И опять Атанасу выпала честь предупредить Фаврикодоровых о возвращении в этот дом самого желанного им человека.
У Константина сердце вырывалось из груди, когда он услышал трепетный голос Марьянки: «Где он? Где он, мой Кося?» Косей она его называла в торжественные минуты близости.
Марьянка белкой слетела с крыльца. Бросилась мужу в объятия. Лицо ее стало мокрым от слез. Не сдержал своих слез и Костя.
— Завтра, Костя, ты никуда не выходи, — предупредил его друг. — И на глаза соседям не показывайся. Мэрия обязала габровцев о появлении в городе подозрительных людей сообщать в полицию. За каждого выявленного русского лазутчика объявлена премия.
— Неужели болгарин будет предавать болгарина? — возмутился Константин. — В такое время?
— Представь себе, и среди болгар находятся предатели. Предательство хорошо оплачивается.
— Я понял. Когда тебя ждать? — перебил своего друга Константин.
Сейчас перед ним была Марьянка. Он ощущал ее дыхание, ее руки. Все это было не во сне, все это было наяву… А он о каких-то предателях…
— Завтра вечером, как стемнеет, я за тобой заеду. — И Атанас покинул двор.
Странно, что вслед за Марьянкой не выбежал отец, как в прошлый раз после долгой разлуки. Константин догадался: в прошлый раз не было Марьянки. Старики дали возможность молодым (иначе они их и не называли) побыть наедине.
С возвращением Марьянки счастье, казалось, вернулось в дом. Но какое оно без Гочо? О сыне, ставшем янычаром, они оба боялись даже думать. Но — думали. Да и как было не думать, когда он, презрев родителей, ходил по земле, творил свое черное дело, резал и убивал. Гвардия султана не щадит врагов Порты.
А может, Гочо — давно его уже называли Абдулом — встретил русскую пулю? На войне все возможно.
— Ты — на свободе? Ганди-Ахмед отпустил тебя?
— Нет его, — сказала Марьяна. — Он как узнал, что русские перешли Дунай, бросил службу и уехал куда-то на юг, в город Скутари. Там у него, оказывается, есть еще одна семья и есть плантация винограда.
— Скутари. Это не на Мраморном море?
— Кажется, да… Ты там бывал?
— Побываю.
Константину не нужно было копаться в памяти, чтоб вспомнить, что это за город. По легенде, он, Хаджи-Вали, родом из этого городка. Рядом, через пролив, видны минареты Константинополя.
— У тебя есть маленькие сыновья. С тобой они?
— Со мной. Только они уже почти взрослые. Я им внушила, что ты их настоящий отец. Ты меня прости…
— Показывай наших сынов!
Давно уже в доме Фаврикодорова не было праздника. В звездную июльскую ночь, когда Габрово с ее белыми домами под красными черепичными крышами, с церквями и минаретами замирает до утренней зари, в этом доме взрослые так и не уснули. Юношей будить не стали. Утром для них будет сюрприз.
Старики испытали особую радость: сын — жив! Однажды гадалка, к которой обратилась Зайдина, по картам нагадала, что сын ее покоится в чужой земле. От гадалки она вернулась и на целую неделю слегла в постель. Ободрил местный священник отец Владимир. Он сказал, что ее сын, Константин Фаврикодоров, по заверению Атанаса Манолова, возвращается в Болгарию. Скоро будет в Габрово.
Ожила, взбодрилась старая Зайдина. Отец Владимир вселил надежду. Говорят, надежда дорого стоит. За нее как не отблагодарить доброго человека? Отец Владимир согласился распить с Николой кувшин старого вина, что и было сделано.
А вскоре еще одна радость нагрянула в дом: вернулась Марьянка. Была она не одна. Вместе с ней двое юношей-красавцев переступили порог этого дома. Оба смуглые, чернобровые, высокие и гибкие, как молодые побеги персика. Они чувствовали себя стеснительно: куда это их мать привела? Она сказала:
— В дом вашего отца. Он воюет. Скоро вернется с дедом Иваном.
— Мы знаем, дед Иван живет на Волге, — ответили парни.
Она не стала говорить, кем доводятся им дед Никола и бабушка Зайдина. Дед Никола объяснил просто:
— Вы — наши внуки.
