Еще немного, и у Серкеты начнется истерика.
— И пойдет о нас дурная слава, а все наше добро…
— Я тебя люблю, милая, тебя. За то, что ты такая, как есть… А не за что-то еще. Если бы только не недуг твоего отца…
Серкете стало все ясно: она должна переписать или как-то иначе перевести семейное состояние на свое имя и ни в коем случае не подпадать под власть какой-то там душевной болезни. А вдруг хворь обрушится на отца вдали от Фив, на краю какого-нибудь села? И подсунут ему расписку, а он подмахнет. И прости прощай наследие предков. То есть ее наследство. Нет, мысль о бедности Серкету никогда не грела. К счастью, она замужем за Мехи и ее муж — воистину ясновидящий. И вовремя обнаружил грозную опасность.
— А ты мог бы установить над моим отцом постоянный надзор?
— Ты что?..
— Прикажи своим воинам незаметно следить за ним. Если он вдруг выкинет что-то не то, они смогут сразу же вмешаться. Ну и тебе доложат.
— Это же превышение полномочий, и…
— Сделай это для нас, Мехи! Пойми же, от этого зависит наше будущее.
Старший предводитель сделал вид, что задумался. На самом деле он уже предложил именно такое решение фиванскому градоправителю, и тот его одобрил.
— Если вышестоящие узнают, я буду сурово наказан за злоупотребление властью. Но рискну. Ради тебя, моя сладкая.
Серкета обхватила мужнее туловище обеими руками.
— Ты не пожалеешь об этом… И я тоже не буду сидеть сложа руки.
— Ты, главное, с его лекарем поговори.
— Само собой… А еще и с законниками посоветуюсь. Я же единственная дочь, значит, мой долг — оберегать семейное достояние. А моя семья теперь — это ты. И наши будущие дети.
Он заставил ее лечь на спину и потом навалился на нее всей своей тяжестью.
— А сколько бы ты хотела? Этих детей?
— Ну, четверых… пятерых…
— Не многовато ли для дамы твоих достоинств? И такого качества?
— Я хочу сыновей. Чтобы мальчиков много было. Они будут похожи на тебя, и они всегда будут рядом. И потому я как бы не буду с тобой расставаться. Никогда.
— Так ты уже не можешь обойтись без Мехи, красавица моя…
Серкета была неспособна испытывать наслаждение и потому только посмеивалась про себя над постельными доблестями своего мужа, тем паче что даже более понимающая женщина сказала бы о нем, что любовничек-то не ахти. Точнее, очень даже так себе. Но вот как муж… Вряд ли возможен лучше. С таким честолюбием и такой ненасытной жаждой власти… поди сыщи другого такого. При таких данных он богатство для нее и сохранит, и приумножит. Если, конечно, удастся обезвредить отца: тот уже мешает и, того и гляди, просто превратится в угрозу.
А крутить и вертеть этим Мехи… подумаешь, задача. Угождать и льстить — пусть глупыш верит, что он и в самом деле владыка над нею. Строить из себя распаленную самку, не ведающую, что делать со своей горячкой, и потому ставшей на все согласной восторженной дурищей, прикидываться не более чем служанкой, которая донельзя счастлива показываться на пышных приемах у плеча своего блистательного властелина. Не подрывать его самоуверенность, а, напротив, укреплять его раздутое самомнение. А тем временем исподтишка приобретать и накапливать блага вещественные и осязаемые. С каждым днем иметь все больше и больше — разве не ради этого живем мы на этом свете?
37
Дактаир никак не мог успокоиться.
— Вы, Мехи, помогли мне занять ту должность, которую я хотел получить. Но проку-то?.. Руководитель оружейных работ — старый и тупой жрец, неспособный понять, что, собственно, обещают новые знания, какие просторы они открывают. Этот жрец сопротивляется любым новшествам, запрещает какие бы то ни было пробы и заставляет меня перебирать папирусные свитки.
— Отведай-ка лучше жареного гуся, мой дорогой, вот хороший кусочек. Мой повар воистину кудесник, не правда ли?
— Да, но…
— Я думал, ученые люди более терпеливы.
— Вы меня не понимаете… У меня сотни замыслов, а я… обречен на бездействие.
