Лучась улыбками и прыщиками, предводитель встал:
– Охотишься, значит… А ну-ка, подойди, мой хороший…
Ежики сделал два слабеньких шага. Все равно не убежать.
– Не… я не охочусь. Я просто так бросал. – Голос каким-то противно тоненьким сделался.
Предводитель сказал:
– Охотишься, охотишься… Все охотятся в этой жизни друг за другом. И получается – сперва ты охотник, потом ты же добыча. Судьба – индейка, жизнь – копейка… Копейки есть?
– Не…
– Если есть, отдай сам. А то проверим и… Жижа, что бывает тем, кто говорит неправду?
Тощенький большеухий Жижа сидел по-турецки. Он поднял печальное треугольное личико, сказал пискляво:
– Больно бывает… ой как больно, прямо даже нестерпимо.
Ежики испугался не боли. Испугался бессилия, зловещей неизвестности, чужих грязных пальцев, которые вцепятся в него.
– Ребята, я… у меня только вот… – Он суетливо зашарил в кармане. – Но на нее ведь ничего не купишь, она старая…
– Ну-ка, ну-ка… – Монетка перешла к предводителю. – Глядите, детки.
Мальчишки вскочили, застукались лбами над добычей.
– Фи, – сказал писклявый Жижа. – С голого петушка – ни пера, ни гребешка. Тын, давайте его лучше
Если лопнут два кольца,
Буду гадом без лица.
Просто, зато железно. Редко кто мог под такой клятвой схитрить. Это уж если совсем никакой совести и стыда перед собой нет.
Ежики пробормотал:
– Кто по пустякам такие клятвы дает…
– Йхоло разве пустяк? А?
Поймал его Тын! И смотрел, ухмыляясь.
Монетка не была еще йхоло. Чтобы вещь стала таким талисманом, надо ее поносить с собой, привыкнуть. А потом подержать в кулаке над пламенем настоящей свечки – до тех пор, пока терпит рука. Вот тогда – йхоло… А Ежики еще не успел. Он и забормотал про это – умоляюще, с плаксивой ноткой. И безнадежно…
– А обманывать нехорошо, – ласково перебил Тын. – Жижа, что бывает тем, кто обманывает?
– Ой, что бывает!.. – с готовностью запищал Жижа. – Ой, даже совсем ужасно…
Двое ухватили Ежики за локти, один – за плечи и уперся коленом ему в поясницу. А мерзкий Жижа присел, стиснул ему клейкими ладонями щиколотки. Ежики понял, что пришел в жизни миг отчаянной битвы. Насмерть! Он рванулся с такой яростной силой, что все четверо отлетели кто в кусты, кто на камни. Отскочил и Тын. Округлив рот мокрой буквой «О».
Враги полежали, отдохнули и, пригибаясь, начали подбираться. Отчаяние гудело в Ежики…
– Сто-оп, – вдруг сказал Тын. – Мальчик-то не прост…
Ежики метнулся, схватил с камней бумеранг.
– Храбрых мы уважаем, – задумчиво сказал Тын.
Ежики выдохнул:
– Отдавайте монету…
– Ну уж, так сразу… Ты ее сам отдал. Теперь за монету выкуп.
– Какой?
– А такой… Да не маши загогулиной-то. Если надо будет, все равно скрутим и причешем. Лучше слушай. Три дня будешь приносить нам дань. Подарки. Потом отдадим твою деньгу… Идет?
Куда деваться-то? Ярость и сила уже оставили Ежики. Он понуро кивнул.
– Колечками пусть поклянется, – предложил один из мальчишек. Тын возразил:
– А на шишаґ. Если хочет монету, придет без клятвы.
…Три дня подряд платил Ежики дань «садовым троликам» – так называла себя компания Тына («тролик» – это помесь подземного тролля и дикого австралийского кролика, так объяснил Тын). В сводчатом подземелье, под фундаментом срытой усадьбы, у троликов было убежище – они называли его бункером. Ежики, маясь от стыда, носил в бункер то банку натуральных засахаренных вишен, то коробку с большими орехами, где в некоторых не ядрышки, а мелкие игрушки-сюрпризы, то магнитный диск с фильмом-серией про Маугли. Носил, конечно, тайком от мамы, и потому было тошно вдвойне. И никому ничего не говорил.
