—За что?
— Я помешал вам на концерте. Извините меня.
— Ну что ты! За прекрасный поступок не надо извиняться.
— Хорошо. А теперь объясните мне, что произошло, кто были эти люди, почему меня похитили? Где я?
— Во дворце миллионеров.
— Да, я действительно миллионер, — тихо подтвердил господин, что сидел в соседней ложе. — На стене ты видишь два портрета — моей жены и сына. Их нет в живых. Они погибли в автомобильной катастрофе. С тех пор я одинок среди чужих и недоброжелательных людей. Я очень богат и очень несчастен.
— Кажется, я понимаю. Поэтому и велели меня похитить?
— Да. Я хочу, чтобы ты остался со мной. Я куплю тебе всё, что захочешь. Дам всё, что пожелаешь. Буду исполнять все твои прихоти, только скажи. Сейчас я покажу тебе твои комнаты — в них раньше жил мой сын. Я всё переменю в них, как ты велишь.
Если ты любишь путешествовать, мы поедем в путешествие: у меня собственный салон-вагон и собственная яхта. Мы можем жить у моря или в горах, в Америке либо в Европе. Я хочу, чтобы ты остался со мной.
Наступило долгое молчание. Только часы тикают.
— А кто эти… четверо?
— Мои детективы, моя охрана. Они следят, чтобы на меня не напали, не выстрелили в меня.
— У вас есть враги?
Богач горько усмехнулся:
— Многие враждебны ко мне. Голодные и безработные считают, что я виноват в их нищете, а богатые завидуют мне, потому что я богаче их. Они хотят иметь больше, а я им мешаю.
— А вы не мешайте им и дайте работу и хлеб тем, у кого их нет.
— Чтобы не мешать им, мне пришлось бы закрыть все мои шихты, заводы и склады. Потому что тот, кто покупает у меня, не покупает у них. Но тогда появятся новые тысячи безработных и голодных.
— Но те тысячи людей, что работают на ваших шахтах и заводах, любят вас?
— Нет.
— Может, вы им мало платите?
— Если я буду платить им больше, мне придётся дороже продавать уголь и железо; цена моего сукна, кофе и резины поднимется, и никто не станет покупать у меня. И я сразу разорюсь.
— Тогда почему… — начал Кайтусь и не закончил вопрос
Глаза у него открыты, он видит, слышит, чувствует, однако его усталая мысль дремлет.
Грей взглянул на часы.
— Поздно уже… Видишь ли, мальчик, люди думают, решают и действуют по-разному. Одни — потихоньку и трудно, другие стремительно и вдохновенно. Сейчас уже поздно. Если ты останешься тут, то вы с твоим опекуном часто будете разговаривать об этом. Он очень хочет, чтобы ты остался у него. Сейчас всё зависит от тебя.
Миллионер с беспокойством шевельнулся в кресле.
— Да, всё зависит от тебя. Я вижу, на столе нет телефона. Видимо, его унёс лакей. Нет, я не собираюсь держать тебя в заключении. Не хочу и не имею права. Можешь звонить, кому захочешь, можешь писать письма и сам опускать их в почтовый ящик. Можешь закрываться в своей комнате или ходить гулять в город. Не давай мне сегодня ответа. И даже завтра не надо. Подумай, реши, хочешь ли ты стать моим приёмным сыном. А теперь только один вопрос: ты не боишься спать в комнате один?
— Не боюсь, — ответил Кайтусь.
Миллионер позвонил лакею.
Глава 16
Возвращение домой. Кайтусь узнал врага. Железнодорожная катастрофа. Исповедь и смерть сыщика
Мысль! Сильная, ясная, юная, пылкая.
Мысль! Своя, щедрая, буйная, дерзкая.
Мысль чародейская!.. Мысль слабая, сонная и боязливая…
Мысль ленивая, бессильная, беззащитная…
Кайтусь видит и слышит, глаза у него открыты, но мысль дремлет. Ему всё безразлично.
Он не радуется, не печалится.
Ему всё безразлично.
Огромный зал со стеклянной крышей, разделённой на множество помещений, — это игральная комната.
В одном помещении крепость и солдаты. Пушечки, машинки, игрушечный электрический поезд. Пехота, кавалерия, танки. Два дня провёл тут Кайтусь.
В другом — домик гномов. Но Кайтусь не собирается играть в куклы.