— Слишком долго ждать не придется, Дактаир.
Ученый дотронулся кончиками пальцев до своей бороды.
— Ничто не указывает на изменение положения в мою пользу.
— Заблуждаешься! Мои хорошие отношения с фиванским градоправителем только укрепляются, и мое влияние день ото дня растет. Твой нынешний начальник долго на своем посту не продержится, а его преемником будешь ты.
Дактаир откусил, показав прекрасные зубы, кусочек жареного мяса.
— А судебное дело? Я о разбирательстве насчет Места Истины… это в самом деле серьезно?
— Как нельзя более, мой дорогой! И мерзкое преступление, совершенное Нефером, поможет нам поскорее избавиться от этого отвратительного братства. Мастеровых разгонят, а я получу такие полномочия, что смогу перевернуть вверх дном все селение. А ты, разумеется, примешь в этом участие в качестве человека знающего и сведущего. И моего советника.
Глазки Дактаира просияли. Ученый явно возбудился.
— Но… приговор еще даже не оглашен.
— Египетское правосудие отличается предельной суровостью и тяжело карает как убийц, так и тех, кто их покрывает. А что такое это братство, если не шайка злоумышленников? Разогнать его — и дело с концом. Лучшего решения и быть не может.
Жар явился к кузнецу Оведу невероятно взвинченным и проработал без перерыва восемь часов кряду. Молодой человек успел предложить писцу некрополя создать специальный отряд из двух или трех мастеровых покрепче и посмелее: этот отряд, по мысли юноши, должен был вызволить Нефера и доставить его в селение, входить в которое не вправе ни войска, ни стража. Однако Кенхир отринул эту прекрасную задумку да еще и облек свой отказ в очень резкие слова. А дожидаться посвящения Жару велели за стеной: мол, возвращайся-ка ты к помощникам и будь там у них на подхвате.
— Ну что, приняли тебя? — поинтересовался кузнец, с удовольствием разглядывая медные резцы, выкованные его напарником за день.
— Обещали. Может, и сдержат слово.
— Вообще-то они не обманывают… Только вот это преступление, знаешь… Такой удар по братству.
— Молчун не виноват!
— И все же его наверняка засудят за убийство. У Собека есть сильные улики.
— Одного не пойму: кто так возненавидел моего друга? За что его обливают грязью и ломают ему жизнь?
— Забудь эту темную историю. Со мной будешь работать. Ковать ты любишь, и все у тебя получается. Чего ради торчать взаперти в селении? Его дни сочтены.
— Что это ты такое несешь?
— Засудят Нефера, значит, и братство виновато. И потянут всех мастеровых на дознания, работы остановят, а мастеров, тех, кого не заточат в темницы, разгонят по разным фиванским храмам, Конец пришел Месту Истины.
— А мое посвящение?
— Не дождешься. Никогда.
Юноша стиснул кулаки.
— Все это злобный дух какой-то творит. Который в темноте прячется…
— Ты Нефера хорошо знаешь? — спросил кузнец.
— Он — мой друг.
— Думаешь, поэтому его оправдают? А если по делу, так что ты знаешь про то, что с ним бывало? Да и про него самого… ничего ты не ведаешь толком. Где шлялся, что творил… Он же в Нубии бывал, значит, во всякие переделки ввязывался волей или неволей. И наверняка убивать научился. А в Фивы вернулся, чтобы разбогатеть, не иначе. Он же в селении рос, а там эти разговоры про сокровища, которые прятали в гробницах фараонов, когда их хоронили… Уж не собирался ли он грабить гробницы?
— Да ты что…
— Не он первый и не он последний, кому это в голову приходило. А ему-то провернуть такое дельце куда проще, чем другим: он же из селения и все тут знает. Потому, видать, он и пошел той ночью на холмы, что над Долиной царей… Только не знал он, что начальником стражи назначили Собека и что Собек этот ввел новый порядок надзора. Гляди: он невзначай натыкается на стража, убивает его — и что ему теперь делать? Ясно же, что лучше селения ничто не прикроет: стражу туда не пускают. И опять он не вспомнил про Собека. А тот — упертый, возьми и докопайся.
— И в такую дурь ты веришь?! Надо же — такие байки плести!
