– Не сомневаюсь, сэр.
– Помните, что лорд Уильям Хейл находится под моей защитой. Я должен быть уверен, что с ним ничего не случится, – твердо произнес Чейз. – Ну а в остальном поступайте, как знаете. Но умоляю вас, осторожнее! – Последние слова Чейз произнес шепотом, улыбнулся и вышел из салона.
Чтобы не возбуждать подозрений Брейсуэйта, Шарп просидел в гостиной еще добрых полчаса, но когда Шарп появился на шканцах, секретаря там уже не было. Возможно, к счастью для него, потому что Шарп кипел от ярости.
Так Малахия Брейсуэйт стал его врагом.
Глава седьмая
Легкий бриз шевелил паруса. Казалось, парусник неподвижно стоит посреди мутных вод, покачиваясь на высоких волнах, набегающих с запада. Заметно потеплело, и матросы разделись по пояс. Спины некоторых покрывали рубцы.
– Некоторые гордятся своими шрамами, – заметил Чейз, – хотя и не на моем корабле.
– Вы не порете матросов?
– Должен, – вздохнул Чейз. – С тех пор как стал капитаном, я порол провинившихся дважды: один раз досталось вору, другой – корабельному старшине, который сам напрашивался на плетку. Лейтенант Хаскелл настаивает, чтобы я чаще прибегал к телесным наказаниям, но я не верю в их действенность. – Капитан мрачно уставился на паруса. – Чертов ветер! И чем я прогневал Господа?
Раз Всевышний не посылал «Пуссели» ветер, Чейз решил практиковаться в стрельбе. Как и большинство морских капитанов, он брал на борт дополнительный запас пороха и снарядов, купленных за свой счет. Все утро парусник окутывали клубы едкого порохового дыма.
– Плохая примета, – поделился с Шарпом второй лейтенант Пил.
Дружелюбный круглолицый Пил всегда пребывал в превосходном расположении духа. Первый лейтенант недолюбливал Пила за неопрятность, и постоянные стычки между офицерами превратили кают-компанию в весьма неуютное место. Шарп ощущал эту натянутость, видел, как ранит она капитана, и считал, что правда на стороне Пила, который нравился ему гораздо больше хмурого Хаскелла.
– Почему?
– Пушки убаюкивают ветер, – серьезно ответил Пил. Говорили, что Пил богат, но по ветхости его синий форменный китель мог поспорить с красным мундиром Шарпа.– Необъяснимый феномен, – продолжил второй лейтенант, – но пальба в море приводит к штилю. – Он показал на алое полотнище, вяло свисавшее с гафеля. Когда ветер дул слабо, капитан велел поднимать флаг, чтобы следить за изменениями в атмосфере.
– Почему он красный? – спросил Шарп. – На шлюпе был синий.
– Зависит от адмирала, – объяснил Пил. – Нами командует контр-адмирал под красным. Если адмирал будет под синим, и мы вывесим синий, под белым – выбросим белый, а если под желтым, так он нам не указ. Проще не бывает, – усмехнулся Пил. Алое полотнище с изображением флага Соединенного Королевства в углу едва шевелилось под слабыми порывами теплого восточного ветерка. Пил объяснил, что ветер дует с африканского побережья. – Смотрите, вода потеряла цвет, – заметил второй лейтенант, показав на грязнокоричневую муть за бортом, – мы у речного устья.
Чейз подгонял канониров, обещая самому быстрому расчету лишнюю порцию рома. Звук выстрелов оглушал, сотрясая барабанные перепонки и весь корабль до самого днища. Канониры затыкали уши платками, но это не спасало, и большинство глохло еще в молодости. Из любопытства Шарп, вставив пальцы в уши, спустился на нижнюю палубу, где стояли тридцатидвухфунтовые орудия. Задымленное темное пространство, слабо освещенное солнечными лучами, проникавшими через открытый порт, с каждым выстрелом содрогалось, заставляя Шарпа вздрагивать от макушки до пяток. Одно за другим орудия с грохотом отскакивали назад. Пушки располагались в десяти футах друг от друга, каждая весила около трех тонн и крепилась тросом – прочным, словно стальная проволока. Трос соединялся со шпангоутом рым-болтом и при помощи кольца крепился к казенной части орудия. Потные полуголые канониры банниками протирали громадные стволы, забивали в ствол порох и ядра и, используя пушечные тали, закрепленные по обеим сторонам лафета, просовывали дуло в отверстие порта.
