Ей не нужны были глаза, чтобы увидеть магов. Их было трое, в белом с головы до пят, один с седой бородой, двое других помоложе, наверное, его сыновья.
Они не почувствовали ее присутствия. Она была для них просто тенью, ее сила была за пределами их силы, и, может быть, их боги не говорили с ее богами. Они провозгласили одну и единственную Истину, которая сослужила им плохую службу в стране Кемет.
Ветер гудел в золототканом балдахине. Под ним царило молчание, а затем раздался ясный спокойный голос Александра:
– Значит, Дарий направил мне послание. Что же это за послание?
Один из послов в сверкающей одежде согнул палец. Другой достал свиток, увешанный печатями, стучащими друг о друга. Третий подал его, кланяясь, царскому переводчику.
Этот почтенный чиновник не потрудился сломать печати собственноручно. Со всяческими церемониями это сделал другой.
– Написано по-гречески, – сказал переводчик. Александра, казалось, все это развлекало.
– Прочти это, Тирсипп, – сказал он. Сказано было вежливо, но это был приказ.
Переводчик набрал воздуха в грудь и начал:
– «Филипп Македонский жил в дружбе с Великим Царем Артаксерксом, но когда Артаксерксу наследовал его сын, царь Филипп обидел его без всякой причины и начал против него войну. Теперь Александр правит на месте Филиппа, и мы еще не получили от него слов о союзе или о дружбе. Напротив, он ввел свою армию в Азию и причинил много вреда царю и народу Персии. Таким образом, царь Дарий был втянут в войну, чтобы защитить свое царство и трон своих предков. Богу было угодно, чтобы битва закончилась так, как она закончилась. Теперь царь Дарий просит царя Александра освободить из плена его жену, мать и детей и даровать свою дружбу и союз. Он также умоляет Александра прислать свое посольство, которое будут сопровождать преданные слуги царя, Арсим и Мениск, чтобы можно было обменяться гарантиями чести и дружбы».
Переводчик опустил письмо. Тишина была гробовая.
Все взгляды были устремлены на Александра, который сидел неподвижно, словно бронзовая статуя. Когда он пошевелился, это было так же странно, как если бы шевельнулась гора. Александр наклонился, протянул руку, и Тирсипп вложил в нее письмо. Он быстро его прочел, чуть шевеля губами, и Мериамон не услышала этого шепота.
Царь свернул письмо и держал его, слегка постукивая им по ладони. Глаза его были темны и туманны, чуть ли не сонные.
– Тирсипп, – сказал он, – возьми свои письменные принадлежности.
Один из писцов засуетился и по команде переводчика приготовился заняться делом.
– Пиши, – Александр заговорил медленно, потом все быстрее, по мере того как слова рождались у него в мозгу. – Александр Македонский Дарию Персидскому. Твои предки принесли войну и вторглись в Македонию и Элладу и произвели опустошение среди нашего народа без всякой причины или повода. Как командующий армиями Эллады, я пришел в Азию, чтобы отомстить за войну, в которой виновна Персия, и только Персия. Я победил твоих сатрапов и военачальников. Теперь я победил тебя самого и все твои армии. По воле богов я правлю в твоей стране и забрал себе тех твоих людей, которые искали у меня убежища. Никто их не принуждал, они служат мне добровольно и с охотой, как они сами могут подтвердить.
Александр замолчал. Персы ничего не говорили и ничего не делали. Казалось, у них нет сил даже пошевелиться. Александр наклонился к ним, потом заговорил, слегка повысив голос:
– Приходи ко мне, Дарий. Приходи ко мне как к властелину Азии. Ты боишься, что я причиню тебе зло? Тогда пришли своих друзей, и я гарантирую их безопасность. Попроси меня вернуть твою мать, твою царицу и твоих детей и все, что только пожелаешь, и я отдам их тебе. Помни только, что я царь Азии, и ты мне не ровня. Все, что было твоим, стало моим. Попроси, как должно, и я верну тебе, но если ты этого не сделаешь, я накажу тебя как вора. А может быть, ты хочешь назад свой трон? Тогда встань и сражайся за него. Не убегай. Где бы ты ни спрятался, будь уверен: Александр найдет тебя.
Он откинулся в кресле.