Можно было признаться во всем Ярику, можно было поднять на ноги Морских орлят. Уж отряду-то шайка троликов была вполне по силам. Но пришлось бы рассказать ребятам, как позорно, без боя отдал монетку. При мысли об этом лицо и уши обдавало горячим паром.
Тролики встречали Ежики добродушно. Говорили спасибо. Усаживали с собой. Угощали сваренным на старой микроволновой печке густым, как смола, чаем. Рассказывали истории, от которых было тошно, будто босыми ногами вляпался в какую-то мерзость. Один раз дали даже глотнуть дыма из старинного черного мундштука с набалдашником – трубка мира, мол. Он закашлялся, поплыло в глазах.
– Хватит! – приказал Тын. – Мальчик нежный, мужские забавы не для него…
Ежики все терпел. Ради монетки. Потому что вернуть ее было для него теперь самым важным делом на свете. Казалось, что тогда искупит он свою трусость, а мальчика – того, чей портрет на денежке, – вызволит из постыдного плена.
И на третий день, уже притерпевшись к компании и осмелев, Ежики потребовал:
– Все! Давайте монету!
Тролики захихикали.
– У вас хоть какая-то совесть есть? – опять чуть не заплакал Ежики.
– Есть, есть, – успокоил Тын. – Только все надо по правилам. Сперва ты должен пройти испытание и вступить в наше общество.
– Не буду я вступать! Мы не договаривались!
– Как хочешь. А испытание все равно пройти обязан. Тебе же на пользу. Научишься аутотренингу иттов.
– Чего?
– Не «чего», а «кого». Иттов… Было такое племя на древнем Марсе. Суровые воины. Им ни жара, ни холод, ни боль не страшны, они как камень. Могли неделями на раскаленных вулканических камнях лежать или, наоборот, на льду, врага поджидать. И не дрогнут, не шелохнутся, будто по правде каменные. Скажут себе: «Я ничего не чувствую, я итт, я неподвижен». И как мертвые…
Тын все врал. Никаких иттов на Марсе никогда не было. Там, правда, найдены остатки длинных стен и строений, но ученые не знают, кто и когда их построил… Странно даже, что Тын говорил так серьезно, будто и сам верил.
– Не хочу я, – сказал Ежики, – никаких иттов…
– Не хочешь – гуляй.
– Сами обещали, а теперь…
– А мы с трусами честных дел не имеем. Труса надуть – себя порадовать!
– Я не трус, я просто не хочу! Вы опять обманете!
Тын сцепил мизинцы:
– Кто сломает два кольца, будет гадом без лица!.. Выдержишь испытание иттов – отдадим деньгу!
В общем, велели ему снять майку. Положили спиной на широкую, как ствол дуба, железную трубу – она проходила по краю подвала. Какая-то подземная фабрика сливала по ней в дальние отстойники свои отходы. Труба иногда была тепловатой, а иногда горячей. Сейчас – нормально, терпеть можно сколько хочешь.
– Ну, и что дальше?
– Подожди…
Привязали его за ноги, за живот, за плечи толстой веревкой. Рядом, на каменный выступ стены, поставили песочные часы.
– Вот! Если выдержишь, пока весь песок не пересыплется, получишь монету и звание итта-оруженосца. Заорешь раньше – сам виноват.
Колбочки часов были с мелкий апельсин. Ежики прикинул, что песка в часах – минут на десять. Ладно, плевать. Металл вовсе не обжигает, приятно даже…
Тын куда-то ушел. Четверо сели в дальнем углу играть в шери-раш на орехи, которые принес вчера Ежики. Играли без шума, ругались шепотом. Стало слышно даже, как шуршит струйка в часах…
А может, в самом деле были на свете марсианские воины-итты? Наверно, на конях, в бронзовых панцирях и шлемах. Лица коричнево-красные, как марсианский песок… Конские копыта мягко ступают по песку. На нем – длинные тени: маленькое солнце в лиловом небе висит низко над дюнами…
Стало припекать. Горячие мухи побежали по лопаткам, по икрам. Ладно, ничего… Лучше не смотреть на часы, смотреть вверх и представлять холодное марсианское небо. А мимо проезжают всадники, поглядывают на лежащего мальчишку… А кусачие мухи – вовсе не горячие. Это, наоборот, уколы холода от песка, заледеневшего на вечной мерзлоте… А всадники едут, едут мимо мальчишки, который, наверно, и не настоящий вовсе, а вырезан из гранита древними мастерами…
– А-а!! Вы что, психи!! – Это ворвался в бункер Тын. Полоснул ножом по веревкам. Рванул Ежики с трубы. Орал и замахивался на троликов, которые с испуга роняли выигранные орехи. – Сволочи! Оставить нельзя одних!.. Он же совсем изжарился!
