ГЛАВА ВОСЬМАЯ
К острову Мидуэй. — По следам Лисянского. — Мидуэй и его обитатели. — Мы попадаем в крыло урагана. — Уход китобойцев. — К островам Бонин-Сима. — По следам фрегата «Паллада». — Неожиданная задержка. — Некоторые документы полезно фотографировать. — Гавайцы на Бонинских островах. — Идем в Иокогаму. — Смерч. — В Иокогаме. — Плавучий магазин. — Велосипедный трек на «Алеуте». — Снова в путь. — Японское Внутреннее море. — В Японском море. — Подходим к родным берегам. — Владивосток.
По существу Гавайские острова — это цепь вершин подводного хребта. Эти горы тянутся для нас с юго-востока на северо-запад на несколько тысяч миль. Подошва этого горного хребта лежит более чем на четыре тысячи метров под водой, а некоторые вершины поднимаются над уровнем океана более чем на четыре тысячи метров (вулкан Мауна-Лоа — 4 214 метров на острове Гавайи). Эти вершины выступают над океаном в виде 8 высоких вулканических островов, которые и называются собственно Гавайскими островами. Однако в этот архипелаг входят не только эти восемь островов, но также простирающаяся более чем на тысячу миль к северо-западу, как раз по нашему пути, подводная цепь, состоящая из мелей и рифов, кое-где выступающих над поверхностью океана в виде небольших атоллов. В этой цепи, как известно, находятся остров Лисянского и мель Невы, которые были открыты и описаны в 1805 году во время кругосветного плавания шлюпа «Нева» под командованием Ю. Ф. Лисянского. Мы искренне жалеем, что не можем посетить этот островок. Правда, там нет ни воды, ни леса. Лишь тюлени и птицы попрежнему, как и во времена Лисянского, хозяйничают на этом островке. Остров Мидуэй это — последнее звено в цепи. Он является отдельной колонией США и юрисдикции гавайских властей не подлежит. Где-то тут на дне проложен транстихоокеанский кабель, который проходит через остров Мидуэй.12 декабря все признаки шторма. Сопровождавшие нас в большом количестве разных видов птицы почти исчезли, остались только черные буревестники, низко-низко летающие над начавшим волноваться морем. И небо помрачнело, горизонт темнеет, появилась зыбь, а барометр продолжает падать.У нас очередной вечер вопросов и ответов с концертным отделением. Народ наш все еще переживает гавайскую стоянку, каждый имеет что-нибудь подмеченное и требует разъяснений. Пошли в ход комплекты музея Бишопа и всякие справочники. Особенно интересует моряков пребывание на Гаваях русских в начале прошлого века. А поэтому имеющиеся у меня четыре выпуска «Материалов из истории русских заселений по берегам Восточного океана» пользуются большим спросом. Вслух читаются сочинения Василия Головкина, путешествия вокруг света флота капитан-лейтенанта Юрия Лисянского в 1803 — 1806 годах на «Неве», русского флота лейтенанта Коцебу на корабле «Рюрик». И хотя давно написаны эти сочинения, но они доходят до сердец нашей молодежи и не нужно никаких пояснений и пересказов: морякам все понятно, рассказано моряками и чудесно рассказано. Эти книги я очень берегу (первые и пока единственные издания!), а поэтому читаем по вечерам вслух, расположившись поудобнее на палубе. Но сегодня сильные шквалы заставили нас разойтись по каютам.13 декабря видели несколько фонтанов китов, но сильная зыбь не дала возможности поохотиться за ними. Двигаемся медленно, ветер в лоб, а трюмы у нас пустые, парусность большая. Китобойцы рядом, плывут переваливаясь, все время клюя носом, видно, что часто берут воду на палубу. Небо попрежнему мрачное, а мы за долгий переход привыкли к ясному небу и тихому морю.16-го утром подошли к острову Мидуэй. Здесь, под защитой рифа, решено бункеровать китобойцы. К описанию Роберта Льюиса Стивенсона «Тайна корабля» теперь можно добавить только построенные радио и кабельную станции да небольшой поселок маленьких белых домиков под кронами посаженных здесь пальм и другой зелени. Сильный прибой пенится на рифах, окружающих немного возвышающийся над уровнем моря островок. У борта вынырнула любопытная голова тюленя — здесь они водятся, это еще по Лисянскому известно. Летает много чаек и неизбежных глупышей. Мидуэй это — типичный атолл, то есть островок, окруженный со всех сторон барьером из коралловых рифов, лишь кое-где имеющих проходы в море. В бассейне атолла тишина, а около нас небольшая зыбь.Обитатели островка приехали к нам на маленькой моторной лодочке. Это радиотехники и другие специалисты, обслуживающие кабельную станцию. В поселке живет двадцать мужчин и ни одной женщины. Пароходы редко посещают этот островок и жители рады нашему приходу, тем более, что по радио они знали о нашем пребывании в Гонолулу. К сожалению, мы не захватили для них почты, но смогли снабдить их газетами двухнедельной давности. Они с любопытством рассматривают наши перегруженные ананасами каюты, а мы накупили зеленоватых еще ананасов и развесили их дозревать на стенах кают. Сильный запах ананаса всегда подскажет хозяину каюты, что очередной ананас дозрел и его пора кушать. Угощаем и наших гостей, но они всяким ананасам предпочитают... кислую капусту и борщ из нее. Эти борщи создали нам «славу» по всем тропическим странам и повсюду нас просили угощать именно этим кушаньем. Так было на Гаваях, так и здесь. «А ананасы мы и сами разводим», — отвечали наши гости. Конечно, не удивили мы их и бананами, большой запас которых хранится в нашем рефрижераторе.