— Нет, — ответила я. — Но мы ведь обещали Местеру Маунусу.
— Тогда и приглядывай за ним сама. А я хочу поглядеть на беговую дорожку, где будут скачки.
— Лучше вам разделиться и ходить по двое. Мне за всеми зараз не уследить, — произнес Каллан.
— Да и вообще незачем тебе приглядывать за ним! — воскликнула я. — Каллан, тут же такая уйма народищу, хоть пруд пруди! Здесь ведь ничего не случится! Ну а чуть что, я как заору!
Каллан пробормотал:
— Да, на это ты, пожалуй, мастерица! — Он ткнул мне указательным пальцем в плечо. — Но будь осторожна, слышишь? Ты никуда не пойдешь с незнакомыми людьми?
— Ясное дело, нет!
Я хорошо понимала: он беспокоится. Когда в прошлом году Вальдраку — двоюродный брат Дракана — похитил меня, то как раз Каллану и пришлось сказать моей матери, что я исчезла. Они же боялись, что меня нет в живых. И он никогда этого не забывал. Да я и сама порой страшилась — страшилась, не повторится ли такое снова. Но в этой сутолоке, где кишмя кишели жители Высокогорья, я чувствовала себя уверенно. Как я сказала Каллану — стоит только заорать…
Все же Каллан не спешил отпускать меня.
— Может, все-таки тебе одной не ходить?
— Каллан, ничего не случится!
Я ощущала всей душой: если не избавиться от Каллана, следующего за мной по пятам, ярмарка будет ужасно скучной.
— Нет!
Он вздохнул.
— Ну не сажать же мне тебя в клетку. Беги, девчонка! Но будь осторожна!
— Да, да!
Давин с Пороховой Гузкой устремились к беговой дорожке, а я отправилась в гущу ярмарочной давки — искать Нико.
Да, там, пожалуй, было на что поглядеть! Сперва у меня зарябило в глазах. Звуки и запахи, люди и животные… Мелкие торговцы кричали сколько хватало духу, а меж палатками скоморохи веселили тебя всякими фокусами, только бы ты раскошелился хоть на скиллинг! Какой-то человек жонглировал тремя пылающими факелами. У него была обученная собака, что присаживалась то перед одним, то перед другим зрителем. На шее у нее висела банка, и, если туда не опускали скиллинг, она начинала выть и лаять, поднимала ужасающий шум и гам и становилась попросту опасной. Это было забавно, но я все же поспешила дальше, так как не хотела рисковать, если псина усядется передо мной.
Озираясь среди незнакомых лиц, я, однако же, нигде не увидела Нико. Не было его и возле беговой дорожки, где Давин и Пороховая Гузка, надувшись от важности, разглядывали скачущих лошадей.
Не было Нико и среди зрителей, глазевших на единоборство. Я заглядывала во все встречные пивные палатки, но и там я его не нашла. Зато я просто набежала на кучера повозки, который у нас перед носом чуть не занял наше место. Я была так занята, разглядывая посетителей пивной палатки, что не заметила его, пока не ткнулась в могучее, прикрытое кожаным фартуком пузо возчика.
— Так, так, смотри себе под ноги, девочка! — сказал он. А потом, узнав меня, добавил: — До чего ж ты напористая! Прешь и прешь, все вперед да вперед… верно?
— Прости! — пробормотала я, глядя по старой привычке вниз, в землю. — Я не видела…
— Не сомневаюсь. Но даже если твоя маменька и есть Пробуждающая Совесть, у тебя нет никакого права опрокидывать порядочных людей.
— Я не нарочно! — сказала я, пытаясь прошмыгнуть мимо.
— Так, так! Нечего спешить! — проворчал он, схватив меня за руку. — Может, ты больно благородна, чтоб прощения просить!? А?
— Я попросила, — ответила я, пытаясь вырвать руку.
— Вон что? А я и не слыхал. Ты, видно, шептала.
До чего ж он мне опостылел. Я чуть не вышла из себя от раздражения.
— Отпусти меня!
«А не то… а не то я заору», — подумала я, но произнести эти слова не успела.
— А не то?.. Что?.. Может, заставишь свою маменьку на меня проклятие наслать? Ты что, тоже угрожаешь мне — мне, честному человеку?
Я не очень испугалась. Не особо серьезно! Я бросила быстрый взгляд, нет ли где рядом Каллана, но его не было.
