Всюду, где во время разлива можно организовать орошение, рос рис, который в высшей степени толково и разумно чередовался с другими культурами — табаком, кукурузой, бобами, чечевицей, сладким картофелем, сахарным тростником.
Небольшие поля были разбиты на квадраты, как шахматная доска, и каждый получал ежедневно свою долю воды из запасов в природных бассейнах. Вода растекалась по полям с помощью системы каналов и шлюзов, устроенной просто, но с умом.
Среди ровных ухоженных полей высились фруктовые деревья, приспособленные к местному климату, — финиковые и фиговые пальмы, масличные деревья, гранаты, персики, и даже сливы, груши и вишни, которые особенно странно смотрелись рядом с гуайявами, манго и бананами.
А еще кусты индиго и хлопчатника, лимонные, апельсиновые, ореховые, тамариндовые, камедные, резиновые деревья и многое другое.
То тут, то там из-за деревьев показывалась и снова пряталась блестевшая на солнце маковка пагоды, и вновь тянулись джунгли с колючим тростником, островками бамбуков, травой в человеческий рост — и среди этого великолепия сияла многоводная Иравади.
Нечего и говорить, что водная и болотная птица попадалась в изобилии: то и дело взлетали, испугавшись вздохов паровика, ибисы и фламинго, марабу и чайки, цапли и пеликаны. Парижанин практиковался в стрельбе на лету. Неудача с тетеревами не забылась, он дал себе слово стать превосходным стрелком. Стоя на носу шлюпки, азартно стрелял и ставил все более трудные задачи.
Он явно делал успехи, Андре нахваливал его, ощипывая подстреленных птиц, которые подбирали члены экипажа.
Вечером бросили якорь посредине реки и беззаботно уснули.
Три дня прошло с тех пор, как лоцман принес в жертву Гаутаме посеребренных и позолоченных рыбок. Шлюпка рассекала глубокие и прозрачные воды Яна, или Киук-Яна, притока Иравади, впадающего в нее под двадцать первой северной параллелью. На протяжении тридцати километров Ян поднимается от устья к северо-западу и делится на четыре рукава, расходящихся гусиной лапой. Первые три очень короткие, не более пятидесяти километров, четвертый, идущий с севера на юг, протянулся почти на двести. Река Ян и ее притоки орошают почти незаселенную часть страны, простирающуюся на запад до английской границы. Можно представить, как она богата дичью.
Посмотрев по карте, куда ведут эти четыре рукава, охотники направились по самому длинному, полагая, что по его берегам растут тековые леса.
На четвертый день рано утром Фрике проснулся от озноба — опустился туман, как это обычно бывает по ночам в сырых низинах.
Полагая, что согреться лучше всего движением, парижанин вылез из-под одеяла и решил отправиться на берег с неграми, которые собирались плыть за дровами для паровика.
Андре тоже проснулся от озноба и принял такое же решение. Оба страшно удивились, встретившись у лодки — каждый думал, что другой спит.
Фрике взял ружье шестнадцатого калибра, Андре — винтовку «Экспресс» калибра четырнадцать с четвертью.
Друзья молча кивнули друг другу и тихо уселись в лодку, приказав неграм как можно меньше шуметь веслами.
Вскоре красные лучи пронизали туман, и он моментально рассеялся. Верхушки деревьев, до этой минуты невидимые, вдруг словно загорелись, засверкали, тогда как внизу их еще застилала сероватая пелена, постепенно исчезавшая.
Воздух делался все свежее и прозрачнее. Предметы выступали особенно резко и ярко, звуки слышались особенно отчетливо. Одним словом, то было настоящее утро в тропиках, где солнце восходит без зари и заходит без сумерек. Восход солнца здесь похож на взрыв света. Друзья наслаждались хорошо знакомой картиной. Они столько раз ее видели, а все никак не могли налюбоваться.
Однако художественное чувство не заглушило в них охотничьего инстинкта. Фрике первым заметил, что между широкими листьями водных растений с остатками росы движется нечто черное.
Он сделал знак гребцам остановиться.
— Что там? — тихо спросил Андре.
— У берега барахтается в воде какое-то крупное животное, вроде слона.
— Черт возьми!
— Слышите? Фр!.. Фр!.. Фр!.. Точно наш покойный приятель Осанор, когда, бывало, умывался утром…
— Может, и слон, их много в бирманских лесах.
— Но я-то, я! Нечего сказать, хорош буду.