Идет бункеровка китобойцев. Небольшая зыбь мешает работе, а наши кранцы мало спасают борта китобойцев от ударов и прогибов. Петр Зарва, капитан «Трудфронта», влюбленный в свое суденышко, болезненно морщится при каждом ударе. Из-за зыби приходится переходить на другую сторону острова, где сравнительно спокойно. На рифах видим группы тюленей, не обращающих на нас никакого внимания. Повидимому, обитатели острова не трогают их, и они равнодушно смотрят, если смотрят, а не продолжают спать, на проходящую шлюпку. Конечно, пользуясь стоянкой, деятельно занимаемся рыбной ловлей и поймали кое-что для меня интересное. Как и на всем архипелаге, и здесь много разнообразной рыбы, есть и черепахи. Но акул не видно, как не видели мы их во все время перехода к Гаваям и от Гавайских островов. Так что, кто не поймал акулу у островов Ревилля-Хихедо, тот не имеет ни трости, ни полировочной шкурки.18 декабря погрузку закончили, и теперь следующая остановка у Японских островов. Опять размеренно потекли дни похода, вот только погода неустойчивая и не обещает ничего хорошего. Радио приносит вести, что циклон идет и с востока и с юго-запада. Даже если до нас и не дойдет настоящий циклон, то отголоски его в виде зыби и шквалов дадут себя знать. На всякий случай, по палубам протянуты леера. 23-го ветер до восьми баллов в лоб, это уже шторм, первый за весь переход, и ход сразу сбавился. Сильно качает. Крен порой доходит до 31°. Ветер и зыбь, задерживая ход, грозят оставить китобойцев без угля, а буксировать при такой зыби тоже невозможно. 30-го вечером по озабоченной физиономии капитана стало ясно, что циклона нам не миновать.Ночь очень беспокойная, качка выбрасывает из койки, судно стонет и скрежещет, ветер дико свистит в снастях, порою волны накрывают пароход и проносятся по палубе и проходам пенящимися потоками. Из кубриков носовой части рискованно выходить, может смыть. Запомнился один случай, когда чуть не произошло несчастье. У нас один из рулевых, матрос Николай П., здоровенный детина отличался некоторыми «странностями», в просторечии именуемыми ленью. Его прозвали «Коля-тихий ход». Он никогда не торопился. Медленно и флегматично реагировал он на любые часто истошные призывы боцмана или вахтенного штурмана. И вот, наш «Коля-тихий ход», живший в носовом кубрике, решил отправиться на камбуз. А поесть он любил. Как и всегда медленно и не торопясь, он двигался по палубе, пробираясь между леерами. Я в это время измерял силу ветра и стоял на капитанском мостике. Как раз в этот момент «Алеут» сильно «клюнул» носом, корма задралась и винт загрохотал в воздухе. Корабль просто въехал в громадную волну и гребень ее навис над большей частью полубака. Казалось, Коля будет смят и выброшен за борт, но тут-то и случилось до сих пор невиданное. Громадным прыжком Коля буквально перелетел через всю палубу и втиснулся в отсек за лебедками. Рассказывать долго, а прошла секунда с момента, как он оглянулся, и волна хлынула на палубу, где только что стоял наш меланхолик. Капитан, наблюдавший эту картину, только крякнул и вытер пот с лица. Вот тебе и «Коля-тихий ход», какие прыжки умеет делать, спасая живот! Вместо сочувствия «подвиг» Коли был встречен градом насмешек, когда он, беспокойно озираясь, все же пробрался на камбуз.31-го небо ясное, без облачка, солнце, но океан клокочет, ветер сильнейший, с ног сбивает и дышать не дает. У нашего корабля хода нет, — машина работает на полные обороты, но ветер и волны несут нас назад. Положение усложняется. День прошел, не принеся улучшений. В справочниках так и говорится, что сильнейшие тайфуны здесь бывают при абсолютно ясном небе. Китобойцы держатся невдалеке, порой то совершенно скрываясь за гигантскими гребнями, то высоко подымаясь на волне. Трепка жестокая, анемометр показывает 11 баллов, волны не менее 10 метров высоты, но китобойцы хорошо держатся и их треплет, на наш взгляд, значительно меньше, чем «Алеут». Милях в ста от нас американский пакетбот также переживает жестокую трепку и пытается уйти от центра циклона. Это сообщает Наум Серебренников — у него с американцами связь по радио.Новый год встречаем под гул урагана, сидя по каютам, вернее примащиваясь для сидения, потому что огромный наш корабль потерял всю свою важность и прыгает, и кренится, и стонет. Но все же поздравляем друг друга и просим Серебренникова как-нибудь наладить связь с родной землей. Но в эфире полный хаос, слышны только штормовые сигналы, где-то далеко кто-то просит помощи и его «SOS» — спасите наши души — навевают тоскливое настроение. Он где-то очень далеко, на помощь ему вышли какие-то суда, но успеют ли дойти? Часто пробираемся в радиорубку, чтобы узнать новости об этом судне. Пробираемся потому, что ветер ходить нормально не дает, сбивает с ног, буквально давит, и мы вынуждены иногда даже ложиться, задыхаясь от напора воздуха, чтобы передохнуть, а потом опять подвигаемся боком и как придется. В эфире попрежнему молчание, чтобы не мешать принимать сигналы от аварийного судна.1 января. Буря не стихает, — здесь она может длиться неделю и больше при безоблачном и ясном небе, а поэтому решили отправить китобойцев к ближайшей земле самостоятельно, так как угля у них осталось совсем мало. Китобойцы не так парусят, как огромный полупустой «Алеут», и могут итти против ветра и зыби. Ближайшая земля Бонинские, острова, их иногда называют Огасавара. Они затеряны далеко в океане, но находятся сравнительно близко от нас.Мы остались одни, так как китобойцы быстро скрылись за высокими гребнями волн. Они пошли к ближайшему к нам острову Бонинского архипелага — Хаха-шима, где есть, будто бы, полузакрытая бухта Окиминато, защищенная от основных ветров. 2-го все же стало немного тише и мы тоже начали продвигаться вперед по курсу. Идем вслед за ушедшими вчера китобойцами. Капитан предполагает даже не заходить в бухту, а под защитой острова, лежа в дрейфе, снабдить китобойцы углем и итти к Японии.