Третье — остров Робинзона. Тут настоящие говорящие попугаи и смешные обезьянки. Деревья, которые можно переставлять с места на место, словно новогодние ёлки. Есть всё, что нужно, чтобы построить вигвам. Есть шкуры разных зверей.
Два дня Кайтусь с удовольствием играл тут.
В четвёртом помещении самый настоящий пруд. Игрушечные лодки — моторные, парусные, рыбачьи, пароходы. В пруду можно ловить рыбу — на удочку и сетью.
Ну и что? Включил Кайтусь фонтан, поймал рыбку и бросил её обратно в воду. Кинул лебедю пряник. Больше тут делать было нечего.
В мастерской Кайтусь работал целых четыре дня, но больше переломал, чем сделал. Всё готовое, всё уже пригнано друг к другу. Он даже ни разу руку себе не поранил молотком.
В библиотеке столько книг, что даже не знаешь, какую взять почитать, и все они потому кажутся неинтересными.
Неинтересными были и ребята, которых миллионер приглашал, чтобы они играли с Кайтусем.
Мальчики притворяются смельчаками, но предпочитают играть куклами, а не в войну, о казаках-разбойниках даже слушать не хотят — такие напуганные.
— Что тебе ещё купить? Кого пригласить? — спрашивает миллионер.
— Никого не надо. Тут всего вдоволь. Нe покупай, не приноси, не хочу, хватит.
Кайтусь чувствует себя, словно птица, попавшая в силки, словно ласточка перед отлётом в дальние края.
Он решил возвратиться в Варшаву.
Там уже, наверно, забыли про него и больше не разыскивают. Остров на Висле затопили и думают небось, что и волшебник убит.
— Почему ты не играешь на скрипке?
— Зачем?
— Почему не читаешь?
— От чтения портятся глаза.
— Почему не играешь с игрушками?
— Не хочется. Завтра.
Вернётся Кайтусь в Варшаву, прогонит двойника, занявшего его место.
А если он утратил чародейскую силу, то поедет, как все. Хотя ему уже удаётся разное мелкое волшебство. Просто что-то у него разладилось.
Либо нужно отдохнуть, либо начинать с самого начала.
«Хочу, чтобы под подушкой была шоколадка».
Иной раз она есть, иной раз нету.
«Хочу, чтобы в кармане лежал золотой».
Есть! Обрадовался Кайтусь, даже поцеловал монету.
«Хочу, чтобы у прохожего выпал из рук портфель… Чтобы эта женщина чихнула… Чтобы собака залаяла на девочку…»
То получается, то нет — как в самом начале.
Нужно ещё подождать…
И вот Кайтусь дождался.
Миллионер уехал, потому что на одной из его шахт шахтёры грозят объявить забастовку.
Кайтусю удалось выйти из парка. Он быстро вмешался и толпу прохожих. Сел в трамвай. А когда убедился, что никто его не преследует, изменил лицо, одежду и отправился в порт.
На большом белом щите написано, в какой день и час открывают пароходы. Кайтусь читает. Какой-то человек спрашивает его:
— Эй, малый! Чего ищешь?
— Работу ищу.
— Давай доллар, отведу, куда нужно.
Кайтусь дал ему пять долларов, сдачи не получил.
— А ну, все за мной!
Глядит Кайтусь, а около этого человека ещё с десяток мальчишек. Привёл он их к обшарпанному бараку, агентство по найму.
— Ждите здесь, оборванцы!
Стали их по очереди вызывать.
— What is your name? Wie alt bist du? Ou demenres tu?{10} — спрашивает человек с трубкой.
Кайтусь отвечает по-английски, по-немецки, по-французски. Врёт на всех языках. Но никто не проверяет, просто записывают ответы в толстую книгу.
— Покажи руки. Покажи зубы. Ну, ну. Прочитай вот это и это.
На грязном, засаленном листке всего три слова: «Не воровать. Слушаться».
— Понял?
— Да.
Молодой шепнул что-то на ухо господину с трубкой. Тот взял в левую руку палку и, стуча Кайтусю по лбу указательным пальцем, грозным голосом произнёс на четырёх языках:
— Be obedient! Gehorsam sein! Sois obeissant! Sii ubbidiente!{11} Ясно?
— Ясно.
— Поставь подпись. Только не спутай. Пиши имя и фамилию, что стоят в твоей фальшивой метрике.
— Она вовсе не фальшивая.