Ежики недоуменно глянул на часы. Песок пересыпался. Видимо, давно. Болел надавленный железом затылок. Но больше ничего не болело. Мальчишки щупали, оглаживали его спину и ноги.
– Никаких же следов нету, Тын…
Ежики дернулся, чтобы не лапали, коснулся ногой трубы. Ахнул, отскочил. Тронул ладонью. Труба была как раскаленная электропечь.
Он обвел глазами растерянных троликов. Резко сказал:
– Монету!
– Отдай, – велел Тын Жиже. Тот замигал.
– Ну! – грозно произнес Тын. – Я обещал, что без обмана.
– Нету же ее… – Жижа осип с перепугу. – Я… ее…
– Что-о? – Тын взял писклявика за свитер на груди. – Убью, киса…
Жижа тихонько заревел:
– Я думал, он все равно не выдержит… Я ее вчера на излучатель поменял для фотонного самострела… а-а…
– Вот и доверяй таким, – скорбно сказал Тын. – Что я теперь объясню Консулу?.. У, рожа… Гудзик и Лапочка, веревку! И… пшигу.
Услышав про неизвестную Ежики и, видимо, страшную «пшигу», Жижа заорал благим матом:
– Я все отдам! Не надо!! А-а! Я ему Яшку отдам!
И стало тихо.
– Чего-чего? – не поверил Тын.
– Я… Яшку…
– Откуда он у тебя?
– Выиграл у Канючки… На той неделе…
– И молчал, м-морда…
Ежики не верил ушам. Яшка – это было главное богатство среди ребячьих ценностей. По крайней мере, в границах Полуострова. Дороже всяких игрушек и многосерийных дисков. О нем ходили легенды. По слухам, он попадал то к одному, то к другому счастливчику: то как выигрыш в споре, то в обмен на какие-то сокровища… Ни сам Ежики, ни его друзья никогда Яшку не видели. И не надеялись увидеть… И вдруг – у этого писклявого тролика…
– Покажи! – велел Тын. – Да… Черт возьми, это он, хоть кольцами, хоть чем поклянусь… Везет же всяким недоумкам.
– Не надо отдавать, – сказал толстый Куча.
– Дурак! Консул обещал: если обманем, головы снимет. Ну что, берешь Яшку? Монету все равно не вернуть. Бери… И больше у нас носа не кажи. На…
Холодный, синевато-прозрачный, размером с огрызок толстого карандаша кристалл впечатался в ладонь Ежики.
Про Яшку рассказывали всякое. Говорили даже, что он – пришелец с какой-то звездной системы, где кристаллическая жизнь. Мол, скорее всего, летели эти жители в экспедицию к другим звездам, корабль взорвался, а Яшку занесло на Землю. От взрыва Яшка «сдвинулся в уме» и многое забыл. А может, он был просто пацаненок среди взрослых кристаллов-космонавтов и поэтому толком ничего объяснить не может. Как малыш, потерявшийся в центральном супермаркете…
Более рассудительные люди высказывали догадку, что Яшка – осколок кристаллической памяти со станции-спутника «Око». Эту станцию с искусственным мозгом Всемирный институт прогнозов запустил на дальнюю орбиту семь лет назад, чтобы вести наблюдения за всей жизнью планеты и давать предсказания во всех областях человеческой жизни. В общем, был это эксперимент большущего масштаба, и ученые возлагали на всевидящее «Око» массу надежд. Но станция, выйдя на орбиту, рванула белым пламенем и разлетелась на мелкие осколки…
Взрослые, однако, утверждали, что память «Ока» была не кристаллическая, а из биомассы искусственных нейронов. Ну да взрослые всегда спорят с ребятами, а потом выясняется, что все напутали…
Несмотря на кашу в голове (если представить, что у Яшки была голова), знал он ужасно много. Примерно как целая Академия наук. Обладатель Яшки мог не заботиться о школьных письменных заданиях: маленький кристалл выдавал на принтер сочинения по любому вопросу, причем ловко подделывал стиль ученика. Он мог рассказывать сказки и всякие истории о людях из неведомых стран, делал расчеты для электронных моделей, показывал удивительные фильмы, о которых никто раньше и слыхом не слыхивал. Или просто болтал и пел песенки. Но все это – если Яшка был в ударе. В хорошем настроении. А случалось и так, что он показывал на экране большую стереоскопическую фигу и выдавал стихотворную дразнилку, да такую ехидную, что хотелось расшибить дисплей и самого Яшку (но его поди расшиби, он как алмаз).