Бонин-Сима, что значит по-японски «Необитаемые острова», или «Безлюдные острова», издавна были известны японцам. Но для европейцев они стали известны со времен плавания испанцев, которые называли их — Арцобиспо. Затем, в 1639 году их снова открыли голландцы и назвали их острова Грахт. Японцы еще с 1593 года ссылали на эти острова государственных преступников в организовали здесь колонию ссыльных, но в 1725 году оставили их. В последующие времена они опять долгое время были необитаемыми.Хотя на всех картах они называются Бонинскими островами, но японцы во всех своих справочниках и лоциях называют их О-гаса-вара-сима, по имени первооткрывателя их, какого-то князька, который первый совершил к ним плавание и составил общую карту этих островов. Всего в группе до 89 островов, но только 10 из них можно назвать островами, так как остальные это просто скалы, к которым трудно подходить. Климат этой страны описывают как очень теплый и благоприятный для земледелия. Архипелаг этот состоит из 4 групп. Острова, составляющие этот архипелаг, лежат почти прямо по меридиану от широты 26°36' до широты 27°45' и вытянуты на восемьдесят с чем-то миль по 142°10' восточной долготы. Это цепь потухших вулканов, возвышающихся над уровнем моря до 390 метров высоты. Общая их площадь около 70 квадратных километров. На 10 больших островах есть много долин, орошаемых массой источников и сплошь заросших типичными для тропической зоны притихоокеанской Азии растениями.Здесь в изобилии встречается много различных пальм, красное дерево, сахарный тростник, много всяких фруктовых деревьев, свойственных и более умеренной зоне. Сюда с давних времен стали заходить китобои, охотники за кашалотами, которые открыли хорошую гавань, названную порт Ллойд. Почти на всех островах встречается большое количество черепах, которые славятся качеством своего мяса. В море, вблизи островов, много рыбы и крупных ракообразных. Конечно, много всяких морских птиц, которые уже вылетели в море, предвещая окончание шторма. Лишний раз подтверждается старая морская примета — «Ходит чайка по песку, моряку сулит тоску, и пока не сядет в воду, штормовую жди погоду». А они вот уже садятся на волны, хотя их сбивает порывами ветра.На этих островах побывал на военном шлюпе «Сенявин» Федор Петрович Литке, военный моряк, ученый и исследователь, который составил замечательное описание посещенных им Бонинских островов. И хотя это произошло в апреле 1828 года, мы с захватывающим интересом читаем страницы его путешествия, в том числе посвященные пребыванию на Бонинских островах. Здесь побывало и другое отечественное судно, транспорт «Иртыш» под командой капитана 1-го ранга И. В. Вонлярлярского, которое заходило сюда примерно в 1845 году. Капитан Литке вывез отсюда двух потерпевших кораблекрушение китобоев.26 июля 1853 года к этим островам подходила эскадра адмирала Путятина, направлявшегося со специальной миссией в тогда недоступную для иностранцев Японию. Так бы и прошло незамеченным это замечательное путешествие, если бы в числе спутников адмирала не было выдающегося русского писателя И. А. Гончарова, обессмертившего это плавание в своих очерках путешествия — «Фрегат «Паллада». Вот и сейчас мы читаем и перечитываем эту книгу и каждый раз находим еще что-нибудь, незамеченное ранее.Как медленно мы ни подвигались, но к 5 января на горизонте уже показались группы островов. По лоции остров Хаха-шима необитаемый. Очень интересно взглянуть на такие чудесные, но необитаемые места.Мечтаем о рыбной ловле, о купанье. Надеемся поймать черепах. Лишь к утру подошли поближе и идем вдоль острова. Я на капитанском мостике рассматриваю утесистые берега, одетые действительно роскошной и разнообразной зеленью. Видны веерные пальмы и, кажется, кокосовые. Замечаю какие-то мощные деревья с густой и высокой кроной. Уж не красное ли дерево «томаны», из которого для фрегата «Паллады» была вырублена мачта? У берега много камней, о которые бьются буруны. Бухт не видно. Скалы похожи на наши дальневосточные кекуры — они также стоят в некотором отдалении от острова и между ними, так же как и в наших морях, протекают буруны. Конечно, масса птиц. Хаха-шима (по-японски хаха — мать), один из больших островов. В этом архипелаге есть и Тити-шима (тити — отец), и Муко-шима (муко — сын). Повидимому, это связано с какой-то легендой.Связались по радио с китобойцами. Они уже стоят в бухте Окиминато и сообщают, что бухта населена и к ним подходит катер с какими-то местными властями. Сообщают, что в катере много вооруженных, повидимому, военных. Передача вдруг оборвалась. Леонтий Иванович вызывает радиста и предлагает ему во что бы то ни стало связаться с родными радиостанциями и сообщить, что мы находимся у архипелага Бонин-Сима и собираемся войти в бухту Окиминато, что на острове Хаха-шима. Нам повезло (и как повезло, это нам только впоследствии стало ясно), Наум Серебренников докладывает, что связь есть с Одессой, а затем и с Владивостоком и что все распоряжения капитана выполнены, радиограммы посланы и получены «квитанции» — ответы, что радиограммы приняты.Подходим ближе к берегу. Виден вход в какую-то сквозную бухту, огражденную скалами. Капитан сигналом запрашивает разрешение войти без лоцмана, или прислать лоцмана. Разрешение получено и мы входим в самую настоящую гавань. Но какая это странная гавань! Я на верхнем мостике рассматриваю берег в 42-кратный бинокль.