Старейшина фиванских судей объявил предварительное слушание по делу Нефера, служителя Места Истины, открытым. Неферу предъявлялось обвинение в убийстве одного из стражей, который нес ночное дежурство, охраняя Долину царей.
— Под покровительством Маат и во имя ее, — объявил старейшина, — я требую от настоящего собрания рассматривать лишь действительно имевшие место события, и ничего, кроме таковых.
Среди присутствующих заметны были судьи, которым надлежало выносить приговор, представители Места Истины, а также Ясна, супруга обвиняемого, — она держалась по левую руку от старейшины. По обе стороны от Нефера стояли два воина: при каждом — палица и кинжал.
Виду него был спокойный, даже равнодушный. Когда его взгляд встречался с глазами жены, видно было, что он начинает верить, что это испытание он выдержит. Уже в том, что она так близко, было какое-то волшебство, и оно навевало мир, покой, безмятежность.
— Это ты Нефер Молчун? — спросил председатель суда.
— Я самый.
— Признаешь ли ты себя совершившим человекоубийство?
— Я не виновен в том преступлении, в котором меня обвиняют.
— Посмеешь ли поклясться в этом?
— Именем фараона, клянусь.
После клятвы надолго воцарилось молчание: всяк осознавал важность произнесенных слов. А Мехи радостно злорадствовал: теперь Нефера признают еще и клятвопреступником, так что от смертной казни ему уже наверняка не уйти.
— Слово предоставляется стороне обвинения.
Вперед вышел начальник Собек и начал излагать факты. Из его слов следовало, что расследование, проводившееся лично Собеком, отличалось стремительностью, а его умозаключения оказались поспешными. Кроме того, Собек предъявил суду письмо, никем не подписанное, хотя писавший был определенно человеком весьма осведомленным и послание это прямо обвиняло Нефера. Зачитав письмо, Собек рассуждал все увереннее и подводил слушателей к тому выводу, что Нефер, весьма вероятный виновник, к тому же не располагает никаким алиби: кто может сказать, где именно находился он в ту ночь, когда было совершено преступление? Выросший в селении мастеровых, он наверняка был наслышан о несметных богатствах Долины царей и вздумал их похитить — замысел конечно же безрассудный. Застигнутый врасплох стражем при попытке нащупать пути проникновения в запретный удел, он просто не имел иного выбора. И потому убил. Расчетливость, которой Нефер всегда отличался, подсказала ему укрыться в селении, ибо стража не вправе вторгаться в его пределы.
— Столь тяжкое обвинение опирается лишь на анонимное письмо, и ни на что иное, — заметил старейшина суда.
— Очевидно, — ответил Собек, — что написано оно неким мастеровым, уповавшим на торжество справедливости. К тому же все, изложенное в письме, неумолимо связывается в единую неразрывную цепь.
Старейшина обратился к Неферу:
— Где ты был в ночь преступления?
— Не могу вспомнить.
— А почему ты вернулся в селение?
— Потому что услышал зов.
Слово попросил управитель западного берега.
— Защита Нефера смехотворна! Этот малый — проходимец, наделенный хладнокровием и неустрашимостью и способный на самое худшее! Его необходимо поскорее поставить перед судом присяжных и покарать — за убийство и ложную клятву.
— Однако решающее доказательство отсутствует, — оценил создавшееся положение старейшина.
— Быть может, таковое все-таки имеется, — возразил Собек. — Один из моих подчиненных, тоже дежуривший в ту ночь на месте преступления, припомнил, что видел некоего бродягу.
Выходило, что начальник стражи, выступающий перед собранием судей, разволновался из-за замечаний старейшины и, сказав все, что имел, просто признался в том, что он убежден в виновности подсудимого.
У старейшины больше не было выбора.
— Итак, я…
— Погодите.
— Кто дерзает прерывать ход разбирательства?
Сухонькая старушка с копной седых волос выступила вперед, приблизившись к председателю суда.
— Нефер Молчун не виновен.
— Кто ты?
— Ведунья Места Истины.