Бывало (и нередко), что Яшка просто нес околесицу – как справочный робот, у которого перепутались волноводы…
…Это все, конечно, Ежики знал, как и всякий мальчишка Полуострова. Сжал он холодный кристалл во взмокшей от волнения ладони и кинулся из бункера домой. Схватил там свой школьный «Собеседник», свинтил заднюю крышку (что, разумеется, не разрешалось), выдернул блок расшифровки программ, разогнул контакты и вставил между ними Яшку.
Экран мигнул. На нем появился большой знак вопроса – в виде червяка с кукольной головкой: глазки, уши и капризный рот.
– Ну, чего надо? – отозвался Яшка голосом невыспавшегося дошкольника.
– Я… не знаю… Здравствуй, – выдохнул Ежики.
– Чего-чего? – тоненько удивился Яшка.
– Здравствуй, – опять сказал Ежики и почему-то застеснялся.
– Это ты со мной здороваешься? – подозрительно спросил Яшка.
– Ну… да. А что?
– Тогда хорошо, – совсем по-мальчишечьи вздохнул Яшка. Знак вопроса исчез, побежали цветные волны. – Я думал, дразниться будешь.
– Я? Зачем?
– Не знаю… Все дразнятся. По крайней мере, сперва, когда знакомятся.
– Не, я не буду…
Они оба замолчали. На целую минуту. Потом Яшка спросил:
– Тебе что? Сочинение?
– Нет… У нас ведь каникулы.
– Тогда кино?
– Нет. Я просто так. Поговорить…
– Правда? Тогда говори.
– Яшка… Ты кто?
Цветные полосы метнулись, на экране расплылась черная амеба. Яшкин голосок обиженно задребезжал:
– А говорил, не будешь дразниться!
– Да я же… Чего я такого сказал-то?
– Я тыщ-щ-щу раз объяснял: не помню я, кто я такой! Чтоб не приставали! А ты опять!
– Но я же не знал! Я с тобой первый раз!.. Яшка… ну, извини.
Махнуло розовым светом, затем почему-то появились на экране желтые одуванчики, по одному шла божья коровка.
– Ладно… Я же правда не знаю, кто я… У меня на этом месте скол…
– Что?
– Ну, ты же видел! С одного конца я острый, а с другого обломанный. Это я откололся от корня… Там, за этим обломом, осталось такое… ну, не помню… Тебя как зовут?
– М-м… Матвей Юлиус Радомир.
– Покороче-то можно?
– М-м… можно… Ежики.
– Ежики… Ты почему молчишь?
– Не знаю…
– Нет, по-че-му?
– А что говорить?.. Мне тебя жалко. Что ты откололся, – признался Ежики.
Божья коровка улетела, одуванчики стремительно отцвели, опушились, потом на них дунуло, семена унеслись. Только один парашютик повис посреди экрана. Увеличился. Превратился в силуэт человечка. Смешно почесал ножку о ножку. Яшка сказал со снисходительным вздохом:
– Ты ничего парнишка. Я у такого давно не был…
– Можно я тебя с Яриком познакомлю? – неловко спросил Ежики.
– А он хороший? Как ты?
– Да в сто раз лучше! – искренне сказал Ежики.
Но с Яриком он Яшку не познакомил. Не мог решиться. Надо было тогда рассказать Ярику про все. И как струсил, отдал монетку. И как таскал «садовым троликам» постыдную дань… Конечно, потом он выдержал испытание иттов и тролики его даже зауважали. Но ведь монетку он все равно не вернул…
«Это же пустяк, – уговаривал себя Ежики. – Она ведь не была еще йхоло. Зато – Яшка!.. Он же гораздо лучше этой денежки. И я выручил его от тех, кто его дразнил… А Ярику можно просто сказать, что выменял Яшку на монетку. Это почти правда…»