— Никому я не угрожаю, — уже спокойнее ответила я. — А моя матушка не может насылать проклятие. Да если бы и могла, не захотела бы.
— Так я тебе и поверю!
— Лучше поверь!
Я злобно посмотрела на него. И тут как раз оно явилось. Не потому, что мне этого хотелось, не по доброй воле. Это ведь совсем не то, что подчиняется моему желанию. Больше не могу. Вот оно! Я ощутила это по боли в голове, по молниеносной жгучей боли, которая тут же прошла.
Он издал какой-то приглушенный возглас и тут же отпустил меня, словно обжегся.
— Ведьмино отродье! — прошептал он, пятясь и на этот раз делая ведьмин знак не скрываясь.
Я глянула на него глазами Пробуждающей Совесть. Глянула оттого, что разозлилась, или оттого, что он не давал мне уйти. Теперь он не хотел смотреть на меня, а еще меньше — прикасаться ко мне.
— Сгинь! — закричал он так громко, что люди стали оборачиваться и глазеть на нас. — Держись от меня подальше с твоей дьявольщиной!
Какая-то женщина, несшая корзинку с яйцами, сделала тот же знак, что и возчик, а черноволосый мужик в красной рубахе уставился на меня так, будто я троллево дитя.
Пора было убираться отсюда…
— Мне ничего не надо. Оставьте меня в покое! — сказала я и повернулась, чтобы уйти.
Но передо мной уже стоял черноволосый мужлан, преградивший мне дорогу.
Сначала я было подумала, что это случайно, и хотела пройти мимо, но он по-прежнему преграждал мне путь.
— Извини, можно мне пройти? — учтиво спросила я.
Мне показалось, что ссор и брани нынче уже хватит.
Но черноволосый по-прежнему не двигался с места.
И смотрел на меня с каким-то чудным выражением лица, словно что-то нашел…
— Как тебя зовут? — спросил он, и голос его прозвучал как-то странно и чуждо. Во всяком случае, он не с Высокогорья, да и говорил вовсе не так, как люди, каких я знавала в Низовье. В одном ухе у него болталась серьга в виде маленькой серебряной змейки с глазами из зеленых камешков. Мне непривычно было видеть мужчину с серьгой в ухе.
Мое сердце забилось чуточку быстрее. Кто он и почему заинтересовался мной? Неужто из-за того, что возчик кричал о дьявольщине и прочем в том же роде? Мне не хотелось называть ему свое имя.
— Простите, я спешу…
Внезапно он обхватил руками мои щеки и заглянул прямо в глаза. Его хватка была не пылкой и не жесткой, а лишь неожиданной. Я отпрянула, и он тотчас же отпустил меня.
Какой-то миг мы стояли, не спуская глаз друг с друга. Затем я круто повернулась и пошла назад той же дорогой, что явилась сюда.
— Погоди! — сказал он.
Я бросила взгляд через плечо. Он следовал за мной. О, почему я не подождала Каллана?! Я побежала так быстро, как только позволяла мне людская толчея. Где же наша палатка?
Я протиснулась меж двух палаток, перепрыгнула несколько оглобель чужих повозок, нырнула под прилавок с глиняной посудой, так что горшечник, испуганно вскрикнув, обозвал меня «проклятый бесенок». Но я не остановилась, а все бежала и бежала. Разве это не наша улица? Да, там, внизу, я увидела Розу, одетую по-городскому: на ней были зеленая юбка и белая вышитая блузка.
Я снова оглянулась, но на этот раз — к моему великому облегчению — не увидела краснорубашечного черноволосого чужака.
— Привет! — воскликнула Роза. — Я продала уже трех моих маленьких лошадок и одну чашу, да и травы и зелья хорошо идут!
Матушка беседовала с покупателем о горшке для снадобий. Она старалась смотреть на горшок, а не на покупателя, но оба они улыбались, и, похоже, мы вот-вот заключим еще одну сделку.
— Замечательно! — сказала я.
Я смахнула волосы со лба и попыталась чуточку успокоиться и отдышаться.
Роза чуть внимательней глянула на меня.
— Что с тобой? — спросила она.
Я открыла было рот, чтобы рассказать о чужаке в красной рубахе, но тут же передумала, прежде чем слова слетели с моих губ.
— Ну, я просто бежала, меня угораздило наткнуться на того, кто чуть не занял раньше наше место, и он был не очень-то приветлив.