– Запишите все это слово в слово, – сказал он, – и ты, Тирсипп, отвезешь письмо Дарию. С тобой ничего не случится. Даю слово.
Никто не решался спросить, какие поручительства он может дать Дарию. Все, даже его люди, словно лишились дара речи. Царь Азии! Уж не сошел ли он с ума?!
Едва ли! Александр рассмеялся, видя их растерянные глаза. Этакий смешливый мальчик, дразнящий льва в стае, танцующий с ураганом.
Персы не пожелали оставаться, чтобы сносить выходки безумца. Они только попросили, чтобы им дали возможность убедиться, что с царскими женщинами все в порядке. Убедившись в этом, они сели на коней и, хотя уже наступала холодная ночь, двинулись в обратный путь вместе с небольшим посольством Александра.
– Жаль, – сказал Александр, – я угостил бы их отличными яблоками.
«И еще изрядной долей унижений», – подумала Мериамон, но не сказала этого вслух. Как же ей было приятно увидеть лица послов, когда они поняли, кто такой Александр. Безумный, да, но безумный так, как может быть безумен бог, или царь, которого создали боги.
Путь от Маратоса до Сидона был триумфальным шествием. Древний город Сидон распахнул объятия Александру и назвал его царем Азии.
В городе был свой царь, который воевал вместе с сидонским флотом на стороне персов. Его сына и наследника не смогли найти, когда Александр послал за ним: он благоразумно скрылся. Если у него был здравый смысл, он должен был бы отправиться в море, где Александру было его не достать.
Александр и не собирался гоняться за ним. Вместо этого он отправился на охоту в сопровождении небольшой компании: несколько охранников, некоторые старшие слуги, пара друзей, даже некоторые самые отчаянные сидонские вельможи. Это была славная, шумная охота, немало было пролито пота и крови, и в конце концов царь убил льва.
– Лучше, чем битва, – сказал на ломаном греческом один из сидонцев, ухмыляясь в разлохмаченную бороду. Гефестион посмотрел сверху вниз на человека, который едва доставал ему до плеча, и тоже ухмыльнулся, хотя и кривовато. Он слишком приблизился ко льву и был ранен ударом когтей, но это позволило Александру убить зверя копьем в самое сердце. Вечером Александру будет что сказать по этому поводу. А сейчас он ехал во главе охотников обратно в город и вез с собой львиную шкуру для плаща и череп для шлема.
Гефестион немного замедлил шаг. О ранах не стоило беспокоиться: на вид страшные, но неглубокие и хорошо перевязаны. Правда, мешала повязка на груди, затрудняя дыхание.
– Он… впечатляет, – сказал сидонец. Гефестион покосился на него, и улыбка его погасла. Подошел еще один, помоложе, с небольшой аккуратной курчавой бородкой, явно брат этого сидонца – невысокий рыжеватый человек, с ястребиным лицом и быстрым взглядом. Старший – Артас – и младший – Теннес – были его гостями-хозяевами в Сидоне и были способны на все.
– Ваш Александр, – сказал Теннес, – это нечто большее, чем о нем рассказывают.
– Царь-мальчик, – пояснил его слова Артас. – Молодой безумец, достаточно дерзкий, чтобы взяться за Персию. Никто не ожидал, что он такой…
– Блестящий, – сказал Теннес. – Потрясающий.
– Способный, – добавил Артас.
Гефестион не знал, стоит ли ему обижаться или хотя бы изобразить обиду. Он просто пожал плечами. Сидонцы болтливы, такая уж у них натура. Александр никогда не возражал, если люди говорили о нем, пока они делали это с должным уважением. А эти говорили с уважением, как у них было принято.
Они говорили уже о чем-то другом, причем по-гречески, и в этом проявлялась их вежливость, а может быть, ум.
– Царь Сидона не Александр, – сказал Теннес.
– Стратон? – фыркнул Артас. – Стратон, низкопоклонник персидского царя. Не зря его сын удрал, как только в город вошел Александр.
– Сидону нужен царь, – сказал Теннес.
– У него есть Александр, – ответил Гефестион. Они могли бы возразить, но они были сидонцы.
– Александр – царь царей, – сказал Артас. – Каким же царем он может быть над здешним царем, если тот, кто носит корону, командует флотом на стороне Дария?
Гефестион прищурился и улыбнулся недобро.