– Почему вы не целитесь? – проорал Шарп пятому лейтенанту, который командовал канонирами.
– Потому что стреляем не на меткость! – проорал лейтенант Холдерби в ответ. – Если дойдет до сражения, мы подплывем к врагу так близко, что не промахнемся! Шагов на двадцать, если не меньше! – Холдерби шагнул вперед, прогнулся под низкой балкой и потряс канонира за плечо. – Убит! – прокричал он, затем дотронулся до следующего. – Ты тоже убит! – «Убитые» канониры благодарно ухмылялись и усаживались на деревянные решетчатые люки. Лейтенант проверял, управятся ли с громадными орудиями «выжившие».
Пушки «Пуссели», как и орудия на «Каллиопе», были снабжены кремневыми замками. Армейская полевая артиллерия использовала фитильные пальники, но ни один капитан британского флота не решился бы применить эти медленно тлеющие фитили на орудийной палубе, где хранилось столько пороха, готового воспламениться в любое мгновение. Спусковой механизм замка приводился в действие при помощи вытяжного шнура. Канонир дергал за шнур, кремень выбивал искру, порох шипел в запальном отверстии, и вспышка пламени высотой в четыре-пять дюймов взлетала вверх, затем раздавался грохот, и другая вспышка, раза в два больше длины орудийного ствола, исчезала в облаке дыма, а орудие откатывалось назад.
Шарп взобрался на площадку грот-мачты, где дым не мешал обзору. Некоторые ядра пролетали с милю и шлепались в море, поднимая фонтаны брызг, другие падали в сотне ярдов от борта. Чейз учил своих канониров не меткости, а скорости. Некоторые пушкари хвастались, что способны попасть в бочонок, дрейфующий в миле от судна, но капитан утверждал, что успех сражения – в близости к неприятелю и шквальном огне.
– Прицеливаться канонирам необязательно, – объяснял он Шарпу, – для этого у меня есть корабль. Я подвожу его к борту неприятеля, и пали себе что есть мочи! Скорость, скорость, только скорость выигрывает сражения!
Как в стрельбе из мушкета, подумал Шарп. Зачастую на поле битвы побеждал тот, кто быстрее перезаряжал. Мушкеты били неточно, поэтому солдаты не наводили их на цель, а просто стреляли в сторону противника, надеясь, что пуля сама найдет жертву. Так и на море – побеждал тот корабль, канониры которого успевали нанести противнику больший урон своими ядрами. Поэтому Чейз подгонял ленивых, обещая проворным дополнительную порцию рома. Все утро море вокруг «Пуссели» рябило от выстрелов, а за кормой удручающе медленно тянулся пенный след и дымный шлейф. Шарп посмотрел на восток, но вместо земли заметил только смутную тень под нависшими облаками. Затем он навел трубу на палубу и увидел, как Брейсуэйт мерит шагами шканцы, вздрагивая от каждого выстрела.
Что делать с этим секретарем? Шарп прекрасно знал, что делать с негодяем, но его планы было не так-то легко осуществить на корабле, набитом семью сотнями матросов. Он сложил трубу и засунул ее в карман, затем рискнул подняться на следующую крохотную площадку прямо над марселем. Над головой Шарпа развевался брамсель, над брамселем — королевский парус, а еще выше, жуя табак и не сводя глаз с горизонта на западе, восседал вахтенный матрос. Отсюда палуба казалась маленькой и узкой, но воздух был на удивление свеж. На эти высоты не проникала всегдашняя корабельная вонь и запах тухлых яиц, которыми смердел пороховой дым.
Высокая мачта задрожала, когда два орудия дали залп одновременно. Сильный порыв ветра отнес дым, и Шарп увидел, как море рябит от ударной волны. Так припадала к земле трава, когда стреляла полевая артиллерия, только травы иногда загорались и тлели. Затем выстрелы стали реже, и море успокоилось.
– Парус! – раздался крик вахтенного матроса прямо над головой Шарпа. От неожиданности Шарп чуть не подпрыгнул. – Парус по левому борту!
Шарп всегда путал правый и левый борта, но после секундного размышления навел трубу на запад, однако не увидел ничего, кроме туманной дымки, где море сливалось с горизонтом.