Бабушка Зайдина стала к ним присматриваться и нашла, что они похожи на ее сына: такие же черноглазые, высокие, во взгляде спокойствие и доброта.
Деда Николу смущало лишь одно: у его неожиданных внуков причудливо перемешана турецкая и славянская кровь. Чья возобладает? Он сам себе отвечал: человек начинается от воспитателя. Если Ганди-Ахмед не вернется, Марьянка сделает из них хороших болгар. Вернуть отнятое счастье мог только дед Иван. На деда Ивана надеялась вся Болгария.
Утром со своими новыми сыновьями познакомился Константин. Оказалось, что подростки оба мечтали переплыть Дунай, добраться до России и там поступить в болгарское ополчение.
Теперь отпала надобность переплывать Дунай: русская армия уже на правом берегу. Ведет бои в Систово. Ходит много разговоров, что турки никогда не сдадут Плевну. Директор гимназии, болгарин, получивший образование в Константинополе, а затем в Лондоне, не устает твердить: балканская армия империи заманит русских за Балканы и там их уничтожит.
Гимназисты верили и не верили. До Габрово доходили слухи, что Плевну будет оборонять армия непобедимого Осман-паши.
Поздно вечером в доме Фаврикодоровых появился Атанас. Праздник семьи закончился. И опять Константин для всех встречных стал Хаджи-Вали, заслуживший на поле боя серебряную медаль «За храбрость».
Трое суток спустя торговец сладостями Хаджи-Вали входил на закате дня в Плевну. Как участнику Крымской войны ему нашлось место в обозе армии Осман-паши. Многокилометровые колонны турецких войск с новейшим американским вооружением пылили дорогами от Виддина до Плевны.
Общаясь с офицерами и солдатами, Хаджи-Вали узнал, что в этих колоннах пятьдесят тысяч войск. Узнал он также, что возле Белградчика, несколько ближе к Дунаю, Осман-паша встретился с египетским Хасан-пашой. Его армия направлялась в Никополь. Эта армия насчитывала пятнадцать тысяч войск и пятьдесят две пушки малого калибра.
Задержался в Этрополе. Здесь жил старик, который продавал голубей. Если к нему обратиться, назвав пароль, он без денег даст почтового голубя, скажет: «Потом рассчитаемся». А уж голубь знает, куда лететь.
Нужный дом был найден быстро. Но старика дома не оказалось. Был его внук, девятилетний мальчишка. Увидев перед собой высокого турка в потрепанном солдатском обмундировании, с серебряной медалью на груди и с деревянным ящиком за спиной, он не растерялся, безбоязненно спросил:
— Вы желаете голубя? Одного, двух? Или много?
— Одного, и без денег, — сказал Константин, сразу же определив, что бойкий мальчишка работает с дедом в паре. — Позови, пожалуйста, дедушку.
— Заветное слово можете сказать мне.
— Дождя ваши голуби не боятся? — это был пароль.
Мгновенно последовал отзыв:
— Голуби, как и люди, боятся плохих людей. Пройдемте в голубятню.
В тесной и душной голубятне, по запаху напоминавшей курятник, предстояло заполнить капсулу и прикрепить ее к ножке голубя. Константин поинтересовался:
— Дедушка скоро вернется?
— Уже никогда.
— Что так?
— Его турки повесили. Разве вы не шли через базарную площадь? Он там висит. Уже третий день.
— За что же его?
— На реке схватили.
— Полиция?
— Черкесы. Они у реки лютуют. А в поле — башибузуки. Ох и злые!
Беспечная разговорчивость мальчишки не понравилась Константину, и он вынужден был с ним поговорить серьезно:
— Как тебя звать?
— Костя.
— Хорошее имя. — И он предостерег этого худенького долговязого паренька: — Костя, как ты смело разговариваешь с турками!
— А вы разве турок?
— А что — не видно?
— Глаза у вас добрые. И голубей вы берете для доброго дела. Нет, вы не турок.
Ближе к вечеру, когда ястребы возвращаются к своим гнездовьям, почтовый голубь с зашифрованной запиской по привычному маршруту устремился к левому берегу. Хотелось верить, что полковник Артамонов получит записку и сообщит в штаб о движении 50-тысячной армии Осман-паши из Виддина в Плевну.
