А подсугробники-то, подсугробники! Как увидали пальто, все к Бабаке кинулись вприпрыжку. Влезли ей на нос, свесили стебельки, за ушами чешут Бабаку, а та и рада-радешенька! Прямо какой-то детсад устроили.
— Бабушка, — говорю, — как ты всё это объяснишь?
— Я, Костик, дай Бог памяти, ещё в 56-м году вывела подсугробники на производственной базе нашего колхоза. Шесть лет с ними, родимыми, маялась, ото всех держала в секрете. Мы ж тогда морозостойкие сорта кукурузы и брюквы выводили. А цветы в ту лихую годину не нужны были никому. Кроме меня. А они погляди какие хорошенькие! А сообразительные! Всю таблицу умножения наизусть знают и кириллический алфавит.
— Матрёна Степановна, вы гений! — кричит Бабака. — Вам в Москву с ними надо! Или нет, лучше сразу в Нобелевский комитет, в Осло!
— Кому я нужна в Москве со своими подсугробниками? — отмахивается бабушка. — Вот в Интернете пишут: экономический кризис бушует в стране. Хотя… есть у меня одна мечта-идея с недавних пор…
Набрали мы подсугробников в лукошко до краешков, вернее, это они к нам сами туда понапрыгали. Молочка им парного захотелось попить, видите ли! И домой повернули, в деревню. А по пути ещё заглянули на плантацию
Понятное дело, следующим утром я в проснулся в ужасном настроении. Только глаза открыл, сразу вспомнил про бабушку, про её беспросветное одиночество.
А она уже квадратных блинов напекла. Достала сливовое варенье из погреба.
— Почти как в Японии! — улыбается. — А вечером у нас будет праздничный ужин.
— Чего праздновать-то? — спрашиваю. — Праздновать-то чего…
Поел я через силу (прямо кусок в горло не лез, ребята!) и в лес ушёл на весь день. Бродил между соснами, в дупла заглядывал, с ёлками разговаривал, как бабушка учила. Обнимешь дерево за ствол, прижмёшься покрепче, и прямо сила в тебя вливается какая-то первородная. И начинаешь слышать голоса: это лес с тобой говорит. А что говорит — непонятно, у него своё наречие. Только тот и понимает, кто прожил тут всю жизнь, в мире и согласии с природой. Вот баба Моня, например, понимает.
Вернулся я домой — уже смеркалось. Захожу в избу, а там стол накрыт. Ломится разными яствами.
— У нас сегодня вечер русско-японской дружбы, — говорит Бабака.
Кимоно откуда-то достала — сама в синем, а бабушка в фиолетовом. Сделали высокие причёски, понавтыкали в них подсугробников — сумасшедшие! Патефон завели.
Сели мы за стол, сидим. Ждём.
— Кого ждём? — спрашиваю, а сам ковыряю пустую тарелку еловыми палочками. Это Бабака выстругала, а баба Моня раскрасила.
Только я спросил, вдруг слышу — кто-то стучится в дверь.
— Это деда Дима, наверное, принёс прессу (баба Моня журнал «Кукумбер» из Москвы выписывает), — говорю и иду открывать.
А дверь уже сама открывается. Гляжу, на пороге стоит какой-то незнакомый седовласый мужчина. Что сразу в глаза бросилось, так это его деревянные ботинки и глаза. Красивые такие глаза — живые, узкие и раскосые, как у японца.
— Здравствуйте, — говорит мужчина и низко кланяется мне в пояс. — А Матрена-сан дома?
— Дома, — говорю и оборачиваюсь на бабушку. А она сидит за столом, не шевелится. Глаза в пол уставила, зарделась, как поповна в гостях.
— Приветствую тебя, Матрена-сан! — говорит мужчина. — Вот я приехал. Как обещал.
Тут бабушка взяла себя в руки, вскочила с лавки и бросилась мужчине на шею.
— Кабуки-сан! Как же я тебя ждала!
Тут мы с Бабакой просто опешили.
В общем, оказалось, что Кабуки-сан к нам ни много ни мало прибыл из самого Токио. На двух самолётах, такси и электричке. Они с бабушкой в Интернете десять дней назад познакомились. На одном форуме селекционеров. Кабуки-сан профессор, доктор биологических наук, работает в Токийском университете. Влюбился он в бабу Моню без памяти. Она ему все ночи напролёт рассказывала про свои подсугробники. Кабуки-сан по-русски очень даже сносно разговаривает, пришепетывает только немножко. Словом, влюбился он, взял и прилетел свататься, решительный человек! Достойный уважения.
Поели мы, попили, за подарки Кабуки-сана поблагодарили (мне он привёз напульсник, Бабаке — ошейник с GPS-контролем на случай, если потеряется, а бабушке — свадебное кимоно) и пошли спать.