– Что ты видишь? – крикнул Хаскелл в рупор.
– Королевские и брамсели! – проорал в ответ вахтенный матрос. – Идет тем же курсом, что и мы, сэр!
Орудийные порты закрыли, большие пушки закрепили тросами, и полдюжины матросов проворно забрались на снасти. На суше Шарп всегда гордился своей зоркостью, но здесь не помогала даже подзорная труба. Он поворачивал ее влево и вправо, но успел заметить только крохотное белое пятнышко на горизонте. Между тем вахтенный матрос над ним без всякой трубы видел не только сам парус, но и мог определить, какой именно.
Рядом с Шарпом возник еще один матрос.
– Французы, – уверенно заявил он.
Шарп узнал Джона Хоппера – боцмана капитанского баркаса.
– Как вы определяете, что это французы? – изумился Шарп.
– По крою парусов, сэр, – уверенно отвечал Хоппер, – французы – ясно как божий день.
– Что там, Хоппер? – На площадке без кителя и шляпы возник капитан Чейз.
– Французы, сэр, – ответил боцман, – будь я проклят, французы!
– Чертов ветер, – проворчал Чейз. – Позволите, Шарп? – Капитан взял подзорную трубу и навел ее на запад. – Верно, Хоппер, так и есть! Кто заметил парус?
– Пирсон, сэр.
– Утроить порцию рома, – велел Чейз и, вернув трубу Шарпу, в мгновение ока спустился на палубу. – Шлюпки! – проревел Чейз, шагая к шканцам. – Весла на воду!
Хоппер следовал за капитаном. Шарп увидел, как шлюпки с гребцами спустили на воду. Лодки должны были взять корабль на буксир и грести к северу, пытаясь сблизиться с неизвестным парусником.
Гребцы старались до седьмого пота и адской боли в руках. Слабая рябь за кормой «Пуссели» подтверждала, что их усилия не напрасны, но Шарп не верил, что «Пуссель» сможет догнать далекий корабль. К вечеру легкий ветерок совсем выдохся. Паруса безжизненно обвисли, и корабль погрузился в зловещее молчание, только раздавались шаги вахтенных офицеров, крики усталых гребцов да скрип штурвала.
На шканцах в сопровождении служанки появилась леди Грейс с солнечным зонтиком в руках. Капитан утверждал, что далекий парус уже можно разглядеть с палубы, но леди Грейс ничего'не видела даже сквозь подзорную трубу.
– Вряд ли они нас заметили, – сказал Чейз.
– Почему?
– Наши паруса скрывают облака, миледи. – Капитан показал на облачную дымку над африканским побережьем.– Паруса просто сливаются с небом.
– Вы уверены, что это «Ревенан»?
– Нет, миледи, не уверен. Возможно, какое-нибудь торговое судно. – Чейз пытался скрыть возбуждение, но в глубине души капитан не сомневался, что напал на верный след.
Брейсуэйт смотрел на Шарпа, словно ждал, что тот подойдет к леди Грейс, но Шарп не двигался с места. Он прислушивался к мягким кошачьим перекатам волн. Внезапно по морю прошла рябь, паруса наполнились ветром, заскрипели снасти и буксировочные тросы натянулись над водой.
– Надо же, ветер с суши! – воскликнул Чейз. – Как нельзя кстати! – Капитан подошел к старшине рулевых, который наконец-то ощутил сопротивление штурвала. – Что скажешь?
– Так-то оно так, сэр, – старшина сплюнул коричневую слюну в медную плевательницу, – да разве ж это ветер? Словно старушечье дыхание.
Ветер лениво шевелил паруса, словно колебался, но в конце концов снова окреп.
– Поднять шлюпки на борт, мистер Хаскелл! – прокричал Чейз.
– Есть, сэр!
– Гребцам двойную порцию рома!
– Есть, сэр! – В голосе первого лейтенанта слышалось недовольство. Хаскелл считал, что капитан балует матросов.
– Тройную! – исправился капитан, желая позлить первого лейтенанта. – За ночь мы срежем угол, – сказал Чейз Хаскеллу. – Все паруса на реи! Никаких огней, и намочить парусину!
Матросы с помощью помп начали поливать паруса морской водой. Капитан объяснил Шарпу, что влажная ткань ловит слабый ветер лучше сухой.