— Что такое?
— Да ведь у меня только ружье, заряженное дробью.
— Зато у меня винтовка. Впрочем, оставим его в покое. Сегодня мы не готовы. Как-нибудь в другой раз. Клыки от нас не уйдут, еще успеем пополнить коллекцию.
— А если он на нас нападет?
— Послушай, Фрике, не говори глупостей… Виданное ли дело, чтобы слон напал на человека первым, если его не трогают!
— Ох, да, что-то не то я говорю… Начитался когда-то страшных историй комнатных охотников и все не могу освободиться от детских фантазий.
Андре ничего не ответил, только улыбнулся и, осторожно приподнявшись, пригляделся.
— Это не слон, — сказал он шепотом, — носорог.
— Гадкий зверь. Терпеть не могу. Один меня едва не растерзал в Африке, когда я отыскивал нашего жандарма.
— Черт возьми! — проговорил Бреванн, одним ухом слушая, что говорил Фрике. — Я думал, он ближе, а он метрах в ста двадцати, не менее.
— Неужели вы хотите стрелять отсюда?
— Почему бы нет? Его можно смертельно ранить, а то и убить, так или иначе, но я заставлю его уйти отсюда. Соседство с ним мне не нравится. Только он да буйвол кидаются иногда в слепой ярости на предмет, который видят впервые. Он может наброситься на лодку, перевернуть ее. Надо попробовать. Эй, вы! Пригнитесь пониже и прижмитесь друг к другу. И ты, Фрике. У моей винтовки такая сильная отдача, что вас собьет с ног.
Андре медленно поднял винтовку и стал целиться в заветное черное пятно около плеча. Условия были самые благоприятные — стрелку ничто не мешало, торопиться незачем, носорог стоял спокойно и ничего не замечал.
Охотник уже хотел спустить курок, как вдруг раздался сдавленный, но громкий крик, словно кто-то провел громадной пилой по самому твердому дереву.
Изумленный, даже испуганный носорог бросился было вон из воды, где был стеснен в движениях, но выскочить не успел.
Вслед за криком, очевидно послужившим сигналом, из густых кустов позади этой махины выскочили два гибких, проворных зверя и разом обрушились на толстокожего.
— Черные пантеры! — воскликнул Андре, спокойно опуская винтовку.
— Черные пантеры? — повторил Фрике. — Это интересно. Я видел их только в зоологическом саду. Говорят, очень злые… Ай-ай! Плохо тебе приходится, толстяк.
— Черные пантеры! — воскликнул Андре.
Носорог испустил отчаянный крик — мощный, сипло-металлический. В нем слышались и боль, и бешенство, и испуг.
Положение его было ужасно.
Застигнутый врасплох молниеносным нападением свирепой супружеской четы, он лишатся какой бы то ни было способности защищаться.
Самец сидел на его спине впереди, запустив когти всех четырех лап в кожу, и грыз зубами затылок, стараясь добраться до мозжечка. Самка оказалась слабее — сделав прыжок, передними лапами достала до крупа, но задние остались на земле. Она яростно теребила ляжки врага, царапала когтями и рвала зубами.
— Месье Андре, — тихо проговорил молодой человек, — мне было бы жаль этого увальня, если бы я не знал, какой у него самого злобный нрав. Пантеры съедят его заживо!
— Если только я им это позволю. Хотя я не особенно сочувствую носорогу, этих кошек положительно не терплю. Кроме того, мех черных пантер так красив и так редок, что их шкуры нам с тобой не помешают.
— Вы хотите стрелять отсюда?
— Конечно. С расстояния в сто двадцать метров обычный стрелок должен всадить пулю в дно шляпы, а голова этого самца шире.
Выстрел из винтовки «Экспресс» потряс воздух и вызвал многократное эхо с разных сторон, оно походило на раскаты грома.
Самец привскочил на спине носорога, изогнув туловище и вытянув вперед лапы, точно геральдический зверь, и тяжело упал на самку. Та, не обращая внимания на выстрел, который приняла, вероятно, за гром, испустила отчаянный рев, когда увидала своего товарища мертвым. Приписав его гибель носорогу, атаковала жертву с головы, пытаясь перегрызть горло, выцарапать глаза, и когда это не удалось, вцепилась в оттопыренную нижнюю губу.
Андре вновь прицелился.
— Вот это да! — пробормотал Фрике.