39
По залу суда пошел шум: и судейские, и зрители были ошеломлены явлением этой женщины с царственной поступью и благородной осанкой. К тому же ведунья Места Истины слыла особой едва ли не сказочной, и молва приписывала ей сверхъестественные способности и возможности. А так как она никогда не покидала селение, многие сомневались в самом ее существовании.
Председателю было сложно подыскать нужные слова.
— Как… почему вы позволяете себе высказывать столь решительное утверждение?
— Поскольку Нефер Молчун живет в селении, я имела возможность наблюдать за ним. И он — не убийца.
— Мы не можем пренебречь вашим мнением, — крайне сдержанно, даже скромно произнес старейшина, — но вот если бы было хотя бы одно доказательство…
— Если бы удалось доказать, что Нефер Молчун не мог находиться на западном берегу в ту ночь, когда произошло несчастье, не означало бы это, что он решительно невиновен?
— Это так, но он сам не может вспомнить, где именно он был в ту ночь.
Мудрая женщина подошла к молодому человеку, восхищенному глубиной и красотой ее взгляда.
— Дай руку. Левую.
Она обхватила раскрытую ладонь Нефера своими ладонями и крепко стиснула ее. Ладонь Нефера пронзил жар и стал распространяться по всему телу. Тепло поднялось по руке до плеча, а затем перетекло в голову.
— Закрой глаза и вспоминай.
Душа Нефера взмыла птицей и отправилась в волшебное путешествие. Пролетев над Нилом и подгоняемыми ветром суденышками, она устремилась на юг, но неодолимая сила опустила ее на землю близ Элефантины, в пальмовой рощице, близ которой приютилась деревушка, а у ее околицы ребятишки играли с обезьянкой.
— Да, — бормотал он, — я ночевал на опушке у той деревни, закутавшись в циновку, ночь выдалась не жаркой. За день я устал и тосковал: все странствия да блуждания, не вырваться, как узник какой… И ничто на свете меня не волновало… Но это было там, на берегу у Элефантины, и ярко светила полная луна.
Нефер открыл глаза, а ведунья, отойдя от него, опять направилась к председателю.
— Прикажите начальнику Собеку незамедлительно отправиться в то место и расспросить тамошних селян.
Нефер, запертый в одной из камер пятого укрепления, сидел и ждал решения своей участи, но нетерпение его совсем не мучило. Если вмешательство ведуньи, так убедительно высказавшейся в его пользу, к чему-то и привело, то разве лишь к подчеркнутой предупредительности стражей: охранники, скорее всего, страшно боялись колдовства. Его сносно кормили и дозволяли гулять по утрам и вечерам, то есть выходить на улицу и проходить расстояние в несколько шагов. И даже свидания разрешали: Ясну он видел каждый день.
Чтобы он не вешал нос, Ясна заверяла его, что в селении все хорошо, но он-то был убежден, что наверняка кое-кто еще сомневается в его невиновности и эти люди постараются осложнить ему жизнь.
Наконец две недели, требовавшиеся на дорогу в южное селение и обратно, прошли, и Собек отворил дверь каморы.
— Ты свободен, Нефер, с тебя снимаются все обвинения и смываются все подозрения. Множество свидетелей воочию видели тебя в селе у Элефантины в ночь преступления. Значит, стража убил не ты. Для возмещения ущерба суд предписывает выдать тебе деревянный ларь, две новые набедренные повязки и свиток папируса хорошего качества. Что касается меня, то я приношу тебе свои извинения.
— Что поделать, у тебя работа такая.
— Но ты меня никогда не простишь…
— А почему ты подумал, что это я виноват?
— Я дважды промахнулся с этим делом. Сначала я решил, что мой подчиненный погиб в результате несчастного случая. А потом я подумал, что тот, кто написал письмо, указал на настоящего убийцу и, значит, я могу исправить свою ошибку. Если ты настаиваешь, я попрошусь в отставку.
— Я этого вовсе не хочу.
Нубиец напрягся.
— У меня нет привычки просить, чтобы меня жалели…
— При чем тут жалость?.. Ты совершил две грубые ошибки, и они, несомненно, перевесили многие твои успехи. А потому ты теперь станешь недоверчивее и будешь блюсти безопасность селения с большей прозорливостью.