На берегу много солдат, матросов; они поспешно закрывают чехлами... мощные стволы дальнобойных морских орудий. В бинокль так ясно все видно и батарей тут так много, что их трудно не заметить. Вот так «необитаемый остров». У самого берега, в утесах выдолблены эллинги, а быть может это и естественные пещеры, в которых стоят подводные лодки. Час от часу не легче. Вот она тихоокеанская проблема с другой стороны Тихого океана. На небольшом катерке к нам подходит капитан порта, так по крайней мере он отрекомендовался. Он сравнительно прилично говорит по-английски, смотрит на нас с удивлением и качает головой. Леонтий Иванович настойчиво просит у него подтвердить разрешение на вход в порт письменным документом, что тот немедленно и делает. Получив официальный документ, решили на всякий случай его сфотографировать. От японцев всего можно ожидать, мы дальневосточники хорошо это знаем, тем более в таком дальнем месте. Еще раз уже с места стоянки по разрешению капитана порта связались по радио с Одессой и сообщили, что стоим в Окиминато и вход в порт оформлен.Только успели передать телеграмму, как к нам явились новые «власти», уже другого порядка: местная полиция... Радиорубка опечатана, связь с миром прервана, поставлены часовые в машине, на капитанском мостике, у радиорубки. Китобойцам не позволяют подойти к нам за углем, а он у них, как говорится, «под метелку». Капитан энергично протестует, возмущается и добивается права снабдить китобойцы углем. Японцы роются в вахтенном журнале, нам трудно понять, что они ищут. Наконец, сообщают: это запретная гавань, и нас переведут в другую гавань, а дальше будет видно.Капитан пишет морской протест за незаконное задержание, показывает документ на право свободного входа и выхода всей нашей эскадры. Японцы явно смущены, но один из них «не теряется» и выхватывает документ из рук капитана. Тогда капитан сообщает ему, что фотография тоже документ и показывает еще мокрый отпечаток... Минута изумления, а затем документ возвращается. Переходим к группе Титидзима, в порт Футамико, который на английских картах называется порт Ллойд... Да, тот самый в котором стоял «Сенявин», а затем «Паллада». На берегу видны домики, на горах масса зелени, у причалов какой-то очень устарелой конструкции пароход. С юго-запада бухта открыта и видны в море суда, судя по «вороньим гнездам» на передних мачтах, — китобойцы. Оказывается, где-то недалеко, действительно, есть береговая китобойная база и китобойцы охотятся вблизи бухты. Китобойцы устарелой постройки, медлительные и маленькие. Мы с интересом наблюдаем в наш большой бинокль за эволюциями китобойцев.В это время киты зашли в бухту. Это не часто случается. Они проплывают в непосредственной близости от нас и мы быстро определили, что это горбатые или длиннорукие киты. Их легко отличить от любого другого вида. Японские китобойцы тоже вошли в бухту и охотятся рядом с нами. Часами длится охота, но так и несмог ни разу подойти ни один китобоец на верный выстрел. Мы знаем, что у этих островов встречаются в большом количестве кашалоты, заходят и сейвалы, но, оказывается, встречаются и горбатые киты. Эта бухта, где мы сейчас стоим, открыта китобоем Коффином, и служила в течение многих десятилетий местом отдыха охотников за китами. Здесь они запасали свежие овощи, ловили рыбу и черепах. Когда-то бухта славилась обилием черепах, но теперь их здесь совсем нет. Нет и акул, о которых всегда упоминали, вернее, они стали редкими.Но вот в море виден небольшой парус, и через полчаса мимо нас скользит лодочка-скорлупка с балансиром, чтобы не перевернуться. Такое же каноэ, как и на Гаваях. В ней сидят двое, причем один довольно рослый и совсем не похож на японца. Всматриваемся — гаваец! «Алоха, алоха!» — послышалось с разных сторон. Гаваец оглянулся и тоже ответил традиционным гавайским приветствием. Потом уже мы узнали, что на архипелаге Бонин-Сима живет много гавайцев «для улучшения расы», как нам объяснил один японский чиновник.Каноэ подходит ближе к нам, в нем видна рыба и лески, но в это время окрик полицейского с нашего борта заставляет рыбаков отойти. С берега на каком-то катеришке привезли свежую провизию. Нам на берег сходить запрещено. Привезли в том числе большое количество мандаринов и хорошего качества. Здесь развели большие плантации мандаринов, ананасов, выращивают бананы.От скуки занялись рыбнои ловлей. Крючков и лесок у нас большой запас, еще в Германии закупили, затем подновили в Колоне и Гонолулу. Рыбная ловля у всех идет удачно, — рыбы здесь всегда было много. У нашей кормы ежедневно ловят рыбу два японца на крошечной, но удивительно изящно отделанной лодочке. Один с резкими манерами и грубыми чертами лица напоминает военного, второй, видимо, настоящий рыбак. Он часто улыбается нам, когда его компаньон этого не видит. Как-то раз этот японец оборвал свою лесу, за что получил нагоняй от своего компаньона. Я был свидетелем обрыва лесы и последующего разговора и по грустному лицу молодого японца понял, что ему попало. Быстро сходил в каюту и принес из своих запасов готовую лесу. Окликнув рыбаков, я бросил лесу в их лодочку, знаками показав рыбакам, что эту лесу я им дарю. Пожилой японец что-то буркнул, а молодой закивал головой, улыбкой и жестами благодаря за подарок. На следующий день утром, как и всегда, мои рыболовы были на своем посту. Мой вчерашний знакомец часто поглядывал на корабль и, когда я вышел на палубу, приветливо улыбнулся и кивнул мне. На мое «сайнара» (здравствуйте) он охотно откликнулся. Я стал следить за их ловлей, тем более, что они ловили специальными приспособлениями кальмаров, и в это время к моим ногам упал сверточек. Японцы сидели неподвижно, и только молодой показал мне взглядом на сверток, а затем предостерегающе на своего товарища. Я поднял сверток и отошел посмотреть, что в нем. Там была великолепная японская леса с настоящими закругленными рыбачьими самодельными крючками из какого-то белого металла. Я поблагодарил рыбака жестом и взглядом. Он, видимо, был очень рад, что его подарок принят.