— Молчать! Ишь гусь какой!
Так Кайтусь попал на пароход.
На тот же, на котором приплыл в Америку, но только теперь он был уже не кинозвездой, путешествующей в сопровождении секретаря, врача и учителя, и не пассажиром первого класса.
Мальчики-бои из судовой прислуги приняли его недружелюбно.
— Вещи какие-нибудь у тебя есть?
— Нет, не успел захватить.
— Сколько дал взятки?
— Нисколько не давал, — отвечал Кайтусь.
— Ври больше. А то бы без тебя тут не обошлись… Четыре языка знает, а башмаки есть просят… Ручки, как у барышни, а в голове небось вшей полно…
Кубрик тесный, тёмный. Кайтусь присел на сундучок, стульев-то нет.
— Ты чего это расселся на моём сундучке? Стой и дожидайся, пока не найдём тебе места. Где он будет спать? У нас в кубрике и без него душно, так что берите его к себе.
— У нас и так пятеро!
— Ты мне ещё поспорь!
— Раз его приняли на место Майкла, пусть он и спит на его койке. А то больно ты хитрый.
— Заткнись! Всего два месяца служит, а уже своё мнение высказывает. Вот поплавай год, как я, тогда и будешь говорить. Здесь распоряжаюсь я.
— Подумаешь, год плавает! Тоже мне, морской волк. У меня отец двадцать лет в матросах. У него две медали за спасение утопающих.
Спорщики чуть было не сцепились, но тут вошёл «рыжий», старший стюард из буфетной. Он был старшим над боями.
Он тоже плохо принял Кайтуся. Во-первых, потому, что был с похмелья перед отплытием, а во-вторых, был раздражён: как это без него приняли нового боя.
— Где этот новенький? Стой прямо, болван! Ишь красавчик! Небось сразу сляжешь от морской болезни.
— Точно, и ещё весь кубрик перепачкает. Пусть в коридорчике спит.
— Молчать! Спать будет там, где я скажу. Покажи зубы — чистые? Теперь руки. Так… Встань в дверях. Ноги вместе. Поклонись.
Кайтусь поклонился.
— Ещё раз. Кто тебя так учил? Ты что, ровне кланяешься? Ниже голову, морду не поднимай. Ещё ниже!
Ухватил «рыжий» Кайтуся за плечо, давит вниз, трясёт, толкает.
— Подай стакан воды. Живей шевелись! Не так! Не с той стороны! Улыбайся, скотина! Плохо. Снова. Спички есть? Возьми коробок в карман.
«Рыжий» уселся, сунул в рот папиросу, крикнул:
— Бой, огня!
Кайтусь стоит.
— Не понял, дурак? Огня! Подай мне спичку.
А у Кайтуся руки трясутся. Мальчишки в хохот. Спички посыпались на землю. Кайтусь их собирает, а из глаз капают слезы.
— Ладно, хватит, уродина. Не смей мне показываться на глаза, пока тебя не выдрессируют.
Начали Кайтуся дрессировать. Одели в зелёную курточку с золотыми пуговицами. Пошла служба.
Проверяют — не строптив ли Кайтусь, старательный ли, ни слишком ли длинный у него язык, не станет ли ябедничать.
— Эй, ты, заменишь меня в кухне, у меня голова болит! Эй, ты, пойдёшь вместо меня в читальню, а я в клуб.
— Хорошо.
Дело в том, что в клубе играют в карты; там и интересней, и чаевые богаче, можно монетку на полу найти и даже, подавая что-нибудь, незаметно пальцем сбросить со стола денежную бумажку.
Но говорить, что тебя попросили о замене, нельзя.
— Ты почему оказался в читальне?
— Перепутал. Не расслышал, куда нужно идти.
— В наказание — ночное дежурство в туалете.
А в общем, Кайтусь показал себя хорошим товарищем. Правда, странный он какой-то: вечно грустный, на всё соглашается. Не знают бои, какой раньше был Кайтусь весёлый, даже слишком весёлый.
А как они мигом чуют, что Кайтусь получил чаевые? Сразу кто-нибудь подойдёт и предложит:
— Сыграем в картишки?
— Давай.
Кайтусю известно, что карты краплёные. Проиграет он быстренько полученный доллар и идёт спать в коридорчик. Притом знает, что трижды его ударят дверью, когда ночные дежурные будут возвращаться к себе в кубрики.