Только баба Моня с Кабуки-саном опять всю ночь про селекцию и семеноводство разговаривали.
На следующее утро они нас вдвоём провожали до станции. Посадили меня с Бабакой в вагон, помахали платочками. Бабушка даже пустила слезу, а Кабуки-сан, наоборот, улыбался и просил не забывать, навещать их почаще. Они на два дома решили теперь жить: летом — в Токио, а зимой — здесь, в Калистратихе. Подсугробников же на произвол судьбы не бросишь, ручные они совсем. Ласковые.
Глава 14
Нестандартность мышления
— Ты что, сынок, невесёлый? — спрашивает меня папа.
Он с работы пришёл такой бодрый. Папа всегда возвращается с работы бодрый в день зарплаты. И приносит мне чего-нибудь вкусненького. Сегодня, например, принёс конфеты «Родные просторы» — мои любимые. Сам покупал, значит. Пациенты ему обычно дарят трюфели с коньяком. А одна женщина, которую папа лечил от меланхолии, принесла ящик шампанского. Прямо к нам домой, с утра, в воскресенье. Сказала, что ей теперь ни к чему, а добро пропадёт — жалко.
— Задачку нам задали по математике, — говорю. — Не могу решить.
— Задачку? — Папа подкручивает усы.
Он усы недавно завёл, как у Макаревича. Он вообще всю жизнь работает под Макаревича. Макаревич отпустит шевелюру, и папа отрастит следом. Макаревич побреется налысо, и папа не отстаёт. Чудик! Даже выучился играть на гитаре и петь гнусавым голосом. И варить макароны. Мама раньше как-то пыталась на это реагировать, водила папу в парикмахерскую за углом. Но потом привыкла.
Вот я, когда вырасту и женюсь на Нинель Колготковой, буду всегда с ней советоваться. Недаром же англичане говорят: «Happy wife — happy life»[15]. Это Наталья Витальевна нам повторяет, учительница по английскому. Она три раза была замужем, знает человек, о чём говорит.
— Не куксись! Мы сейчас твою задачку решим в два счёта! — воодушевляется папа. — Диктуй условия!
— У человека нашли страшную болезнь… — начинаю я читать из учебника.
— Какую? — спрашивает папа.
— Это не важно, — говорю. — Главное, что обнаружили вовремя.
— Погоди, как это не важно? — не соглашается папа. — Это как раз архиважно! Я тебе как диагност с двадцатилетним стажем говорю! Если у него, допустим, клаустрофобия — это одно, а если шизофрения — тогда совсем другое.
— Папа, задачка не про то. Вот послушай: нашли у человека страшную болезнь, — я читаю заново. — Доктор выписал ему четыре таблетки двух видов. По две каждого вида…
— Всего
— Ну и задачки у вас в четвёртом классе! — присвистывает папа. — Это кто, интересненько, составляет такие учебники? Дай-ка посмотрю.
Папа выхватывает у меня учебник и цепляет на нос очки:
— Так-так-так…
— Папа, так мы до утра ничего не решим. Дай мне задачник.
Я забираю книгу и читаю условия заново:
— …Таблетки следует принять в два приёма — утром и вечером. К несчастью, больной смешал таблетки. Вопрос: как ему гарантированно выжить?
— К другому врачу пойти, — холодно говорит папа. — В государственную поликлинику по месту жительства, например. Он же наверняка в частную ходил! А там таких простачков, как наш, на раз-два разводят.
— Папа, ты отвлекись как-то, ладно? От окружающей нас действительности, — говорю. — Это же задачка, понимаешь? Художественный вымысел. Для наглядности!
— А чего они про врачей всякие глупости сочиняют? Нам, докторам, и без того несладко, а они последний авторитет подрывают среди детского населения.
— Ладно, — говорю. — Ты иди, папа, почитай газету, я сам буду решать.
— О чём спор, мальчики? — В комнату заходит мама.
— Да вот, задачку решаем дурную какую-то. Про гайморит, — говорит папа.
— Ой, у нас в театре полтруппы недавно переболело гайморитом, — радостно ойкает мама. — Давайте я помогу!
Я снова читаю условия задачи.
— Слышала? Как ему выжить? — восклицает папа. — Ни много ни мало! Это у четвероклассников такое спрашивать!
— Да-а, — задумчиво тянет мама. — Философский вопрос. Шекспировский, я бы сказала. Выходит, он случайно таблетки перемешал?
— Выходит так, — говорю.
— Значит, остаётся одно: выбросить их от греха подальше — в унитаз. Или сжечь. А лучше всего закопать в удалённом от города месте. Чтобы собаки не нашли.
— И это, по-твоему, правильный ответ? — спрашиваю я маму.