Количество черкесов и башибузуков, разбивших свои лагеря на окраине Этрополя, предстояло выяснить, и Константин уже в сумерки отправился в поле — продавать башибузукам рахат-лукум.
Торговля шла небойко. Башибузукам не выдали денег, пообещали после победы над русскими. Поэтому башибузуки приуныли: на победу они не надеялись. Добрая половина войска — это пригнанные в армию вчерашние крестьяне и ремесленники. Торговцев среди них было мало. Большинство их откупились или наняли вместо себя молодых парней, пообещав после войны выделить земельные наделы под виноградники и огороды.
Перед торговцем рахат-лукумом, отставным солдатом и ветераном прошлой войны, где Турция с Англией и Францией, вечными соперниками России, стала победительницей, разновозрастные башибузуки не скрывали своего желания, что с русскими пусть воюют англичане, у них это лучше получается.
— А почему? — изображая из себя непонятливого солдата, спрашивал торговец рахат-лукумом.
— Их службу щедро оплачивает султан, — отвечали служивые и уточняли: — Вместо турецких офицеров ставят английских.
— Турецкий офицер стоит двух английских, — с гордостью произнес ветеран Крымской войны. — Мы, турки, Севастополь брали штурмом. Англичане смотрели на нашу гвардию с кораблей и нам завидовали.
— Отстал ты от жизни, — зашумели солдаты. — Ты знаешь, кто такой Гобарт-паша?
— Начальник турецкой броненосной бригады.
— А кто он?
— Турок.
— Вот и не угадал! Он — англичанин. Если не веришь — спроси любого офицера, — солдаты осмеяли отставшего от жизни отставного солдата.
Но торговец рахат-лукумом, нисколько не обидевшись, подзадоривал:
— Может, англичане, такие, как Гобарт-паша, сделают из вас матросов. Будете плавать по Дунаю.
— Какой Дунай? — засмеялись солдаты. — Дальше Плевны мы не пойдем. Туда заманим русских… Там, говорят, Бекер-паша уже приготовил им ловушку.
— Не слышал о таком.
— Он приехал из Германии. Будет командовать турецкой дивизией. Раньше этот немец французов заманивал.
«Как сговорились, — подумал Константин. — Везде готовятся заманивать. О том же говорят гимназистам. И солдатам толкуют то же самое. Узнать бы, какой тактики будут придерживаться турецкие офицеры?»
Здравая мысль посетила Константина: не заманить ли в ловушку и схватить офицера штаба полка или дивизии? Было бы здорово доставить его в Систово, в крайнем случае допросить на месте.
Константин понимал: для этого шага потребуется согласие полковника Артамонова. Но как его получить? Не пустить ли через линию фронта еще одного голубя? В Плевне свои люди есть, но есть ли у них почтовые голуби?
У лазутчика был соблазн посетить стоянку черкесов. Их костры на некотором удалении дымили по соседству. Заинтересует ли он их сладким рахат-лукумом? Выходцы с Кавказа, они предпочитают мясо, лучше всего молодого барашка. От многих он слышал: там, где прошли черкесы, болгары остались без овец. В турецкой Болгарии уже вошло в поговорку: турок берет все подряд, черкес выбирает жирного барана или молодую овцу. После таких гостей болгарин остается и без баранов, и без овец.
Турецкие солдаты советовали:
— Хаджи-Вали, не ходи к черкесам. Рахат-лукум не продашь, а деньги отнимут.
Но ветеран Крымской войны и без доброжелательных советов знал покупателей, кто на что способен. Направившись в соседний лагерь, он по пути нашел приметный камень, спрятал под него всю свою наличность. Оставил при себе только документ, служивший ему пропуском в Плевну.
У первого же костра он приветливо поздоровался. Предложил свой нехитрый товар. Его тут же окружили тонконогие люди в черных одеждах, у каждого на поясе кинжал, газыри набиты патронами.
В глазах смуглых костистых людей отражалось пламя костров. Люди весело загалдели, на ломаном турецком стали спрашивать, есть ли у него в продаже болгарская плиска. Плиски у торговца рахат-лукумом не было. Любители плиски бесцеремонно полезли в ящик, и через минуту сладкого товара не стало.
Потом они обыскали торговца. Денег при нем не оказалось, а его бумаги их не интересовали.
