот Эвелин был в этот момент занят сочным яблоком и она смогла только возмущенно затрясти головой. Сок от яблока капнул ей на руки, а она, как назло, оставила в доме сумочку с носовым платком.
— Позвольте, я помогу, — галантно предложил Томас Айвор.
Он поднялся, достал свежий носовой платок, но вместо того, чтобы отдать его Эвелин, сам начал вытирать ее испачканные соком руки, что привело ее в окончательное смущение.
Томно глядя на нее, он осторожно прикоснулся платком к ее рту и промокнул капельки сока, затаившиеся в уголках губ. Он явно наслаждался смущением Эвелин.
Немного сока попало на его пальцы, и Айвор преувеличенно старательно облизал их с непередаваемым выражением восторга на лице.
— Ммм, восхитительно… даже слаще, чем я думал, — удовлетворенно кивнул он головой.
Эвелин еще не видела его в таком необычном настроении. В доме он появлялся в строгом костюме, по телефону разговаривал сухо и кратко, но сейчас — в джинсах и свободной, с открытым воротом рубашке — он казался добродушным и несерьезным, словно большой расшалившийся щенок.
— Спасибо, — произнесла Эвелин, как только прожевала яблоко.
— Был счастлив! — Томас Айвор взял из рук Эвелин яблоко и откусил кусочек в том же месте, где только что были ее губы. Он настолько недвусмысленно разглядывал обнаженные колени Эвелин, что ей захотелось закрыть их юбкой.
— Так о чем вы беседовали? — непринужденно осведомился он, не отрывая взгляда от ее загорелых ног.
Конечно же, Сандра не стала рассказывать о своих учебных делах.
— Мисс Лентон вспоминала свое детство, когда она жила здесь, на ферме, у дяди. Она кормила поросят и кур, доила коров, видела, как родятся щенки, и много, чего еще.
Томас Айвор не стал выяснять, важно ли это для воспитания четырнадцатилетней девочки. Он улыбнулся.
— Как я вижу, нашей юной итальянке больше нравятся истории о простых людях, чем о великих философах. — Он только на мгновение взглянул на Эвелин, а ей уже стало ясно, что надо ждать новой провокации. — Так вы были розовощекой и белотелой фермершей, прежде чем занялись педагогикой?
Он явно уже создал в воображении традиционную пухлую толстушку с румянцем во всю щеку, жизнерадостную, громко хохочущую и беззаботную.
— Я тогда была совсем маленькой, — охладила она его безудержный юмор, — но я и сейчас была бы не прочь иметь ферму.
— Или стать женой фермера, — немедленно сориентировался он. — Уж не потому ли вы поселились здесь, в захолустье, чтобы обрести такую блестящую возможность?
— Я не смотрю на брак, как на возможность добиться своей цели. Мне кажется, это, скорее, духовная близость, — холодно ответила Эвелин.
— Что? — Сандра удивленно подняла темные брови.
— Мисс Лентон у нас — романтик. Она мечтает выйти замуж по любви, а не по расчету, — сделал вывод Айвор. — Хотя, предполагаю, все кончится как обычно и она сделает выбор в пользу перспективы обеспеченной жизни.
— До чего циничный взгляд…
— Как я уже говорил, я — продукт своего жизненного опыта, а вы — своего. Кстати, у ваших родителей прочный брак?
— Насколько я знаю, да, — ответила Эвелин, вспоминая, что уже отвечала ему на этот вопрос полгода назад, при приеме на работу в колледж. — Они часто живут порознь из-за гастролей, но это не мешает их настоящей, крепкой привязанности друг к другу.
— Да, но постоянные разъезды и гастроли не позволяют уделять достаточное внимание детям.
— У мисс Лентон были нянька и воспитательница, и преподаватель музыки еще до школы, — поспешила на защиту Сандра.
— Воспитание вундеркинда? — съязвил Томас Айвор, и Эвелин невольно рассмеялась.
— Не в моем случае. Родители быстро разобрались, что во мне не зажжется огонь гениальности.
— Вам этого хотелось?
Эвелин отрицательно покачала головой.
— Нет. Нет… Хотя глупой я не была. Я была робкой, и много болела, когда они брали меня с собой в турне. Все старания и хлопоты моих родителей были напрасны, я больше всего любила покой и была счастлива, если меня не заставляли демонстрировать таланты. Единственное, что я действительно любила, это чтение. Но когда много читаешь, замыкаешься в своей раковине, в своем особом мире.
