То, что, утратив Пенелопу, Филипп воспылал к ней страстью, ни у кого не вызывало удивления. Он начал посвящать ей стихи, в которых называл себя Астрофелем, а ее Стеллой. Впрочем, все знали, кого он имеет в виду.
Существовал риск того, что ситуация выйдет из-под контроля, однако я видела, как много эти отношения значат для Пенелопы. Она опять расцвела, и жизнь перестала быть для нее нестерпимой. Она была очень похожа на меня. Какие бы горести нас с ней ни постигали, если это сопровождалось увлекательными событиями, волнение не позволяло нам упасть духом.
Таким образом, деля постель с мужем (а она рассказывала мне, что лорд Рич является весьма требовательным супругом), она предавалась романтическому увлечению Филиппом Сидни и становилась все красивее день ото дня. Невозможно было не гордиться дочерью, считавшейся одной из первых придворных красавиц. Каждое ее появление в обществе производило настоящий фурор.
Королева считала ее скорее супругой лорда Рича, чем дочерью Волчицы, и Пенелопа подробно описывала мне все, происходившее при дворе, включая то, какие усилия прилагает отчим для ее успешной карьеры.
Следует признать, что по мере того как шли месяцы, я становилась все раздражительнее. Мне было очень тяжело примириться с тем, что меня исключили из магического круга. Но до меня по-прежнему доходили слухи о припадках бешенства, случавшихся с королевой при любом упоминании моего имени. Поэтому я и не надеялась, что меня ожидает скорое возвращение ко двору. Даже Роберту приходилось проявлять крайнюю осторожность, следить за выражением желтых глаз Елизаветы, зачастую метавших в него искры негодования.
Герцог Анжуйский вернулся в Англию и возобновил свои ухаживания. Роберт был очень озабочен, потому что, прохаживаясь вместе с герцогом по галерее Гринвичского дворца, королева в присутствии французского посла говорила герцогу о том, что им следует пожениться.
— Даже мне стало не по себе, — рассказывал мне позднее Роберт. — Если бы речь шла не о Елизавете, можно было бы подумать, что она и в самом деле собралась выйти за этого француза. Она суетится вокруг него и осыпает ласками у всех на глазах. Похоже на то, что она околдована и не видит того, что все остальные. Этот коротышка стал еще уродливее. Да и можно ли ожидать, чтобы время сделало его красивее? Он еще больше, чем прежде, походит на мерзкого лягушонка, но, судя по ее реакции на него, он писаный красавец. Тошно видеть их вместе. Она возвышается над ним, как башня.
— Она хочет, чтобы все их сравнивали и видели, что, несмотря на ее возраст и его молодость, она намного красивее его.
— Это смехотворное зрелище. Похоже, что они исполняют роли в каком-то фарсе. «Деревенской свадьбе» далеко до комичного эффекта, который производят королева и ее французский поклонник, вместе появляясь на публике. Но там, на галерее, она его поцеловала, надела ему на палец кольцо и сообщила французскому послу, что выходит за герцога замуж!
— Значит, она и в самом деле вознамерилась это сделать.
— Ты ее не знаешь. Я напрямик спросил у нее, девственница ли она. Она рассмеялась и толкнула меня, следует отметить, достаточно игриво. Она ответила: «Я все еще девственница, несмотря на многочисленные попытки мужчин изменить это мое счастливое состояние». Она как-то странно пожала мою руку и добавила: «Мои Глаза могут быть спокойны». Я понял это так, что она не собирается выходить за него. Вероятнее всего, она теперь начнет выпутываться из положения, в которое сама себя загнала.
Разумеется, именно так она и поступила. Она доверительно поведала своим министрам, что все это она делала ради того, чтобы выиграть время и воспрепятствовать военному союзу Франции и Испании, и добавила, что надеется с их помощью избегнуть этого брака. Однако чтобы еще немного потянуть время, им следовало приступить к составлению брачного контракта.