— Да уж, приветливым его не назовешь, — согласилась Роза и хихикнула. — Он ведь упустил хорошее местечко. Так что ему и впрямь не от чего было радоваться… Определенно, он не пришел в восторг! — прыснув, сказала Роза. — И, по правде говоря, так ему и надо!
Я не знаю, почему ничего не сказала ей. Может, потому, что матушка казалась такой веселой и мне не хотелось ее огорчать. Но сдается, что за этим скрывалось нечто большее. Мне чудилось, будто я по-прежнему ощущаю его руки на щеках, его грубые и теплые ладони.
И будто вижу его черные как смоль волосы и бороду. А глаза чужака, что так глубоко заглядывали в мои, были зелеными. Точь-в-точь как мои собственные…
— Видела ты хотя бы тень Нико? — спросил Каллан.
— Не-а, — ответила я. — Может, он еще не явился на ярмарку.
Герои и монстры
Нико сам отыскал нас. Настал вечер, мы как раз упаковывали палатку и уже начали подумывать об ужине. Во всяком случае, мой живот…
— Удачный выдался денек! — сказала довольная Роза. — Эх! Взяла бы я с собой каких ни на есть деревяшек, так навырезала бы еще много зверья. Они расходятся как свежий хлеб.
— Может, тебе брать чуть дороже за тех, что остались?
Роза заколебалась.
— Кто его знает! Мне по душе, когда люди могут их купить. Да и вырезать их ничего не стоит.
«Да, ничего, кроме работы, — подумала я. — Ничего, кроме фантазии, чудного дара и ловкости пальцев, да еще терпения, а это, пожалуй, тоже чего-нибудь да стоит».
Но как бы там ни было, Роза об этом не думала, она только радовалась, что людям хочется тех вещичек, что делала она сама, да еще в придачу они согласны денежки платить…
— А вот и он! — вдруг сказала моя младшая сестренка Мелли, указывая пальчиком. — Вот и Нико!
Да, это был он! Он легко протиснулся сквозь толпу, и люди расступались перед ним, сами не ведая почему. И это было как-то чудно, ведь он носил теперь такую же одежду, как и все остальные. И ничего особенно благородного в его рубашке и шерстяном жилете не было. И все же… Да, это так, видно было, что он не какой-то там заурядный, простой бонд из Высокогорья.
Я не знаю, рождаются ли княжьи сыны совсем другими, но кричат они во младенчестве, пачкают пеленки и спят, пожалуй, как и все прочие сосунки. Но, может, они научаются вести себя иначе, когда становятся старше. По-другому ходят, стоят и разговаривают. Во всяком случае, это заметно. И не только по их одежде.
После того как мы явились сюда, в горы, Нико отрастил бороду. Большинство высокогорцев носили бороду, и он, верно, тоже подумал, что так будет чуточку труднее его узнать. Но по мне, так чтобы стать неузнаваемым, требовалось куда больше.
— Добрый вечер, мадама, — поздоровался он с моей матерью.
— Добрый вечер. Девочки, а где Каллан?
— Наверху, пошел за Кречетом, — ответила я. — На сегодня мы закончили и уже все складываем.
— Торговля шла хорошо? — спросил он.
Я кивнула:
— Мы распродали все зелья и снадобья, а Роза — большую часть своих фигурок.
Он взял маленькую собачку и подбросил.
— Очень красивые! — похвалил он. — Сколько ты берешь за них?
— По скиллингу за самых маленьких и по два скиллинга за других, — пробормотала Роза, зардевшись от похвалы Нико.
Нико нахмурил брови.
— А ты не продешевила? — спросил он. — Я уверен, ты можешь выторговать за них больше!
— Да, но людям эта цена впору, — сорвалось с губ Розы. — По мне, так Нико не привычен к…
— Не привычен к чему? — спросил Нико, вдруг застыв на месте.
Роза съежилась и заметно пожалела, что вообще открыла рот.
— Ни к чему, — пробормотала она.
— Нет, ты скажешь! К чему это я не привычен?
— Не привычен думать, что сколько стоит, — прошептала Роза.
Нико очень заботливо и осторожно отставил в сторону маленькую фигурку собачки.
— Ты права, — произнес он голосом, пробирающим насквозь, до мозга костей. — За таких, как я, у нас всегда платят другие.
Круто повернувшись, он зашагал обратно, и снова показалось, будто толпа невольно расступается перед ним.
— Погоди! — закричала я, отставив в сторону мешочки с травами. — Нико, подожди меня!..