— В следующий раз приноси вино. Дадим денег. Много денег, — и потрясали пачками ассигнаций.
Черкесов султан не обделил. Более того, как потом узнал Константин, за каждого убитого русского (приноси голову) было обещано крупное денежное вознаграждение.
Подошедший турецкий офицер отогнал от торговца черкесов. Проверил документы, извинился перед ветераном Крымской войны.
— Вы их простите. Азиаты. Хотя и мусульмане.
— Много же их, — удивился торговец. — Болгары стонут.
— Зато воюют неплохо, — воздал им хвалу офицер. — Здесь их почти две тысячи, как навалятся на русских — всех потопят в Дунае.
Константин предположил, что это резерв Осман-паши. В дальнейшем предположение лазутчика оказалось верным. Он уже не жалел, что его ограбили, зато здесь, на этом обширном вытоптанном лошадьми поле, он уловил дух турецкого войска: кто будет сопротивляться упрямо, а кто — не очень.
С обозом башибузуков лазутчик пробрался в Плевну. Город кишел войсками. Нещадно палило июльское солнце. В смрадном воздухе кричали ишаки, слышалась сочная турецкая ругань. В облаках пыли в крепость непрерывно текли фургоны с солдатами, провиантом, огнеприпасами. Всюду слышалась чужая, не турецкая речь. Преобладала английская.
Пока не стемнело, нужно было найти своего человека, подобранного задолго до войны. Это был студент Петербургского университета Дмитрий Иванов, согласившийся на время прервать учебу, куда его послали состоятельные родители, и вернуться в Плевну под видом больного, страдающего язвой желудка. Конечно, у него никакой язвы не было, но было горячее желание принять самое непосредственное участие в освобождении Болгарии.
Посылая на опасную работу, полковник Артамонов предупредил студента:
— В Турции англичане подготовили контрразведку на европейском уровне. От вас потребуются предельная осмотрительность и дисциплина. Каждый ваш недостаточно продуманный шаг будет стоить вам жизни. По пути на родину в Одессе вам покажут человека, с которым, вероятнее всего, вам предстоит встречаться.
В Одессе ему показали Фаврикодорова, хотя сам Константин об этом даже не догадывался. Он недавно вернулся из турецкой каторги и еще не поправил свое здоровье. На голове были короткие седые волосы, не было усов. Всем каторжанам турки выбривали волосы, опасаясь эпидемии тифа.
И теперь, когда он увидел перед собой высокого пожилого мужчину в одежде отставного солдата, он не сразу признал в нем того доходягу, которого унтер Семиволос показывал ему в Одессе.
Это был другой человек — вылитый турок, самоуверенный, решительный взгляд черных глаз ломал взгляд собеседника. Говорил он по-турецки, никак нельзя было заподозрить в нем кровь болгарскую, тем более греческую. Под малиновой феской — копна побитых сединой волос, пышные усы, к тому же за спиной на широком кожаном ремне зеленый ящик, какие носят уличные торговцы, — всего этого в Одессе на указанном человеке не было.
Зато была одна примета, которая бросалась в глаза: пунцовый шрам на левом виске.
Обменявшись паролями, студент повел гостя в дом, усадил за стол, угостил холодным кислым вином. После знойной и пыльной дороги оно сразу же утолило жажду.
Константин огляделся. Богатое убранство свидетельствовало, что студент живет в доме родителей. Родители не бедствуют. Но спрашивать, чем они занимаются, откуда доходы, он не стал. Во все времена не все болгары были бедняками. Были и такие, которые из любой власти извлекали для себя выгоду.
«Ведают ли родители, чем занимается их сын?» Этот вопрос Константин задал себе, когда услышал за шторами женский голос:
— Зачем ты привел чужого человека? Разве ты не видишь, он же турок! Все ждут русских. Донесут соседи. Отберут фабрику.
— Мама, ты ошибаешься, — шептал сын. — Он вовсе не такой, как все.
— Тише! Он, может, понимает по-болгарски. Ты его не оставляй на ночь — обворует. С кем ты связался!
Было слышно, как женщина ушла, прикрыв за собою дверь. Студент вернулся.
— Слышали разговор? Мать опасается, что вы нас обворуете. Знала бы она, кто вы!