У Собека было такое чувство, что этот Нефер Молчун вытесан не из того дерева, из которого вытесаны почти все прочие мастеровые братства. Он так ни разу и не повысил голос, и в его словах не чувствовалось ни обиды, ни тем более озлобленности.
— Остается один вопрос, — вспомнил страж. — Кто все-таки написал это письмо?
— Есть хоть какой-то намек на след?
— Пусто и голо. Но надо мной посмеялись, а я зла не забываю. Убийство было, спорить нечего, а тот, кто писал, он, чего доброго, и убил. Но тебя-то ему зачем губить?
— Понятия не имею. Даже малейшего.
— Никакого времени не пожалею, — пообещал Собек, — но загадку эту разгадаю.
— Так можно ли мне вернуться в селение к своей жене?
— Ты свободен, я же сказал. Хотя постой, я тебя хотел спросить кое о чем. Не чувствуешь ли ты, что тебе грозит опасность?
— Ты же меня защищаешь.
— Но мне же не дозволено входить в селение.
— А кто, по-твоему, мне может угрожать?
— Положим, что тот, кто письмо написал, он тоже из вашего братства… Если так, то он не успокоится, станет гадить исподтишка и выжидать, когда тебя можно будет прижать к ногтю. Так что в селении тебе будет небезопасно.
— Не бросай расследования, Собек. Излови того злого духа, который таится во мраке.
Нубиец понял, что ремесленник не хочет принимать близко к сердцу его предупреждения, но переубеждать собеседника не стал. Хорошо уже то, что Нефер не собирается сутяжничать: всего одна жалоба на начальника охраны — и начальник этот мог бы ставить крест на своем будущем, никакой служебный рост ему бы уже не светил.
Не успел Нефер выйти из темницы, как к нему кинулся черный пес и так резко навалился на него всем своим весом, что едва не опрокинул. Поставив передние лапы на плечи Нефера и облизав его щеки, Черныш принялся крутиться и скакать вокруг хозяина и в конце концов все-таки выпросил у него ласку.
А потом к мужу вышла Ясна, и тот сразу же подхватил ее на руки.
— Черныш так хотел первым поздравить тебя с освобождением… Ты вернулся — какое счастье!
— Пока все это тянулось, я ни о чем больше не думал — только о тебе. У меня перед глазами стояло твое лицо, и я забывал и про тревоги, и про стены узилища. Не будь тебя на суде, я бы не выдержал.
— Это ведунья тебя спасла.
— Нет, ты. Если я тебя вижу, я знаю, что никакая ложь меня не коснется.
— Отец умер, — наконец сообщила она. — А все хлопоты с похоронами взял на себя Жар, чтобы я смогла присутствовать на слушании. У этого мальчика золотое сердце.
— А с ведуньей ты виделась?
— Нет, и мне посоветовали ее не беспокоить. При случае вместе к ней пойдем, раз ты вернулся.
— Ты там все время одна была? В стороне от всех?
— Да я и не очень-то помню… Наша жизнь в селении начинается сегодня.
Ясна была права. Сейчас Нефер знал, что счастье хрупко, как крылышки у бабочки, и в то же время прочно, как гранит, если радоваться каждому мгновению его как чуду.
Пара вместе с Чернышом направилась к главным воротам.
— Как жаль, я даже на похоронах твоего отца не был.
— Он тебя так уважал, и надеюсь, я его утешила перед большой разлукой. Я пообещала ему, что справедливость восторжествует. И так оно и вышло.
— Не обзавелась ли ты какими-то диковинными умениями?
— Не выдумывай. Это просто любовь. Она не позволяет мне падать духом.
Стражник у ворот встретил чету жарким приветствием.
— Со счастливым возвращением, Нефер! Мы — я и напарник мой — всегда знали, что ты невиновен. В селении к празднику, похоже, готовятся… Повеселитесь там хорошенько!
Ворота распахнулись, и Нефер с Ясной вступили на землю своей новой родины.