— Я любил читать под простыней, чтобы никто не видел, — признался, улыбнувшись по-мальчишески, Томас Айвор.
— Мои няни всегда выключали свет в спальне, — вздохнула Эвелин.
— У вас их было несколько?
— Они менялись, потому что мы много ездили. Мама была очень разборчива, нанимая прислугу. Няни всегда были с отличными рекомендациями и дорого стоили. Маме казалось, что дешевая прислуга — пустая трата денег.
— Когда вы жили здесь, у вас не было няни? — полюбопытствовала Сандра.
— Зачем? За мной присматривали дядя и тетя.
— И кузина Глория, — не забыл напомнить Томас Айвор.
— Кузина Глория быстро вышла из игры. Я думаю, работать на ферме было для нее сущим наказанием, она ненавидела подобную работу, — небрежно отмахнулась Эвелин.
— Не говорите мне, что она предоставляла вам право красить забор, — рассмеялся Томас Айвор. Видя непонимающий взгляд Сандры, он добавил: — Я вижу, ты не понимаешь шутки. Советую почитать Марка Твена. — Он доел яблоко и бросил огрызок в траву.
Эвелин с завистью смотрела, как Томас переговаривался с дочерью, обмениваясь колкостями и шуточками, понятными только им и явно доставляющими удовольствие обоим.
Короткий разговор с Томасом Айвором потянул ниточку воспоминаний Эвелин о том времени, после смерти дяди и тети, когда она вернулась сюда учиться в женской академии, а Глория поехала учиться музыке в Париж, куда пригласили на гастроли родителей Эвелин. Именно тогда Эвелин наконец поняла, что не хочет быть жертвой честолюбивых надежд родителей.
— Простите, дайте мне эту бутылочку с водой, — обратилась она к Томасу Айвору. Ее горло совершенно пересохло, она слишком разговорилась.
— Вам с вашей кузиной надо было поменяться родителями, — уверенно сказала Сандра. — Значит, с тех пор, как вы стали жить самостоятельно, вы не навещали «Вязы».
— Вы, очевидно, сохранили о «Вязах» более приятные воспоминания, чем Глория, — мягко включился в разговор Айвор, — и вам было неприятно узнать, что она его продает. — Он повернулся к Эвелин и, сидя в свободной позе, опершись спиной на дерево и вытянув ноги, сочувственно посмотрел на нее. — Вы не пробовали купить этот дом, когда она выставила его на продажу? Или она вам не говорила о продаже?
Эвелин удивилась его проницательности, но ответила уклончиво, не желая порочить кузину:
— Я тогда не имела возможности купить дом. Она это знала, какой смысл был спрашивать?
— Но вы же родственники! — схватилась за голову Сандра. — Она должна была продать вам дом дешевле или в рассрочку!
— Для этого надо было иметь несколько тысяч на первый взнос, — заметил Томас Айвор. — Вы не пробовали претендовать на часть дома, Эвелин?
— Он достался ей в наследство от родителей, как я могла… Глории приходилось платить большой налог за дом, ей нужны были деньги…
— Вы предложили все, что у вас было, но этого оказалось мало, — легко догадался он. — Ваши родители не могли вам помочь? Подкинуть немного?
— Они привыкли к обеспеченной жизни, дорогой и беззаботной. После окончания школы я жила абсолютно самостоятельно и собираюсь так жить и впредь. Конечно, они кормят меня, когда я приезжаю к ним в гости, и забрасывают роскошными подарками, но мы живем отдельно, каждый по-своему. Кстати, возвращаясь к вопросу о деньгах, по-моему, некрасиво использовать родителей, как будто они твой счет в банке… — Эвелин прикусила язычок, заметив смущение на лице Сандры и выражение откровенной симпатии в глазах Томаса Айвора.
— Значит, вы все-таки просили, но лисичка вильнула хвостом, — сказал он.
— Хватит делать из меня несчастную забитую сиротку! — возмутилась она. — Они предложили мне оплачивать квартиру в Брайтоне, но я отказалась. Мне нравится мой маленький дом! «Вязы» были бы слишком просторными для меня одной, да и сил не хватит, чтобы привести усадьбу в полный порядок.
— Вы не сердитесь на меня за то, что я купил этот дом?
— Это так же бессмысленно, как вам сердиться на меня за то, что я родственница бывшей владелицы дома.
— Один — ноль! — Томас Айвор шутливо отсалютовал Эвелин.
— Где была ваша комната? — спросила Сандра, глядя на светлые стены, увитые диким виноградом.