В бухте появилось несколько гавайских каноэ, но их и близко не подпускают к нашей эскадре, хотя они не раз пытались подойти к нам и, повидимому, пытались получить на это разрешение. Они часто скользят не в дальнем расстоянии и, когда видят, что за ними мы наблюдаем в бинокли, приветствуют нас жестами, а иногда поют. В песнях часто повторяется «алоха», слово, которым мы приветствовали первого встреченного нами здесь гавайца.Только 20 января, в результате вмешательства нашего посла, нам разрешили пойти в Иокогаму. Здесь, на Бонинах, царит вечное лето, в этом отношении климат их схож с климатом Гавайских островов, но уже на второй день, по выходе из порта Ллойд (Футамико), мы почувствовали, что идем в зимний период по направлению к холодной зоне. Но пока не дошли до этой зоны, на нас налетают шквалики и шквалы с дождем; шквалы налетают внезапно, дождь льет, все заливая сплошным потоком, а через полчаса опять солнце и ясное небо, до следующей тучки.К счастью, мы так хорошо проконопатили нашу верхнюю палубу, а работали все и с большим удовольствием, показывая свою сноровку старых яхтсменов, что никакие потоки нам не страшны. Правда и то, что на Бонин-Сима нас по вечерам и иногда ночью аккуратно поливали короткие, но сильные дожди, а поэтому палуба не рассохлась.Идем оживленным морем. Похоже на наш поход вблизи Центральной Америки: то же обилие птиц, изредка видны фонтаны китов, нет-нет да и вспыхнет над водой стайка летучих рыбок, да и людно стало. То там, то здесь паруса всяких судов, больших и малых, а то дымки пароходов. А 23 января видели смерчи — черные крутящиеся столбы не то с дымом, не то с паром, соединенные с небом какими-то узкими полосами, как будто бы смерч соединён с тучей кишкой. А на небе полосатые тучи от темно-фиолетового до розового цвета, причем свет дрожащий, как у северного сияния. Они шли от нас в полутора-двух милях и их нижние и верхние расширяющиеся воронки ясно видны. Все-таки очень красиво и для нас совершенно безопасно, разве что зальет потоком воды, если наткнется на нас.Делается все холоднее. По вечерам уж без пальто на палубу не выйдешь. Проходим вблизи японских островов. Здесь уже зима; мягкая, южнояпонская зима, но все же зима. Высокие горы покрыты снегом.26 января пришли в Иокогаму. Видна знаменитая гора Фудзияма, покрытая снегом. Только три градуса тепла, и нам кажется очень холодно. Привыкли к тропикам за полгода. Приехал консул. Будет какое-то разбирательство, — от японцев трудно отвязаться, но как они смогут объяснить беспричинную задержку нашей флотилии. Приехали представители из университета и приглашают профессора Смирнова и меня побывать у них. Но выясняется, что команде выход на берег не разрешен, а поэтому мы отклоняем любезное приглашение, объяснив японским ученым, что мы тоже члены команды «Алеута», следовательно, и нам выход на берег не разрешен, а специальных пропусков мы не примем.И в Иокогаме много судов на приколе. По заливу бегают водяные трамваи, перевозящие пассажиров с одного берега на другой и по бесчисленным пристаням и поселкам. Хотя нас на берег не пускают, но коммерция остается коммерцией, и поэтому к нам подходят пловучие магазины. Пытаются подойти пловучие заведения специфического характера, но протесты нашей команды заставили их удалиться...Наши моряки накупили не только чисто японских безделушек и вещей, но и велосипеды, и на нашей палубе вереницы велосипедистов разъезжают с носа на корму и обратно. Машинист Фастенко изображает регулировщика, стоя на бочке посреди кормовой площадки. В одном из пловучих магазинов оказалось много карликовых растений, которые с таким искусством выращивают японские садовники. В моей каюте небольшая оранжерея крошечных пальм, с кронами и мохнатым стволом, все как полагается, крошечные вишни, — любимые японские деревья, такие же мандариновые и лимонные деревья. Снабдили меня и круглыми японскими висячими аквариумами с растениями, улитками и рыбками.Во всех каютах японские коробочки и ларчики, покрытые чудесным японским лаком, секрет производства которого и до сих пор толком не известен европейским мастерам. Изредка привозят изделия из японской бронзы, иногда и старинные. Интересно отметить, что японская полиция и ее нравы отнюдь не пользуются популярностью — я уже не говорю у моряков или научных работников, но даже и у торговцев. Нам передавали возмущение японской общественности по поводу задержки нашей флотилии и наглого поведения японской полиции. На нашем корабле полицейские чины тушуются, а мы попросту не обращаем на них внимания. Конечно, в каюты к себе мы их не пускаем и что такое русское гостеприимство — они так и не узнали. Но фотографируют они самым назойливым образом все, что только попадает я поле зрения объектива. Сколько наших... спин запечатлено на их снимках!Наступил конец разбору нашего «дела», состоялось заседание суда, которое отвергло (!?) все «обвинения», наложило на нас какой-то символический штраф за несоблюдение деталей какой-то, только японцам известной, формальности и постановило «дело производством прекратить за полной абсурдностью обвинения». А обвинение было весьма и весьма серьезное. Напомню, что наши китобойцы первыми попали в секретную укрепленную зону военно-морского флота Японии, о которой никто в мире не знал. Оказывается, первым движением японской военщины было полностью уничтожить всех свидетелей их секретных приготовлений, но спасли нас радиограммы, которые капитан успел послать на Родину. Весь мир знал, что мы заходим в бухту Окиминато на острове Хаха-шима, так как радиограмму слышали корабли разных наций. Затем было наспех состряпано дело о шпионаже... в пользу Соединенных Штатов Америки! Добавлю еще, что на островах Бонин-Сима со времен фрегата «Паллады» не было иностранных военных кораблей, а с начала этого столетия вообще никаких иностранных кораблей. Вся конспирация