Охотник выстрелил как раз тогда, когда пантера вцепилась носорогу в морду. Пуля попала ей между плеч и перебила хребет, но она не отцепилась от добычи, лишь глухо завыла.
Терзаемый гигант, вне себя от ужасной боли, изо всех сил тряхнул головой.
Но умирающая пантера не разжимала челюстей. В результате часть губы оторвалась, и красавица с размаху упала рядом с самцом.
Избавившись от врагов, носорог стал вертеться кругом как безумный. Вода окрасилась кровью.
Вдруг он перестал выть от боли и зарычал от ярости — заметил лодку с людьми и белый дымок.
— Не хватает только, чтобы он на нас напал, — заметил парижанин.
— Непременно нападет, — сказал Андре, аккуратно вставляя в винтовку два металлических патрона. — Да вот он уже и плывет на нас. Тем хуже для него. Я ему голову размозжу. Сидите, не шевелитесь. Пусть подплывет ближе.
Бреванн встал на носу лодки и хладнокровно смотрел на зверя, который подплывал необыкновенно быстро. Выглядел он отвратительно — исцарапанная морда с откушенной губой, обнаженная челюсть. Глаза сверкали злобой. Он бешено ревел.
Минута нерешительности, легкое головокружение, осечка или что-нибудь в этом роде — и лодка опрокинута, люди раздавлены.
Носорог в десяти шагах.
— Боже, какой он гадкий! — пробормотал неисправимый болтун Фрике. — Стой, красавец! Ни шагу дальше!
Это послужило командой: «Пли!» Андре прицелился и выстрелил в третий раз.
Он метил в череп, в ту кость, которой прикрыт мозг.
Настоящий блиндаж.
Но против пули «Экспресс» не устоять и этому блиндажу. Гибельный снаряд ударил по черепу. Носорог резко остановился, точно окаменев, выпучив глаза и разинув пасть. Не стонал, не хрипел. И вдруг, как пробитая лодка, пошел ко дну и замер там среди растущей на иле травы. По воде разошлись круги, всплыли и лопнули огромные воздушные пузыри — и все.
— Ну, парижанин, что ты мне на это скажешь? — спросил Андре.
— Скажу, месье Андре… Скажу, что это ужасно. Голова треснула и разлетелась, как тыква. Я сам видел мозг. Как жаль, что носорог исчез под водой! У него великолепный рог, голову можно было бы препарировать.
— Зачем же его оставлять там гнить? Часть можно будет сохранить. Прикажем неграм привязать к его лапе канат и вытащить на берег. Впрочем, пусть лучше шлюпка сюда подплывет, надо взять на нее и пантер. К тому же я отказываюсь оставаться в лесу — устал и голоден, как собака. Вернемся завтракать.
ГЛАВА VII
Бреванн принялся ее препарировать по всем правилам.
Два дня спустя по берегам реки появился чудный тековый лес.
Тековые леса невероятно красивы. Величественно поднимаются кверху, точно громадные столбы, прямые, стройные, сероватые стволы, поддерживающие свод из темно-зеленых бархатистых листьев с белыми точками на нижней стороне. Под деревьями в лесу — тьма, почва совершенно голая. Рядом с этими великанами растительного царства, не пропускающими ни воздуха, ни света, расти не может ни что. Если и попадется какое-нибудь другое дерево или растение, это всегда ровесник, случайно выдержавший борьбу за существование. Как правило, в тековых лесах одни теки.
Тековое дерево не боится червей — оно им не по зубам, не гниет в воде — ни в соленой, ни в пресной, нечувствительно к переменам климата, словом, неизменно. Индусы и жители Индокитая строят из него дома и пагоды, и всюду оно идет на постройку кораблей.
В Бирме все тековые леса считаются собственностью императора и приносят ему огромный доход. За их эксплуатацией следят специальные чиновники, но, разумеется, без злоупотреблений не обходится. И все же, несмотря на неправильную вырубку, хищническое истребление, тековые леса все еще огромны и густы, сохраняя первобытный, девственный характер, в них до сих пор в изобилии плодятся и множатся всевозможные дикие звери.
Шлюпка стала на якорь на выбранном Андре месте. Фрике сейчас же разглядел на берегу следы буйволов и слонов.
— Завтра, кажется, у нас будет случай отличиться, — сказал он, — а пока я сделаю маленькую рекогносцировку.
— Как?.. В два часа пополудни, в самую жару? Ты с ума сошел. Ложись-ка лучше в гамак и отдыхай.