А, да всё равно — ненадолго это.
Пусть только пароход причалит к порту.
Как-то, отдежурив, вышел Кайтусь на палубу, смотрит на море и думает: «Бедный Майкл. Лежит сейчас в больнице, а может, умер. Он уже тогда был болен».
Кайтусь ведь поступил на место Майкла. Он хорошо помнит бледного мальчика с печальной улыбкой. И отлично знает нынешних своих сотоварищей, с которыми доктор тогда не позволял ему играть. Сходя с парохода, Кайтусь — «король пловцов», чудо боксёр, будущая кинозвезда — дал каждому из них, когда они стояли, склонясь в низком поклоне, по десять долларов.
Однажды Майкл дежурил в бассейне. Он как раз подавал Кайтусю полотенце и вдруг зашёлся в кашле. Побагровел — видно было, как он пытается сдержаться, не раскашляться. Преподаватель гимнастики мгновенно вырвал у него из рук полотенце, и после этого Кайтусь видел Майкла всего один раз — когда тот протянул руку за чаевыми и тихо прошептал:
— Спасибо.
Смотрит Кайтусь на море и думает: «То ли эти ребята добрые, то ли злые, а может, вовсе не злые, а просто испорченные?»
Сегодня он был свидетелем спора между ними. Один грозился:
— Дождёшься у меня, ворюга. Если не отдашь двадцать центов, я расскажу «рыжему», откуда у тебя этот карандаш. Думаешь, я не видел? Я и в темноте отлично вижу. В кинозале тот киношный сопляк что-то написал и положил карандаш на стол. А ты, подавая лимонад, свистнул его.
— Расскажи, а я расскажу, как ты стырил в буфете бутылку вина. Карандаш-то я отдал «рыжему», а вино ты сам вылакал.
Только теперь Кайтусь понял, почему он тогда не нашёл серебряный автоматический карандашик. И странно ему, как это можно украсть и при этом мило улыбаться, кланяться человеку в пояс, а потом называть его сопляком.
И так всюду и всегда. Почему существуют бедные и богатые? Почему они друг друга ненавидят?
Ведь солнце же для всех светит одинаково.
Смотрит Кайтусь на море, на небо, на заходящее солнце. Слушает, как напевает пассажир первого класса, итальянский дипломат, с которым «рыжий» велел быть особенно услужливым.
— Отвечай ему только по-итальянски. И сам на этом заработаешь, и пароходу рекламу сделаешь.
Но итальянец лишь издали с интересом поглядывал на Кайтуся, но заговорить ни разу не заговорил.
Зато другой пассажир частенько окликает Кайтуся, улыбается ему.
Бои называют его «нищий», потому что одет он всегда неряшливо, или «слепой» — он иногда носит синие очки.
Вот и сейчас он в этих очках.
— Что, малыш, не спишь?
— Не сплю, сэр.
— Морем любуешься?
— Да, сэр.
— И размышляешь?
— Размышляю, сэр.
— Тяжело, наверно, тебе. Грустишь, да? Выпей капельку.
Кайтусь протягивает руку и вдруг чует запах того же самого вина, что на кладбище и в цирке.
— Пей, пей, крепче спать будешь
Но Кайтусь внезапно выбил из рук пассажира стопку и крикнул:
— Сгинь, призрак проклятый!
«Нищий» схватился за поручни, издал протяжный стон, похожий на вой, и — сгинул, словно его и не было.
Оглянулся Кайтусь, но на палубе никого. Только вдалеке стоит спиной итальянец и напевает. Значит, не видел ничего.
Кайтусь спустился в кубрик.
— Можешь спать с нами. Теперь мы видим: ты добрый товарищ. А в коридорчике неудобно, все тебя будят.
— Спасибо.
В кубрике Кайтуся не будят, но он всё равно не спит.
Теперь он знает своего врага. Тот опять хотел его напоить, потом утопить, а может быть, опять толкнуть на какие-нибудь глупые выходки. Нет, Кайтусь на это не пойдёт. Не для того он стал чародеем. На такие штучки способен любой шалопай младшеклассник — и даже без вина из серебряной стопки. А вдруг враг станет мстить? Ну и пусть. Кайтусь теперь убедился, что он сильней врага. А что делать завтра, когда обнаружится, что «нищего» нету на пароходе? Признаться, что он последним видел его и даже разговаривал?