Мне было крайне досадно, что я не могу наблюдать за ней лично. Я была лишена удовольствия лицезреть ее флирт с Лягушонком, слушать, как она заверяет его в том, что день их свадьбы станет самым счастливым днем ее жизни, зная, что в это время ее расчетливый коварный ум ищет самые эффективные пути отступления. Она хотела, чтобы все поверили в то, что герцог Анжуйский в нее безумно влюблен, что он ищет этого брака не ради выгод, которые он ему сулит, а ради стремления обладать прелестницей Елизаветой. Трудно было поверить, что, сосредоточившись на политической стороне отношений с герцогом, Елизавета может предаваться столь суетным мыслям. Однако те, кто в это не верил, плохо знали Елизавету.
Роберт был счастлив. Этот французский брак вызывал у него искреннее возмущение. В то же время он бы не вынес, если бы, отказав ему, королева вышла замуж за кого-нибудь другого. Меня всегда удивляло, как много личностного привносили в свои отношения двое самых важных людей в моей жизни. Столь же бесстрастно (во всяком случае, мне так казалось) я препарировала свои собственные поступки и, как правило, находила за каждым из них более одного мотива.
Роберт рассказал мне, что королева направила герцогу Анжуйскому послание, в котором жаловалась на то, что боится выходить замуж. Якобы она предвидит, что замужество повлечет за собой ее скорую смерть. В заключение королева выражала уверенность, что герцог Анжуйский не хочет ее смерти, а посему примет ее отказ с пониманием.
— Коротышка был потрясен, — рассказывал Роберт. — Наверное, до него наконец-то начало доходить, что его сватовство ожидает участь всех предыдущих. Получив сообщение, он разразился гневными причитаниями, а затем снял и отшвырнул прочь подаренное королевой кольцо. Затем он потребовал у королевы аудиенции, во время которой заявил, будто уверен, что она с самого начала намеревалась обмануть его, а замуж не собиралась вовсе. После этих его слов Елизавета напустила на себя озабоченный вид, глубоко вздохнула и ответила, что если бы подобные вопросы можно было решать сердцем, жизнь стала бы намного приятнее. На это он заявил, что, поскольку она лишила его всяческих надежд, лучше бы они оба умерли. Тут она обвинила его в том, мол, он ей угрожает, после чего глупый коротышка разрыдался. Он лепетал сквозь слезы, что не вынесет того, что теперь все узнают, что она его бросила.
— И что она ему на это ответила?
— Она протянула ему свой носовой платок, чтобы он вытер им глаза. Леттис, ты была права. Она не собирается за него замуж и никогда не собиралась. Но теперь у нас серьезная проблема с французами, ублажать которых — неблагодарное занятие.
Он тоже оказался прав. Послы короля Франции уже прибыли в Англию, чтобы поздравить пару и завершить последние приготовления к свадьбе. Когда всем стало ясно, как на самом деле обстоят дела, французский посол сделал заявление, повергшее Совет в состояние паники. Он объявил, что, поскольку Англия оскорбила и унизила герцога Анжуйского, французы теперь объединятся с Испанией, а эта перспектива показалась Англии малопривлекательной.
Роберт сообщил мне, что министры посовещались и сошлись на том, что дело зашло слишком далеко и отступать теперь поздно. Королева приняла их и поинтересовалась, уж не хотят ли они сообщить ей, что у нее нет другого выхода и ей теперь придется выходить замуж за герцога.
Она играла с огнем, и теперь требовалась крайняя осторожность, чтобы не обжечь себе пальцы. Она заявила, что из этой ситуации должен быть какой-нибудь другой выход, и она его обязательно найдет. Стороны принялись обсуждать возможные условия заключения брака, и французы изъявили готовность удовлетворить все ее требования. Придя в отчаяние, королева неожиданно для всех объявила, что существует один жизненно важный для нее пункт этого соглашения, а именно — Кале необходимо вернуть английской короне.