— Это единственно верный ответ. Уж поверь моему житейскому опыту.
— Вообще-то это задачка по математике. Она требует математического решения, понимаете?
— Ты только не волнуйся, сын, — говорит папа. — Сейчас мы позвоним дяде Мише на Кольский полуостров, и он эту задачку, как орешек, расщелкнет!
— Нет уж! — кричит мама. — Вы в прошлый раз про геодезистов расщелкивали полтора часа. Нам эти задачки скоро встанут в кругленькую сумму. Давайте сами решать. Значит, ты говоришь, всего четыре таблетки? По две каждого вида?
— Четыре по две, — киваю.
— Четыре по две, и все одинаковые… — растерянно повторяет мама.
— А может, ему на удачу положиться? — предлагает папа. — Съесть вслепую! А что? Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!
— Ой, Стёпа, не напоминай!
— А знаете, так вообще-то не бывает. — Папа морщит лоб. — Какие-то отличия между таблетками всё равно должны быть. Диаметр там разный или, например, толщина краешков. Либо оттенки розового. Тут нужна лупа, а лучше микроскоп.
— При чём тут, — спрашиваю, — оттенки розового?
— Как при чём? В условиях же чёрным по белому написано, что таблетки были розовые.
— Про это вообще ничего не написано.
— Да? — папа в замешательстве. — Я почему-то себе розовые представлял…
— Цвет тут никакой роли не играет! Ни цвет, ни форма, ни размер! У меня такое ощущение, что вы надо мной просто издеваетесь!
— Ну что ты, Костик! Никто над тобой не издевается! — Мама гладит меня по голове. — Наоборот, мы с папой хотим помочь.
— Как-то странно вы помогаете. Только путаете меня! Так, ладно. Значит у него четыре розовых таблетки… Тьфу ты! Четыре таблетки, а за раз надо принять две. Причём разные…
— Слушай, а может, ему новые у лечащего врача попросить? — Папа аж на месте подпрыгнул. — Возвращаться, конечно, плохая примета, да и не ближний свет — через весь город пилить. Но речь всё-таки о жизни и смерти идёт. Чего уж тут мелочиться.
— Куда пилить? Через какой город?! — кричу я.
— Как куда? В поликлинику, разумеется. Доктор же в поликлинике приём ведёт? Или на дому?
— Папа, ты в своём уме?!
— Костик, ты на папу не обижайся, — примирительно говорит мама. — У нашего папы образное мышление хорошо развито. Он нестандартно мыслит, понимаешь?
— А ты, мама? Ты как мыслишь?
— Я мыслю стратегически. Я бы на месте этого пациента плюнула на всех докторов и махнула в деревню! Чистый воздух вкупе с душевным равновесием творит чудеса!
— Катюша, ты гений! — кричит папа. — Я всегда знал, что ты мудрая женщина!
Я хватаюсь за голову.
— Хватит, — говорю, — с меня ваших образов и стратегий! Нам сейчас нужен кто-то в здравом уме и твёрдой памяти. Желательно с математическим складом ума и другим генеалогическим древом. Втроём нам эту задачу ни за что не решить.
— Бабака! — восклицает вдруг мама. — Нам нужна Бабака! Бабака, подойди сюда на минуточку.
В комнату входит заспанная Бабака.
— Всё задачку решаете? — позевывает она. — Ну-ну…
От этого её «ну-ну» мы с мамой краснеем, а папа принимается насвистывать себе под нос какую-то песенку.
— Давай учебник, — говорит Бабака и садится за стол.
С минуту она смотрит в книгу. Затаив дыхание, мы наблюдаем за выражением её морды. Оно очень сосредоточенное.
— Мне всё ясно, — говорит наконец Бабака. — Две таблетки аспирина, две аскорбинки, ступку и лезвие, — командует она.
Мама сломя голову бежит на кухню и приносит требуемое.
Бабака бросает таблетки в ступку и тщательно растирает их в порошок. Бабака высыпает полученный результат на стол и берёт в лапу бритвочку. Не Бабака, а заправский аптекарь. Бабака аккуратно делит порошковую горку на две части и говорит:
— Вуаля!
Мы смотрим на Бабаку в недоумении. Мы, то есть семейство Косточкиных, мыслим абстрактно, образно, стратегически — как угодно, только с математикой у нас нелады. Деление и умножение придуманы человечеством не про нашу честь.
— Бабака, ты гений! Мегамозг! Вундеркинд! — первым доходит до папы.
— Первую порцию порошка пациент примет утром, а вторую вечером, — на всякий случай объясняет Бабака.
— Никакой ты не вундеркинд, — говорю я и бросаюсь Бабаке на лохматую шею. — Ты у меня вундердог!