полетела вверх ногами из-за нашего появления, и японская военщина потеряла голову.13 февраля, закончив все формальности, выходим домой. Снова в Тихом океане. Идем вблизи берегов. Наш курс к Японскому Внутреннему морю, или морям, как их иногда называют. Говорят, оно красивейшее в мире. Так пишут я в лоциях, но «красоты» Японии нам так надоели, что даже на прекрасный конус Фудзиямы мы смотрели равнодушно, если не сказать резче. Всей душой стремимся домой.16 февраля подошли к проливу Кии, слева виден остров Сикоку. Идем через пролив Юрато к порту Осака, где должен ждать нас лоцман для провода через Внутреннее море. На подходе к порту нас действительно встречает лоцманский катер, с которого сходит лоцман с помощниками. Лоцман сравнительно хорошо говорит по-русски, говорит и на языке, который называет английским. Он очень словоохотлив, рассказывает, что из газет знает о нашем пребывании на Огасавара (Бонин-Сяма). В Осака заводить не будем, чему мы все очень рады.Японское Внутреннее море (Сэтоути) соединяется с Тихим океаном проливами Кии, через который мы только что прошли, и Бунго, расположенным южнее. Проливы эти очень широкие, усеяны многочисленными островами и островками. С Японским морем это море соединяется узким Симоносекским проливом. На наших картах это море имеет ряд названий. Вот сейчас мы, когда подходили к Осака, были в «море» Идзуми, которое отделено от «моря» Харима большим островом Авадзи и массой мелких островков. В «море» Харима видим большой и очень зеленый остров Седо, и снова, и снова крошечные острова и островки, но не скалы, так как они так зелены, на них растут разные деревья, и тишина позволяет подойти почти к каждому из них. И бухточек всяких тоже великое множество. В общем это, конечно, не моря, а полузамкнутые бассейны. Весь день переходим из бассейна в бассейн (если хотите — из моря в море).Лоцман называет нам наиболее красивые места, на которые нельзя не обратить внимания. В этих шхерах снует масса всяких судов и парусных, и моторных, встречаются и большие океанские пароходы, и шхуны и просто баржи. Лоцман рассказывает о некоторых обычаях жителей этих шхер, вообще расхваливает японцев, как замечательных моряков и рыбаков, а особенно рекламирует японскую честность, присущую только японцам. Это подтверждается тут же и блестяще: какой-то японец в моторной шлюпке обрезал наш лаг и скрылся среди островков. Лоцман несколько сконфужен и предлагает заявить об этом случае полиции (тоже лучшей в мире...), но, поскольку это связано с остановкой, капитан отклоняет такое предложение.Проходим «море» Бинго (Бинго-нада). Здесь на некоторых островках стоят пагоды или строения, похожие на пагоды. Лоцман называет их и так, и этак: то беседки, то дача, то храм. Бинго — это центральный бассейн. Далее идет «море» Мисима тоже с островками. В северо-западном углу его город Хиросима, о красоте которого много рассказывает наш лоцман. Оказывается Хиросима — его родина. Каждый кулик... и так далее.Впрочем, тут везде так красиво, что охотно верим в неповторимые красоты Хиросима, как, впрочем, и Куре и Токуямы и...После Мисима проходим «море» Ие, а затем и последнее — «море» Суо. Читаем выдержку из справочника о Внутреннем море. Там говорится, что гранитные берега этого моря обычно высоки и круты, причем скалы часто отвесны. Отдельные расщелины в гранитных массивах при затоплении их морем превратились в глубокие бухты. Побережье, особенно северное, представляет собой непрерывное и беспорядочное чередование участков прямых скалистых берегов с рядом мысов и полуостровов и многочисленными бухточками. Все это соответствует тому, что мы видим. Видам и узкие проливы между отдельными широкими бассейнами и узкие перешейки, соединяющие между собой отдельные массивы суши. Видим чудесные пляжи с желтовато-белым песком, так отличающиеся от коралловых пляжей тропиков. Видим массу бухточек, чудесных убежищ для всякого класса кораблей и мелких суденышек. По берегам островов и по Хонсю, который кажется целым материком, много поселений, но почему-то они очень небольшие, часто пять-семь домиков и кумирня.Это — важнейший путь, притом внутренний водный путь всей Японии, где речное судоходство мало развито. Здесь расположено более двадцати крупных портов Японии. Здесь значительно теплее, чем в Токийском заливе у Иокогамы, но все же не жарко, не тропики. Жители — рыбаки и лодочники — одеты опрятно, но крайне бедно. Мы часто проходим совсем рядом с поселками и видим их быт воочию, — стенки домов раздвинуты. Их лодочки проплывают совсем рядом с нами и мы видим убогое рыбацкое снаряжение. Наш красный флаг на корме их совсем не пугает, а наоборот, многие лодки отчаливают и пытаются догнать нас, или идут наперерез, чтобы подойти ближе к нам. С китобойцев с ними часто переговариваются, они идут в кильватер за нами. На берегах масса маячков и мигалок, стоят створные знаки, как на реках, и плавание наше напоминает плавание по рекам и озерам. Но видны и большие морские маяки, с сиренами и вертящимися фонарями. Вечером идем как по освещенным каналам или аллеям, если в узкостях. И везде видны огни, а если цветные, значит и нас касается: мигают, показывают верный путь. К вечеру становится прохладно и даже холодно. Но тихо-тихо. Эта тишина еще больше наводит на мысль, особенно сейчас вечером, что идем каналами и озерами. И небо темное, но звездное.17 февраля вечером вышли через пролив Симоносеки в Японское море. Прощаемся с лоцманским катером гудками. Только повернули к северо-западу, как получили «норд-вест», как называем мы на Дальнем Востоке холодный сибирский ветер. Покачивает, на волнах барашки, которые в темноте фосфоресцируют. Погода свежая, без пальто теперь на палубу не выйдешь. Но небо все-таки чистое, видны звезды. До Владивостока три дня пути, то есть трое суток. Китобойцы опять привычным строем — двое по бортам и один за кормой — идут все время «раскланиваясь». Для них пять-шесть баллов уже качка, впрочем «прыгают» и при меньшем волнении. Качка у них стремительная, но почти всегда носовая, поэтому и койки в каютах расположены вдоль бортов. Но в общем, держатся они хорошо, как утки, хотя иногда и берут на себя воду.