— Вот суд будет, так сам все увидишь. Гляди, улики веские какие, и все они одна к одной ложатся. Как не поверить?
— Придумано складно. Но ты же знаешь, что это неправда.
— Одно скажу: дело скверное. Ни Неферу, ни братству целехонькими из него не выбраться. Послушался бы ты лучше меня и держался от всей этой мути подальше.
— Знаешь что! Мастеровые связаны по рукам и ногам, но мы-то… ни ты, ни я, мы же не из братства! Если я чего-нибудь придумаю, поможешь?
— Ни за что! Все равно у нас ничего не выгорит, а меня с работы погонят. Где еще я такое место найду? Нефер — в темнице, и никто его оттуда не выпустит.
— А что про родителей Ясны знаешь? Они еще живы?
— Только отец.
— А чем живет?
— Строительная артель у него. Мужик очень толковый, никто про него дурного слова не слышал. Одно хорошее говорят.
Кузнец Овед так здорово растолковал, что, где и как, что Жар совсем не плутал и сразу же нашел дорогу к хозяйству отца Ясны. По пути юноша размышлял о случившемся и скоро понял, что и думать тут нечего: это все Неферов тесть подстроил. Дочка его бросила, обидно-то как, вот он и затаил злобу на невесть откуда свалившегося зятя. И подсунул Собеку ложные улики — а нечего охмурять мою дочь! Человек немолодой, и здоровье не то, кто-то глядеть за ним должен, нет разве? Разобьет пару, вернет в дом дочку: чего ей в потайном селении от отца родного прятаться?
Ну так Жар возьмет его за шкирку и лаской или таской, а загонит в суд — и заставит признаться, что это все его козни. И смоет с Нефера все подозрения. Дельце-то, оказывается, плевое! И решить его можно мигом.
Утро постепенно переходило в день, народ тянулся с базара домой. Подойдя к нужному дому, юноша вошел внутрь, благо дверь оказалась не заперта.
И тут же дорогу ему перегородила здоровенная черная псина.
— Тихо ты, свои… Я же тебе ничего плохого не сделаю.
Прочно упершись в пол всеми четырьмя крепкими лапами, пес рыкнул и показал клыки. Попробует Жар шагнуть, и собака кинется на незваного гостя.
Юному великану ничего не стоило одним ударом переломить собачью шею, но уж очень хорош был этот отважный сторож. И Жар присел на корточки, чтобы заглянуть псу в глаза.
— Да ты только посмотри: что я тебе, враг что ли?
Смутившееся животное завертело головой, словно бы пытаясь взглянуть на пришельца с какой-то иной точки зрения.
— Давай-ка поближе ко мне. Я тебя не укушу.
На верхней ступеньке лестницы, соединявшей этажи, появилась Ясна.
— Жар… Что ты здесь делаешь?
Молодой человек поднялся.
— А можно я его поглажу?
— Черныш, спокойно. Это свои. Не бойся. Пропусти его.
Пес спрятал клыки и даже разрешил почесать себя за ушком.
— Ясна… Я все знаю. Это все твой отец, так?
— Отец? О чем ты?
— Ну, не понравилось ему, что ты замуж вышла. Вот он и донес на Молчуна стражникам. Пусть откажется от доноса.
Молодая женщина попыталась засмеяться. Но получилась у нее только кривая усмешка, очень печальная.
— Ты что, Жар? Надо же такое придумать… Горе наше его разбило. И он теперь такой больной. Да, когда я ушла из дому, ему было несладко, но все равно он очень гордился дочерью, которая вышла замуж за служителя Места Истины, где его зятю такие тайны ремесла откроются, что даже он сам ими не владеет. Но когда я ему сказала, что Нефера схватили, сердце отца не выдержало.
— Ион…
— Еще жив, Но чувствую я, что смерть ходит совсем близко.
38
Ясна не ошиблась.
За час до начала судебного заседания ее отец испустил дух. Его дочь успела убедить умирающего, что Неферу каяться не в чем и что правосудие и справедливость восторжествуют.
— Я должна заняться погребением, — сказала она Жару.
— Нет, ты в суд пойдешь: твоему мужу надо, чтобы ты была рядом. А тут я за тебя побуду.
— Я так не могу, мне…
— Слушай, ты что, мне не веришь? Твое место — возле мужа.
