Он сжал мои руки в своих ладонях. Его глаза светились страстью, которую в нем всегда пробуждали честолюбивые устремления.
— Я позабочусь о том, чтобы наша семья заняла подобающее положение, — произнес он.
— Разве ты это еще не сделал? Твои родственники и приверженцы занимают ключевые посты по всей стране.
— Я всегда стремился закрепить свои позиции.
— Но ты сам видишь, что королеве достаточно нахмуриться, чтобы ты лишился всех своих привилегий.
— Это действительно так. Именно поэтому я хочу расширить сферу своего влияния. Не следует забывать и о юном Эссексе. Хватит ему отсиживаться в Уэльсе. Если бы он явился ко двору, я мог бы найти ему весьма приличное место.
— Судя по письмам, которые мой сын пишет мне и лорду Берли, сельская жизнь ему по душе.
— Вздор. Мой пасынок способен на большее. Я хочу познакомиться с ним заново и представить его королеве.
— Я напишу ему об этом.
— И есть еще наш общий малыш… я возлагаю на него большие надежды.
— Он еще совсем дитя.
— Смею тебя заверить, думать о будущем детей никогда не рано.
Я нахмурилась. Меня очень беспокоило слабое здоровье нашего сына. Учитывая наше с Робертом здоровье, это казалось мне очень странным. Дети, рожденные мной от Уолтера Девере, были крепкими и здоровыми, а сын Лестера по странной иронии судьбы оказался болезненным. Он долго не ходил, и я обнаружила, что одна его ножка короче другой. Он все же научился ходить, однако слегка прихрамывал. За этот недостаток я любила его еще сильнее. Мне хотелось заботиться о нем, защищать его, и при мысли о его блестящем браке мне становилось не по себе.
— И на ком же ты хочешь женить Роберта? — поинтересовалась я.
— На Арабелле Стюарт.
Это заявление привело меня в ужас, потому что я сразу поняла, что он задумал. Арабелла Стюарт могла претендовать на трон, поскольку была дочерью Чарльза Стюарта, графа Леннокса, младшего брата графа Дарнли, женившегося на Марии Шотландской. По материнской линии граф Леннокс приходился внуком сестре Генриха Восьмого, Маргарите Тюдор.
— Ты считаешь, она может взойти на престол? — быстро произнесла я. — Но каким образом? Сын Марии Шотландской, Яков, имеет преимущественное право наследования.
— Она родилась на английской земле. Яков — шотландец. Люди предпочтут иметь английскую королеву.
— Твои честолюбивые замыслы лишают тебя здравого смысла, — съязвила я и добавила: — Ты ничем не отличаешься от своего отца. Он вообразил себя создателем королей и поплатился за это головой.
— А что мешает нам обручить их?
— Ты считаешь, королева это допустит?
— Мне кажется, если я это правильно ей преподнесу…
— В интимной обстановке, — подсказала я.
— Да что с тобой, Леттис? Ты дуешься из-за того, что Елизавета отказывается принимать тебя? Обещаю тебе, скоро это изменится.
— Похоже, ты вернулся из Нидерландов героем-победителем, сметающим со своего пути любые препятствия.
— Ты в этом сама убедишься, — заверил меня он. — У меня есть и другие планы. Как насчет Дороти?
— Дороти? У тебя и для нее есть супруг королевских кровей?
— Вот именно.
— Мне не терпится поскорее узнать, за кого ты собрался ее выдать.
— За юного Якова Шотландского.
— Роберт, ты это серьезно? Ты решил выдать мою дочь Дороти за сына королевы Шотландии?
— А почему бы и нет?
— Хотела бы я услышать, что по этому поводу скажет мать жениха.
— Ее мнение никого не интересует. Королева Шотландии — наша узница.
—
Я благосклонно улыбалась им, как если бы я и в самом деле была королевой, а они в изумлении лишь разевали рты.
Иногда до меня доносился благоговейный шепот: «Это графиня Лестер».
Эти поездки доставляли мне истинное наслаждение. Я сожалела лишь о том, что меня не видит королева. Но я утешалась уверенностью в том, что слухи о моей экстравагантности не замедлят достичь ушей моей соперницы.
* * *
В январе королева посвятила в рыцари Филиппа Сидни, чем подтвердила, что семья вернула себе утраченные было позиции. Таким образом, я оставалась единственным членом семьи, лишенным королевских милостей. Нелепость ситуации еще больше подогревала мое негодование.
Роберт сообщил мне, что сэр Фрэнсис Уолсингем хочет выдать свою дочь за Филиппа. Он отнесся к этой идее одобрительно, поскольку, по его мнению, Филиппу уже давно пора жениться. Филипп продолжал писать сонеты, воспевающие красоту Пенелопы и свою безнадежную страсть, но Роберт подсказал мне то, что я и сама видела, а именно, что Филипп не относится к числу страстных мужчин, нуждающихся в удовлетворении физических потребностей. Он был поэтом, ценителем искусства, любовные отношения, находящие выражение в стихах, для него были намного ценнее тех, которые приводят к естественной кульминации. Пенелопе, разумеется, нравилось быть его музой, но это не мешало ей жить с лордом Ричем. Их брак трудно было назвать счастливым, но она продолжала рожать супругу детей.
Итак, обе семьи нашли весьма желательным союз Франчески Уолсингем и Филиппа. Франческа была очень красивой девушкой, и, хотя Филипп относился к перспективе женитьбы на ней весьма прохладно, никто не сомневался в том, что после свадьбы его отношение изменится.
К моему удивлению, Филипп не стал противиться этому браку и обе стороны начали готовиться к свадьбе.
Когда Дороти услышала о предложении Роберта выдать ее замуж за Якова Шотландского, она заметно опечалилась и сказала мне, что ни за что не согласилась бы выйти за Якова, даже если бы королева не возражала.
— Это крайне неприятный человек, — добавила она. — Он неопрятен и властолюбив. А твой супруг, маменька, чересчур амбициозен.
— Незачем так огорчаться, — оборвала я ее тираду. — Этот брак наверняка не состоится. Если бы даже нам и удалось осуществить задуманное Робертом, ты, я и твой отчим тут же угодили бы в Тауэр.
Дороти расхохоталась.
— Она