Много месяцев я должен провести на китобойцах и не в ласковых тропиках, а в наших суровых дальневосточных морях, а поэтому заранее предусматриваю все возможности для моей работы на этих судах, размещение оборудования и снаряжения. Жить-то я буду вместе с капитанами, об этом у меня уже есть договоренность, в первую очередь с капитаном Зарвой. Он решил стать нашим первым китобоем и мы много вечеров провели, рассуждая о будущих совместных плаваниях. Я-то дальневосточник, а он черноморский моряк, вот я и посвящаю его постепенно в особенности наших плаваний, рассказываю о богатствах наших морей, в том числе и китами. Моря суровые, но такие богатые, и здесь воспитываются классные моряки, хорошо знающие морскую службу. Ведь немного маяков в водах Дальнего Востока, а поэтому здесь по огонькам не разгуляешься. Но пока в море масса огоньков от огромного количества рыбачьих судов. Вот и неспокойно в море, а продолжать промысел нужно, но главное на каких утлых посудинах и как далеко от берегов. Когда мы видели ту же картину У берегов Южной Японии, то все же нам не было так жалко рыбаков, — там тепло, а здесь в холодном море...20 февраля видны наши берега. Скоро войдем в залив Петра Великого, а это уже совсем дома. 21-го мы уже в заливе, кончен семимесячный путь через два океана и шесть морей. Идем через тонкий лед, который наш «Алеут» легко ломает. В кильватер за нами идут китобойцы, так как и такой лед они фор
Путь китобойной базы «Алеут» и трех китобойцев из Ленинграда во Владивосток.
Ледокол подводит нас к пристани, гудками прощается и отходит по своим делам, ломая лед. Слышу, что бросают якорь, слышу, как застопорили машину, заработали лебедки, подтягивающие швартовы. Мы дома. Закончилось мое кругосветное плавание, путешествие — поездом и морем. Почти одиннадцать месяцев назад я выехал из Владивостока на запад и вернулся сюда же с востока. Дописываю последние строки дневника и на палубу. Ведь меня тоже ждут друзья и товарищи по институту, по моим первым плаваниям. На палубе формальности пограничного и таможенного досмотра, но все понимают наше нетерпение и быстро оформляют нужные документы. Но вот на палубу хлынули друзья, родные и знакомые. Дальневосточников у нас не так-то много, но друзей и родни у наших товарищей хватило на весь экипаж. Все получили приглашения побывать у владивостокцев, никто не обижен, — об этом уж мы позаботились, мы — дальневосточники, конечно. На палубе наш оркестр, за время плавания ставший вполне приличным оркестром, играет то марши, то вальсы. Нет конца расспросам, нет конца рассказам. И как хорошо дома, товарищи!
Охота за финвалами.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
На промысел. — Снова в море. — Татарский пролив. — Могила фрегата «Паллады». — Сахалин. — Пролив Лаперуза. — Курильская гряда. — По путям своих предков. — Немного недавней истории. — Тихий океан. — Первый кашалот. — Промысел начался! — Чем питаются кашалоты. — Взвешиваем кашалота. — Его продукция. — Переживания молодых китобоев.
Прошло три месяца с момента прихода нашей флотилии во Владивосток, и вот мы снова в море и идем к Сахалину, чтобы получить там уголь, а затем на промысел. Май, но в море холодно. Внешний вид нашего корабля мало похож на его вид во время выхода из Ленинграда. На палубе чисто и просторно, хотя всего два дня назад здесь лежали ящики, канаты, всякое снаряжение на многомесячный промысел. Через три дня подходим к Татарскому проливу и проходим мимо Советской гавани. Здесь в Константиновской бухте лежит легендарный фрегат «Паллада». Я дважды бывал в этой бухте и даже пытался с помощью кошки раздобыть кусок обшивки фрегата, но только зря кошку утопил, задев, быть может, и за фрегат. По старому нашему обыкновению, по вечерам рассказываем о местах, которые проходим, и вот сегодня вспоминаем и писателя И. А. Гончарова, и его знаменитые очерки «Фрегат «Паллада», и могилу этого фрегата — Советскую гавань. Я снова знакомлюсь с новой для меня командой нашего корабля. Нас «старичков-кругосветчиков» осталось не более двух десятков, но, конечно, Оскар Гинтер, Володя Любавин, Саша Ташкенов и капитан Зарва здесь.Петр Андреевич Зарва попрежнему командует «Трудофронтом» и его кораблик идет рядом с нами. В ясную погоду всегда вижу коренастую фигуру капитана Зарвы на мостике. Мы с ним договорились, что сразу же после Сахалина я перехожу к нему на китобоец и мы вместе будем учиться новому для нас делу.На Сахалине мы долго не задержались. Получили превосходный рогатинский уголь и в путь. Корабль снова вымыт и вычищен в рекордно короткие сроки, сотни рук работали, не жалея воды и швабры, — все торопятся на промысел. Уголь разбросан по трюмам и резервуарам для жира, и мы отличаемся от других пароходов только, кормой с ее громадным слипом. Как и всегда, чистенькие китобойцы окружают «Алеут»: два по бокам и один замыкает шествие. Идем (июнь 1933 года) мимо берегов Южного Сахалина к проливу Лаперуза. В море изредка покажется силуэт какого-либо суденышка, но зато масса морских птиц — и чаек, и глупышей, и альбатросов сопровождает нас. Проходим пролив. С обеих сторон японские берега, а ведь Сахалин — это русская земля. Но уже более двадцати лет, как она перестала быть в южной своей части русской. По обеим сторонам пролива стоят японские батареи.