— Ты же не знаешь даже, к кому и куда обращаться.
— Разберусь, не беспокойся. Не слыхала разве, что настоящих друзей в беде узнают? Я, чтобы Молчуна вытащить, проломил бы стены темницы, так ведь не выйдет у меня ничего. Только ты можешь его поддержать, а тебе помогу я. Если отец твой и вправду праведником был, чего ему бояться? Не страшен такому суд Осириса. А вот мужа твоего запросто могут запихать в преисподнюю до срока.
Речи молодого богатыря учтивостью не радовали и слух любезностью не ласкали, но их простоватая откровенность взбодрила Ясну и вернула ей отвагу. Нет у нее времени упиваться жалостью к себе, и нет иного выхода, кроме продолжения борьбы, пусть даже оружие ее… какое там оружие — смех один.
— В присяжные? Меня?
— Мой дорогой Мехи, ваше назначение утверждено визирем, — открыл тайну фиванский градоправитель. — Поскольку суду понадобился человек в чине, я сразу же вспомнил о вас.
— Ответственность, знаете ли, тяжкая.
— Ну да, ну конечно… Но далеко не последняя из трудных обязанностей, возлагаемых на вас судьбою. И вы всегда справлялись! А мне бы, например, тоже хотелось, — понятно, когда мы развяжемся с этим нудным разбирательством, — доверить вам кое-какие ответственные поручения. Мои подчиненные стареют. Нужна свежая кровь.
— Как я уже неоднократно заверял вас, я всегда в вашем распоряжении.
— Превосходно, Мехи, А что… ваш тесть?
— Все хуже и хуже.
— Как это огорчительно… Поместили ли вы его под постоянный надзор?
— Как договаривались. Надзор совсем незаметный, бережный. Воинам приказано вмешиваться только при самой крайней необходимости.
— А целитель что говорит?
— Болезнь ему знакома, но вылечить от нее тестя он не может.
— Досада-то какая… Воистину беда. Что же до предварительного слушания, то визирь повелел, чтобы оно проходило на западном берегу, пред вратами храма Сети, отца Рамсеса. Если собирать суд здесь, на восточном берегу, то можно опасаться чрезмерного наплыва зевак — во всяком случае, так я понимаю визиря. Стражи воспрепятствуют праздношатающимся и любопытствующим попусту, и суд сможет заседать без помех.
Эта перемена, которая произошла, как всегда, в самую последнюю минуту, Мехи не понравилась. Но вряд ли она хоть как-то повлияет на исход дела. И будет Нефер Молчун осужден, а братство разогнано.
Представителями Места Истины на суде были престарелый писец Рамосе, писец некрополя Кенхир и начальник артели Неби. Обитатели селения намеревались устроить шествие, дабы предстать пред судом всем множеством, однако писец Рамосе убоялся многолюдья и шума и отговорил народ: сборище могло вызвать неудовольствие судей и оказать скверную услугу обвиняемому.
— А не стоило ли тебе похлопотать о приеме у фараона? — спросил начальник артели у Рамосе.
— В том не было бы никакой пользы. Фараон не может помешать свершению правосудия. Мне же, как писцу Маат, должно печься о репутации братства.
— Можно попроситься на прием к визирю!
— И это столь же бессмысленно. Ныне участь Нефера в руках суда.
— А если суд ошибется?
— Если не существует улик или они неубедительны, Кенхиру, как и мне самому, можно будет потребовать прекращения дела.
Неби не разделял уверенности Рамосе в благополучном исходе, ибо если он и верил в правосудие, то лишь на суде Места Истины, где невозможны ни подкуп, ни «советы» заинтересованных сторон.
— Я ничуть не сомневаюсь, что Нефер невиновен и что все это затеяно только затем, чтобы нам навредить, — убежденно сказал Кенхир.
— Рамсес Великий — наш щит и ограда, — возразил Рамосе. — Существование Места Истины жизненно важно для Египта.
— А если дело в тайных кознях: чудовище, таящееся во мраке, намеревается причинить зло?
— В таком случае нам будет ведомо, как противиться.
— Сначала опасность надо распознать! Ударят нам в спину — и мы погибнем, так и не успев вступить в сражение.