– Так что же, один из вас метит в цари?
У них отвисли челюсти. Это было что-то невероятное – увидеть сидонца в растерянности.
Артас обрел наконец голос. Слегка приглушенно он переспросил:
– Один из нас?
Гефестион остановился. Они шли последними и за разговором отстали. Остальные уже скрылись за поворотом дороги. Они были одни в этом пустынном каменистом месте, где лишь одно дерево скривилось над ними и полоса пыли отмечала дорогу в Сидон.
– Вы же этого просите, не так ли? Чтобы я поговорил с Александром и он провозгласил одного из вас царем?
Артас выпрямился. Он был невысок ростом, но умел выглядеть достойно, когда ему это было нужно.
– Я не могу быть царем. И мой брат не может. Наша кровь древняя и благородная, но не царская.
Теперь уже Гефестион лишился дара речи.
– Разве в Македонии не так? – спросил Теннес. – Разве царь не должен быть царского рода?
– Да, это так, – ответил Гефестион, преодолевая опасное искушение рассмеяться. Эти двое искусно загнали его в ловушку. Наверное, он сумел бы вырваться из нее, но можно было подождать и посмотреть, куда они клонят.
– Так что, как ты понимаешь, – сказал Теннес, – Ни один из нас поэтому не может быть царем.
– Большинство людей это не остановило бы, – ответил Гефестион.
Теннес рассмеялся, а Артас улыбнулся.
– Мы не философы, – сказал он, – и не альтруисты. Мы купцы. Зачем бы мне быть царем и сидеть безвылазно в городе и никуда не ездить торговать? Я бы от тоски с воем бегал по холмам.
Гефестион окинул взглядом холм, где они стояли, и горы в стороне.
– Наверное, и я бы тоже, – сказал он и переступил с ноги на ногу: так легче, меньше болит под повязкой.
– И все же, – продолжал Теннес, – кто-то должен быть царем. Городу нужна голова, кто-то должен бороться с трудностями и как царь говорить с царем.
– И что, по-вашему, я могу сделать? – спросил Гефестион, предупреждая их тем самым, что пора кончать этот разговор.
Они это поняли. Легкомысленное выражение исчезло с лица Артаса, он стал как бы старше и солидней. Он как будто говорил от лица своего народа, и, без сомнения, так оно и было.
– Мы знаем, что Александр прислушивается к тебе. Мы думаем…
– Мы? – переспросил Гефестион.
– Теннес и я. – Это было сказано тоном, не предполагавшим возражений. Гефестион решил не спорить. Артас продолжал: – Мы думаем, что ты хорошо разбираешься в людях, и у тебя трезвая голова, чтобы судить их. Мы видели, как ты организовал снабжение войска продовольствием и как все гладко у тебя шло. У тебя получается все, за что ты берешься.
Гефестион поднял бровь.
– Ну и что? Какое это имеет отношение к выборам царя для Сидона?
– Вот какое, – ответил Теннес. – Мы знаем, кто может стать им. Но нужно, чтобы кто-то убедил Александра.
– Только Александра? А ваш собственный народ?
– С этим мы справимся сами, – сказал Артас.
– У меня такое чувство, – произнес Гефестион, – что меня держат за дурака. Почему бы вам просто не послать к Александру послов и не попросить его одобрить ваш выбор?
– Это мы сейчас и делаем, – сказал Теннес с невинным видом. – Мы просим тебя быть нашим послом.
Гефестион снова двинулся в путь. Остальные охотники ушли уже далеко. Он не особо спешил, но и не волочил ноги. Остальным пришлось поспевать за ним рысцой.
Они направились вниз по последнему пологому склону в сторону от большой дороги. Поля Сидона расстилались перед ними, а над морем поднимался город. Охотники были далеко впереди, почти уже у самых стен. Даже на таком расстоянии Гефестион узнал Александра: нельзя было ошибиться, увидев эту быструю походку, этот наклон головы, эту новую необычайную одежду.
Через некоторое время братья перестали добиваться, чтобы он сказал хоть что-то. Они оставили греческий и перешли на свой родной язык. Гефестион не обратил на это внимания. Непонятная речь звучала успокаивающе, как чириканье птиц.