— Внутри с тех пор многое изменилось — здесь, прежде всего, раньше не было отдельной ванной… Мы с Глорией обычно спали в угловой комнате, в которой есть люк на чердак.
— Комната Альфреда, — быстро просчитал Айвор.
— В доме есть чердак! — радостно вскричала Сандра. — Здорово! И что там лежит?
Эвелин пронзило острое чувство вины. Она старалась оставить проблемы своей кузины в стороне, на задворках сознания, но они продолжали ее тревожить. Томас Айвор снял с нее все подозрения, пригласив в дом в качестве воспитателя дочери, а она должна была, по просьбе кузины, прокрасться на чердак и выполнить поручение, совершенно несовместимое с понятиями Эвелин о чести и морали.
— Скорее всего, ничего интересного — старая мебель, паутина, пыль, — промолвил Айвор. — Все, что было ценного, я оставил в доме еще при первом осмотре, а ненужное — выбросил. Может быть, там не все убрали строители.
Со стороны дома раздались визгливые вопли и звонкий смех. Сандра вздохнула с завистью.
— Шейла с подружками резвятся в бассейне. Почему ты не купаешься с ними? — полюбопытствовал Томас Айвор.
Сандра вскочила на ноги, готовая помчаться к дому, но тут же замерла, взглянув на Эвелин.
— А как же мисс Лентон?
Томас Айвор лукаво улыбнулся.
— Я за ней присмотрю.
Угрызения совести мгновенно испарились, и Сандра с радостным воплем убежала.
— Как она? — тревожно спросил Айвор. — Не слишком тяжелый случай?
— Вовсе нет, — покачала головой Эвелин. — Очень милая девочка. Только она сама не знает, чего хочет. У нее слишком быстро все меняется.
— Я это заметил, — усмехнулся он. Он проводил дочь взглядом. — Она удивительно разумна в одном и совершенно наивна в другом. И потом, эта ее колючая бравада! Черные штаны, водолазка в самую жару, нелепые крашеные волосы… Слава Богу, она не наколола на руки какие-нибудь узоры или неприличные слова! — Он обернулся к Эвелин и заметил улыбку в уголках ее губ. — Что еще?
— Ничего… — Она нагнулась за книгой, оставшейся на траве.
Ее откровенное нежелание отвечать заставило его нахмуриться.
— Понятно. Эта загадочная улыбка Моны Лизы… Знаю я эти ваши «ничего». Что случилось?
— Мона Лиза? — удивленно подняла брови Эвелин. — Что вы имеете в виду?
Он схватил ее за руки и притянул к себе. Эвелин вздрогнула, заметив знакомый дьявольский огонек в глубине его глаз.
— Таинственная улыбка в уголках губ означает, что вы надеетесь что-то утаить от меня. Расскажите сейчас же, что вы знаете, а я — нет!
— Я не могу сказать, — уклончиво начала Эвелин и вскрикнула.
Томас Айвор опрокинул ее в траву, прямо на спину, и крепко зажал ее руки над головой.
— Мне кажется, вы боялись щекотки, мисс Лентон, — угрожающе промолвил он.
Непроизвольный нервный смешок вырвался из горла Эвелин, когда она взглянула на решительное лицо Томаса Айвора.
— Не надо! Оставьте!
Он вкрадчиво прошелся пальцами по ее ребрам.
— Я думаю, вы и тогда врали мне, — пробормотал он, его глаза опасно потемнели. Он крепче сжал ее запястья одной рукой, а другой начал щекотать шею Эвелин.
Эвелин держалась изо всех сил, стараясь не дергаться и не хихикать.
— Это неприлично, — еле выдохнула она.
— Кто нас видит?
Запах свежескошенной травы смешивался с терпким запахом возбужденного мужского тела и с ароматом яблок. Эвелин была на грани обморока.
— Ваши родственники, — прошептала она, замирая от легкого прикосновения его осторожных пальцев и видя разгорающийся блеск в его настойчивых серых глазах. Его тело напряглось, и она в ответ затрепетала.
— Мы тоже своего рода родственники, — прошептал он, — только какие? Партнеры в сделке? Заговорщики? Враги? Друзья? Или?..
Его глаза смотрели на нее с немым вопросом, светясь ярким огнем страстного призыва. Его руки становились все настойчивее, из уст Эвелин вырвался вздох нетерпения, и Айвор немедленно откликнулся на него, наклонившись к ней и осторожно приникнув к ее полураскрытым губам. Его грудь притронулась к маленьким торчащим сосочкам ее груди, и они сладко заныли.