В сумерках ветер усилился, волны бились о черножелтые борта «Пуссели». Ночью офицеры обходили корабль, выглядывая случайные огни. Зажгли только лампу на нактоузе, чтобы рулевой мог видеть компас. Курс изменили на несколько румбов.
Шарп проснулся, снова заснул. Никто не тревожил его сон. Незадолго до рассвета он снова очнулся от дремы и вышел на шканцы. Там он обнаружил почти всех офицеров, даже свободных от вахты.
– Они увидят нас раньше, чем мы их, – расстроился Чейз. На фоне встающего солнца паруса «Пуссели» четко выделялись на горизонте. Некоторое время капитан даже всерьез раздумывал о том, чтобы опустить их. Самые зоркие матросы уже забрались на мачты. – Если повезет, – сказал Чейз, – к закату мы догоним их.
– Так быстро?
– Если повезет. – И капитан суеверно коснулся деревянных перил.
Небо на востоке стало серым, затем заволоклось тучами, но внезапно солнечный луч прорезал горизонт. Словно розовая от краски капля упала с намокшего красного мундира на серые форменные брюки. Корабль несся вперед, вспенивая волны и оставляя за кормой белеющий след. Постепенно розовый стал темно-алым, и вот уже раскаленное светило засияло над африканским побережьем.
– Теперь они точно нас заметили, —вздохнул Чейз. – Смотрите во все глаза! – крикнул он в рупор матросам на реях. – Зря я так, – укорил себя капитан и тут же исправил промах: – Тому, кто заметит парус, недельный рацион рома! – Обернувшись к Шарпу, Чейз добавил: – Пусть напьется до чертиков.
Вскоре на солнце стало больно смотреть. Ночь кончилась, и перед «Пусселью» под пылающими небесами лежал пустой океан. Дальний парус пропал с горизонта.
Капитан Ллевеллин был вне себя от ярости. Потеря «Ревенана» отражалась на боевом духе команды. Офицеры ворчали, понурые матросы слонялись без дела, но капитан морских пехотинцев был по-настоящему зол. Перед отплытием из Англии он загрузил на корабль ящик гранат.
– Гранаты французские, – рассказывал Ллевеллин Шарпу, – и я даже не представляю, что у них внутри!
Скоре всего, порох и фульминат. Сами они из стекла. Поджигаете, бросаете и молитесь, чтобы враг оказался поблизости. Дьявольские штуковины!
Теперь ящик пропал. Он должен был храниться на складе боеприпасов, но капитан и двое лейтенантов перерыли уже половину склада, а гранат пока не нашли. Поначалу Шарп не придал словам капитана пехотинцев значения, но Ллевеллин убедил его, что они попали в серьезный переплет.
– Только подумайте, их ведь мог утащить какой-нибудь идиот! Мы купили эти гранаты на «Випере», когда его ставили на ремонт в доки. Команда «Випера» использовала их при Антигуа, но их капитан посчитал, что гранаты очень опасны. Если Чейз обнаружит их, он меня распнет, и поделом! Им место – на складе, и только там!
На поиски в вонючем, кишащем крысами трюме отрядили дюжину пехотинцев, к которым примкнул Шарп. Ллевеллин не просил его помочь, но Шарп хотел чем-нибудь занять себя, чтобы не поддаться всеобщему унынию. Поиски заняли три часа, и вот наконец серж; и it обнаружил гранаты в ящике с трафаретной надписью «сухари».
– Бог знает, что лежит в ящике, где должны были храниться гранаты! – фыркнул Ллевеллин. – Вероятно, солонина. А все чертов Коупер!
Корабельный стюард по рангу не был равен офицерам, но держался надменно, поэтому его недолюбливали.
– Судьба всех стюардов, – объяснил Шарпу Ллевеллин. – Господь посылает стюардов на землю, чтобы они вызывали всеобщую ненависть. Они должны снабжать корабль всем необходимым, но никогда не справляются со своими обязанностями. Все вещи оказываются не того размера, цвета или формы. А все потому, что, как любой армейский интендант, стюард никогда не забывает погреть руки на казенном имуществе. Наш, наверное, просто украл гранаты, чтобы продать. Вот дьявольское отродье! – Не переставая честить стюарда, Ллевеллин вынул из ящика гранату и протянул Шарпу. – Внутри металлическая стружка. Уж рванет, так рванет!