Она отлично знала, что подобное требование ничего, кроме возмущения, не вызовет. Кале являлся последним опорным пунктом англичан во Франции, утраченным во время правления ее сестры Марии. Французы ни за что не позволили бы англичанам вновь обосноваться на французской территории. Послы, должно быть, наконец поняли, что она просто водит их за нос, и ситуация накалилась до предела.
Она это знала лучше, чем кто бы то ни был, и именно она нашла решение. Основную угрозу представляла собой Испания. В настоящее время коротышка-герцог проходил одну из своих протестантских фаз, а столкновение с Испанией все равно было неизбежным. Королева твердо верила в то, что будет намного лучше, если это столкновение произойдет
Его светлость (Лестер) меняет жен и фавориток убивая одних и отрекаясь от других… Дети прелюбодеев да будут истреблены, а семя их да будет искоренено.
«Республика Лестера»
Когда Роберт вернулся из Нидерландов, я находилась в Лестер-хаусе вместе с Дороти и младшим сыном Робертом. Мой старший сын, Роберт Девере, граф Эссекс, к этому времени уже получил степень магистра и изъявил желание жить тихо и уединенно. Поэтому его опекун лорд Берли позволил ему поселиться в одном из его имений в Хланфидде, в графстве Пемброкшир. Там Роберт зажил жизнью сельского помещика, всецело посвятив себя своим книгам. Я видела его лишь изредка, что меня совершенно не устраивало, ведь он всегда был моим любимцем.
Лестер заметно постарел. Седины в его волосах прибавилось, а щеки стали еще краснее. Королева неспроста укоряла его за излишества за столом. От легкой грусти, овладевшей им с момента обнародования нашего брака, когда Роберт успел поверить, что навеки утратил расположение королевы, не осталось и следа. Теперь он излучал уверенность в себе.
Он вошел в дом, сгреб меня в охапку и объявил, что я стала еще красивее. Он занялся со мной любовью, демонстрируя голод мужчины, долгое время воздерживавшегося от подобной практики, но я уловила в нем рассеянность, свидетельствующую о присутствии соперницы по имени честолюбие.
Я была несколько раздосадована тем, что прежде чем увидеться со мной, он успел побывать у королевы. Я знала, это было необходимо, но ревность лишала меня способности рассуждать беспристрастно.
Он безостановочно говорил о будущем, которое представлялось ему блистательным.
— Она была внимательна ко мне и пожурила за долгое отсутствие. Она сказала, что мне, видимо, там так понравилось, что я позабыл о своей собственной стране и о своей великодушной королеве.
— А также о своей долготерпеливой жене, — вставила я.
— Тебя она не упоминала.
Услышав это, я расхохоталась.
— Она была поистине великодушна, если пощадила твои уши, избавив их от необходимости выслушивать оскорбления в мой адрес.
— Ах, Леттис, это пройдет. Готов поклясться, что не позднее чем через несколько месяцев она примет тебя при дворе.
— Я готова поклясться в обратном.
— Я буду работать над этим.
— Ты будешь напрасно тратить силы.
— Ничего подобного. Я ее знаю лучше, чем ты.
— Чтобы добиться для меня прощения, ты должен меня бросить или избавиться каким-либо иным способом. Но это не имеет значения. Похоже, ты опять в числе фаворитов.
— В этом нет никаких сомнений. Леттис, я уверен, что в Нидерландах меня ожидает большое будущее. Меня приняли необычайно обходительно. Я уверен, что они готовы избрать меня правителем провинции. Они находятся в отчаянном положении и видят во мне своего спасителя.
— Так, значит, если тебе представится случай, ты с готовностью покинешь свою коронованную госпожу? Интересно, что она на это скажет!
— Придется убедить ее в том, что это необходимо.
— Похоже, мой повелитель, ты нисколько не сомневаешься в своей способности убеждать.
— А ты хотела бы стать женой правителя?
— Еще как, особенно учитывая тот факт, что здесь меня не принимают в качестве жены графа Лестера.
— Тебя не принимают только при дворе.
— Только при дворе! А где еще меня могут принимать?