Пролив прошли и идем Охотским морем. Давно ли русские корветы и крейсера получали инструкции, в которых было оказано итти для крейсерства в Охотское море, «по географическому положению внутреннее русское море», а вот теперь проходи мимо батарей и жди всяких «японских казусов». А ведь земли эти все нашенские, открытые и освоенные отечественными землепроходцами, но отданные Японии в результате преступной, антинародной политики царизма.Холодно и туманно; нам на современных благоустроенных судах холодно, нам при наших усовершенствованных инструментах мешает туман, а им, — нашим предкам, на утлых лодьях шедшим по этому же неприветливому морю, каково-то было? И через столетия смотрят на нас мужественные лица русских мореходов и землепроходцев, служилых людей, промышленников, моряков и солдат, суровых, бесконечно выносливых, отважных и стойких, которых ничто остановить не могло:ни бескрайность степей, ни стужа, ни голод, ни безлюдье, ни бурлящий океан, ни враги. Что влекло их в дальние края, какая мечта толкала их преодолевать тысячи опасностей? Ведь за 60 лет дошли наши землепроходцы от Урала до Тихого океана! Какой народ, где и когда совершил подобный подвиг? Скажут, корысть, жажда наживы, богатства мягкой рухляди — пушнины... Было и это, но не оно главное. Россия шла к своим естественным пределам, — люди искали воли и вольные земли, люди служили своему народу, своему государству и честно служили. Благодаря этим людям, шедшим «встреч солнца», Россия стала тихоокеанской морской державой. Честь открытия, исследования я первоначального освоения Курильских островов принадлежит русским экспедициям и колонистам. Эти люди умели яростно воевать, но и умели жить со всеми народами в мире и согласии. Талантливые русские люди нанесли Курилы на карты, поселились на них, завезли туда всякие семена, скот, строили фактории. Но они построили и школу для коренных обитателей островов — айнов, которые были на самой низкой ступени хозяйственного и культурного развития. Атаман Данило Анциферов и есаул Иван Козыревский первыми прошли на Шумшу и Парамушир и «ласкою и приветом» призывали айнов к подданству. Это случилось в 1711 году. Козыревский составил карты островов и доставил о них обстоятельные сведения. В 1719 году на Дальний Восток были отправлены два топографа — Иван Евреинов и Федор Лужин — с поручением «ехать до Камчатки и далее, куда указано». Они должны были, в числе прочего, обследовать Курильские острова и «все на карте исправно поставить». Задание было выполнено. После них десятки русских экспедиций посетили острова и постепенно освоили их, вплоть до самых южных островов.Когда сравниваешь инструкции, которые давались русским правительством и русскими государственными деятелями, с инструкциями, которые получали испанские, английские и прочие иностранные экспедиции, то невольно удивляешься духу гуманности, пронизывавшему эти грамоты, даваемые нашим землепроходцам. Вот, например, инструкция сибирского губернатора Соймонша сотнику Ивану Черному и старшине Никите Чикину: «При следовании на дальние острова и обратно... описывать: величину их, ширину проливов, какие на островах звери... наведываться про золотую и серебряную руду и жемчуг... обид, налогов грабежа... и прочих противных указам поступков и грубианства и блудного насильства не оказывать, ожидая за ревность высочайшей милости и награждения». И далее: «айнов уговаривать в подданство, не оказывая при том не только делом, но и знаком грубых поступков и озлобления, но привет и ласку». А вот решение по докладу купца Лебедева-Ласточкина (1779 год) — «...курильцев оставить свободными и никакого сбора с них не требовать, да и впредь обитающих там народов к тому не принуждать, но стараться дружелюбным обхождением и ласковостью, для чаяния выгод в промыслах и торговле, продолжать заведенное с ними знакомство... но чтобы ни под каким видом, ни от кого тем народам притеснения и ограничения делаемо не было, то подтвердить о том накрепко... чтобы тех народов ничем не утеснять...» Рабами не торговали русские люди!С каким жадным вниманием слушают все это наши моряки, в числе которых есть если не прямые потомки, то однофамильцы первых землепроходцев. У нас есть и Козыревский, и Чикин, и Чупров, и Мошков, и Анциферов. Есть и Звездочетов. Все они коренные дальневосточники, а поэтому их начинают поддразнивать: «потомки землепроходцев», или просто «потомок». «Кто на вахте? Да потомок Козыревокого...» А настоящие потомки Новограбленного и сейчас живут на Камчатке.Начинаем понимать, почему Охотское море называют самым неприветливым в мире. Июнь, а так холодно. И густейший туман, но сравнительно тихо. Идем, давая частые гудки, китобойцы тоже гудят и создается впечатление, что идет большая эскадра. Наша флотилия будет проходить в Тихий океан Четвертым проливом.20 июня прошли мимо пылающего острова в виде обрывистой конусовидной скалы, — это из группы островов Парамушир. Из огромных расщелин ее вырывались дым и пламя. Недаром же первые русские землепроходцы, в том числе и Шелихов, и знаменитый капитан Головнин, называют эти острова Курилами. Действительно, меткое название. Многие острова курятся, и землетрясения здесь не редкость. Японцы называют их — Чи-сима, что значит «Тысяча островов». На самом же деле их 36. Здесь 16 действующих вулканов, множество горячих серных источников, в которых еще первые русские поселенцы на Курилах лечили ревматизм и свои раны. В проливе видны тюленьи головы. Подходим ближе и я узнаю котиков, а немного далее и сивучей. Когда-то на Курилах добывалось большое количество морских бобров, котиков, лисиц, но все это хищнически истреблено японцами, а поэтому встреча с котиками вызвала такой интерес.