Все мастеровые во главе с обоими начальниками артелей собрались там, где начиналась главная улица. И встретили пару бурными приветствиями и объятиями. Все радовались тому, что вот наконец все снова вместе и никто не потерян, и опустошали кувшины сладкого пива во славу высоких заслуг и великих достоинств ведуньи.
— Коль скоро Нефер вернулся, — сказал Неби, — пришел час приступить к посвящению Жара.
40
— Просыпайся. Ну вставай же, — будил кузнец Овед Жара.
— А что стряслось?
— Твой друг Нефер освобожден, а тебя ищут двое мастеровых.
Жар проспал часа два, а трудовой день выдался напряженным. Но, услыхав новость, он мгновенно вскочил с постели.
— А зачем ты им понадобился? Как думаешь? — спросил Овед.
— Пришло время моего посвящения!
Кузнец промолчал. Он-то был уверен, что юный великан спешит к своей погибели.
— Ну и куда мы? — поинтересовался Жар.
Двое мастеровых неприязненно поглядели на него.
— Первейшая из добродетелей — молчание, — отозвался один из них. — Если тебе угодно, следуй за нами.
Ночь была темна, и ни в селении, ни на его околицах не было видно ни огонька. Мастеровые шагали уверенно: местность они знали досконально, все неровности почвы давно выучили собственными стопами. Они довели Жара до порога святилища на краю местного некрополя — небольшой храм был вырезан в скале, нависавшей над западным краем селения.
Проситель было попятился, Не смерти ищет он, но жизни новой! Но, хотя вопросы так и норовили слететь с его губ, он все же почел за лучшее держать язык за зубами.
Двое спутников его сначала немного отступили, а потом и вовсе растворились в темноте, бросив Жара перед позолоченными деревянными вратами.
Ну и сколько еще ждать? Если братство испытывает его терпение, то старается оно напрасно. Раз уж он здесь оказался, то своего не упустит.
Он готов был биться с каким угодно противником, но от вида этого возникшего из мрака чудовища даже его в озноб бросило: туловище человеческое, а голова шакалья, с длинной, вытянутой и злобной мордой и поднятыми остроконечными ушами! В левой руке чудовище держало жезл, увенчанный оскаленной мордой какого-то хищника.
Человек с головой шакала, не дойдя до юноши двух шагов, протянул к нему правую руку.
Никакое это не чудовище, хотя кто не испугается, повстречав такую тварь во мраке на узкой дорожке! И Жар успокоился, хоть ему и вспомнилось всякое: уверяли, что повстречать ночью шакала — к смерти, не иначе.
— Если ты проследуешь за Анубисом, — сообщило странное существо, — он посвятит тебя в тайну. Но если в тебе есть страх, ты далеко не пройдешь.
— Кем бы ты ни был, делай то, что должен.
— Эти врата не отворятся, если ты не изречешь слова мудрости.
Человек с головой шакала отпустил руку Жара, который теперь не знал, что и делать. Какие еще слова мудрости? Откуда ему знать такие слова? Может, врезать по воротам кулаком, глядишь, откроются и он увидит, что там внутри?
Но Жар так и не успел натворить ничего непоправимого. Вновь появился Анубис, держа в руках какой-то белый предмет.
— Представь ее вратам, — приказал он Жару. — Только ей ведомы слова мудрости, сиречь слова приношения.
И юный великан поднял алебастровую статуэтку.
Ворота начали медленно открываться. Появился человек с головой сокола, держа в руках фигурку красного дерева: она изображала человека с отрезанной головой, перевернутого вверх ногами.
— Гляди, Жар, чтобы у тебя не закружилась голова. Не то ты ее потеряешь. Лишь прямота убережет тебя от печальной участи. Ныне же — преступи порог.
Жар втиснулся в крошечное святилище, стены которого были расписаны изображениями: вереницы мастеровых, совершающих жертвоприношения божествам. Посередине каморки начиналась лестница, уходящая вглубь, в недра холма.
— Ступай во чрево Земли, в ее средину, — велел человек с головой сокола, — и ты обретешь там большой сосуд. Открой его и испей воды чистой, дабы не пожрало тебя пламя. Вода освежит тебя, и ты сможешь узреть мощь творения и силу творящую.