Гефестион сказал свое слово поздно вечером, после хорошей выпивки. К тому времени его уже некому было слушать, кроме двоих друзей, да и те заснули прямо за столом. Немного погодя слуги растащат их по постелям.
Александр выпил меньше, чем другие, и вообще, как знал Гефестион, голова у царя была покрепче, чем у многих. Настроение у Александра было приподнятое. Он двигался медленнее, чем обычно, и был не так нервозен. Слова его были коротки и ясны. Он говорил об идиотах, которые идут на льва так, как будто это кошка египтянки, и рискуют головой, чтобы помочь другу убить зверя, хотя друг прекрасно справился бы и сам, и, мало того, еще и задерживаются по пути обратно на несколько часов…
– Не на несколько, – возразил, перебивая его, Гефестион. – Я разговаривал с Артасом и Теннесом.
Александр терпеть не мог, когда его перебивают.
Гефестион почти весь вечер просидел с одной лишь чашей вина. Он давно уже перестал стыдиться, что у него голова слабая и он быстро пьянеет. Он встретился глазами с яростным взглядом Александра и отхлебнул немного, наслаждаясь вкусом.
– Ты ведь тоже сильно испугался за меня. Но я слышал, как ты подробно объяснял, как надо обработать львиную шкуру. Ты и правда собираешься носить ее?
– Почему бы и нет? Или у меня в ней такой глупый вид?
Это была настоящая тревога и настоящее тщеславие, но тема была опасная.
– Конечно, ты великолепно выглядишь в ней, – ответил Гефестион. – Ты всегда великолепно выглядишь.
– Ты тоже был великолепен перед львом, – сказал Александр. – Великолепен, но возмутительно неосторожен. Что тебя потянуло подойти к нему так близко?
Гефестион пожал плечами и почувствовал боль.
– Я не думал, что будет так опасно. Зверь бросился раньше, чем я ожидал. Но я получил хороший урок. Неделю буду ходить перевязанным.
– Это уж точно, – прорычал Александр, но его скверное настроение уже прошло. Он поднялся с ложа, лишь слегка покачнувшись, и сел рядом с Гефестионом. – Так о чем же ты болтал с этими двумя сороками?
Гефестион рассказал ему.
– Умно, – сказал Александр, выслушав его. – С твоей помощью добраться до меня. Они думают, что я сделаю все, что ты скажешь?
– Сомневаюсь, – сказал Гефестион, немного кривя душой.
– Это не может быть какой-нибудь известный нам человек, – рассуждал Александр. – Иначе зачем они загнали тебя на вершину холма вместо того, чтобы искушать тебя в покое и комфорте, под крышей, за чашей хорошего вина, как подобает приличным людям?
– И чтобы слуги подслушивали, и люди ходили взад-вперед, и слухи разнеслись по всему городу меньше, чем за час. Нет, – сказал Гефестион, – они не хотели этого. Интересно бы знать, почему?
– Ты не догадался спросить?
Гефестион почувствовал, как кровь прилила к щекам.
– Я же никогда не задаю вопросов, не так ли?
– Да, – ответил Александр терпеливо. – Ладно, продолжай. Узнай, какого царька они себе облюбовали.
– А если он выглядит как настоящий царь?
– Вот и сделай его царем Сидона, – ответил Александр небрежно, но со значением. Он доверял Гефестиону даже это. Было и больно, и приятно сознавать такую честь.
Артас и Теннес были не слишком дерзки, по крайней мере с точки зрения Гефестиона.
– В конце концов, – сказал Теннес, – мы можем назвать, кого захотим, но Александр должен одобрить наш выбор.
– И Сидон тоже, – добавил Гефестион. Он не говорил о себе. Некоторое оружие лучше до поры до времени держать в арсенале.
– Сидоном займемся мы, – ответил Артас.
– Ладно, – сказал Гефестион, – так кто же этот человек, который должен будет стать царем? Я его знаю?
– Вряд ли, – ответил Артас. – Он редко бывает в городе. Насколько я знаю его, он даже ничего не слышал об Александре.
Гефестион удивился.
– Он не дурак, – быстро сказал Теннес. – Он беден, это правда, но это не его вина. Кровь в нем самая царская, какой только можно желать. Он честен, но для купца это не достоинство. Но для царя – если его за это не убьют – ничего не может быть лучше.