— Не хлопочи из-за меня, — холодно сказал он, продолжая свой путь. — Вообще-то, купить себе кружку пива я могу сам, самостоятельно!
В полумраке и людской толчее он уже почти исчез из виду.
«Черт побери, — подумала я. — Мы ведь посулили Местеру Маунусу…»
— Матушка! Матушка, можно мне пойти с ним?
— Да, — разрешила мама, провожая взглядом темную голову Нико. — Пожалуй, лучше всего сделать это тебе.
Я чуть не ползком пробивалась сквозь толпу следом за Нико, но ноги у него были куда длиннее моих, догнать его было очень трудно.
Мне удалось это лишь наверху, на следующей ярмарочной улице; он остановился перед лавчонкой, где торговали пивом и кое-чем покрепче. Нерешительно постояв, Нико вытащил из кармана скиллинг, но все еще не положил его на прилавок.
Я подошла к нему.
— Нико, не хочешь ли подняться со мной к палатке и поужинать со всеми?
Он резко повернулся ко мне. Он, ясное дело, не рассчитывал, что я пойду за ним. Быстро взглянув на меня, он уставился в землю. Это опечалило меня.
— Можешь спокойно глядеть на меня, — тихо сказала я. — Я больше не опасна.
Я почувствовала, как слезы жгут уголки глаз. Довольно того, что глаза Пробуждающей Совесть заставляют тебя ощущать свое одиночество, но как-то странно и словно бы непривычно, если этой силы больше нет. Будто я больше не была настоящей дочерью своей матери. И будто бы я больше не была сама собой. Мама сказала, что дар этот может вернуться снова, что силы Пробуждающей Совесть лишь притаились, и порой бывает, что мелькнет какой-то проблеск, как нынче при встрече с мужланом в кожаном фартуке. Но чаще всего ничего не случалось, когда я смотрела на людей.
— Дина… — Он коснулся пальцами моей щеки так легко, что я почувствовала лишь мимолетное тепло его руки. — Это печалит тебя? Ведь, должно быть, чудесно смотреть на других людей, не выворачивая наизнанку самые мрачные тайны их душ.
— Не знаю, — ответила я.
— У тебя появилась возможность быть обыкновенной, — проговорил он. — Ты даже не подозреваешь, как я тебе завидую.
Я не ощущала себя обыкновенной. Я ощущала себя сломленной, разбитой на куски…
— Пожалуй, уже слишком поздно, — сказала я. — Не уверена, что могу быть обыкновенной. Я вроде никогда этому не училась.
— Тогда меж тобой и мной больше общего, чем я думал, — мрачно вымолвил он.
— О чем ты?
— Если б я мог выбирать, то, полагаю, хотел бы быть… ну, сыном конюха. Или купца. Или плотника.
— Ты говоришь так только потому, что никогда не ходил вечно голодным на исходе зимы, когда есть нечего.
— Я ведь не говорю, что хочу жить в бедности! Или голодать! Или мерзнуть! Но всю мою жизнь все кругом рассуждали, каким я был или каким мне следует быть. В детстве мне запрещали играть с детьми стражников — ведь я был княжьим сыном. Я хотел обучаться мастерству горшечника или резчика по дереву, но нет, мне вместо этого непременно нужно было брать уроки фехтования. А когда я не пожелал больше этим заниматься, когда я зашвырнул свой меч, то… Но ты ведь это знаешь…
Да! Я знала это. Его отец поколотил Нико. Каждый раз он колотил все сильнее и сильнее, повторяя злобным шепотом: «Настоящий муж ничто без своего меча». Но Нико не хотел больше заниматься фехтованием, сколько бы ни бил его отец.
— А когда позднее… Когда случилось это… с отцом, Аделой и Бианом… Когда их убили, все решили, что это моих рук дело, а многие еще до сих пор в это верят. Для них я — Монстр Никодемус, и они, ничуть не колеблясь, убили бы меня, а потом похвалялись бы этим. Когда я сидел в подземной темнице крепости Дунарк, кое-кто спускался вниз только ради того, чтобы плюнуть мне в лицо… Люди, которых я знал, люди, с которыми я рос…
— Но теперь так думают далеко не все! Предводитель не верит этому, и вдова тоже, да и все, кто их окружает, их единомышленники. Ведь там, в Низовье, в Дунарке, были люди, что сопротивлялись Дракану по мере своих сил, сопротивлялись тайно! Это правда!