Тот только головой мотнул да прикрикнул на свою тройку.
Лошадки побежали быстрее. Колокольчик громко звенел под дугой, над самой гривой коренной серой.
А ветер делался все сильнее. Хлопья снега гуще ударяли о верх кибитки.
Дядина борода, усы и шапка казались совсем белыми. Тетя плотнее закутала нас с Лизочкой большими оренбургскими платками и просила не разговаривать. И Яша приумолк. Он забился в самый угол кибитки и, кажется, дремал, положив голову на теплый рукав дядиной шинели.
Я уже не видела впереди серой спины ямщика. Его кафтан сделался белым от снега, и сам он был похож на тех старичков-кукол, которых вешают на елку.
Начинало заметно темнеть. Дядя приказал зажечь фонари, но как ни старался наш ямщик, фонари гасли от сильного ветра, и мы ехали в густых сумерках.
Мне стало холодно и захотелось спать. Лизочка давно дремала в своем уголку, забавно потягивая носиком. Я подвинулась к ней поближе и очень скоро тоже уснула.
* * *
Проснулась я, когда было совсем темно. Возок не двигался. Лизочка, позабывшая спросонья, что мы находимся на дороге, требовала, чтобы зажгли лампу. Яша старался зажечь спичку, но руки его окоченели и не слушались.
— Что, сбились? — тревожно спрашивала тетя, стараясь говорить как можно спокойнее, чтобы не испугать нас.
— Известно, сбились, — ответил ямщик, недовольно и стал понукать тройку.
Но лошади стояли. А кругом белели сугробы и ветер жалобно выл.
У меня сильно закоченели ноги, и я старалась отогреть их, ударяя одну о другую.
— А где же папа? — испуганно вскрикнула Лизочка, видя, что дяди Пети нет в кибитке.
— Успокойся, деточка, папа пошел искать дорогу! — поспешила ответить тетя.
Но Лизочка плакала и твердила, что папа заблудился и что его съели волки.
Мне тоже было страшно в этом лесу, где так громко выла вьюга.
Один Яша был спокоен по-прежнему. Он говорил расходившейся Лизочке, что дядя сейчас вернется и что в этом лесу волки не водятся.
Но когда неожиданно появившийся, весь запушенный снегом дядя сказал, что нашел дорогу, недалеко раздался вой.
— Что это? — встрепенулись мы. — Что это?
Но старшие нам не ответили. Я только слышала, как тетя прошептала:
— Господи, помилуй нас!
Дядя с ямщиком изо всех сил старались вытащить завязнувшую в снежном сугробе тройку.
Наконец, лошади попали на дорогу, и дядя приказал ямщику гнать что есть силы.
— Сам понимаю! — сурово ответил тот с козел, в то время как тетя передала дяде длинный и тяжелый ящик, лежавший позади нее.
Я догадалась, что это были ружья.
А вой делался все громче и страшнее. Я поняла, что за нами гналась волчья стая.
Я никогда не забуду этой ночи… Наш возок мчался, лошади храпели.
Дядя зарядил оба ружья, одно держал наготове, другое передал Яше.
Лизочка рыдала от страха… Я твердила молитву, которой научила меня няня: "Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!" Тетя обняла нас с Лизой и прижала к себе. А волки были так близко.
Они гнались за нашим возком. Вот два из них, самые храбрые, забежали вперед и хотели броситься на одну из лошадей, но дядя выстрелил.
— Наповал! — радостно сказал Яша, подавая дяде другое ружье.
Метель поутихла. Бледная луна чуть выглянула из-за облака, слабо осветила дорогу, и мы увидели стаю волков.
— Яша, — приказал дядя, — заряди, родимый, да повали-ка вот этого, что подбирается к пристяжной.
Яша, не говоря ни слова, зарядил ружье и выстрелил. В моей голове мелькнула мысль: где научился стрелять Яша? — но тут же я вспомнила, как дядя брал его с собой на охоту и как мы с Лизочкой горько плакали над убитым им зайчиком и долго дулись за него на Яшу.
Волки гнались за нашим возком.
Казалось, волков не пугали выстрелы. Они не отставали ни на шаг от возка.
Лизочка лежала без чувств на руках тети.
Яша заряжал ружья. Дядя стрелял.
Вдруг рядом со мной появилась длинная, острая морда с двумя сверкающими углями вместо глаз, с оскаленными зубами. В ту же минуту раздался чей-то страшный крик, и все смешалось.
Я потеряла сознание.
Глава 4
Спасены. Дальнейший путь. На новоселье. В новом гнездышке. Нянин сюрприз. Яшино несчастье. В цирке. Старые воспоминания. Толстый Дик на новом месте. Доброе дело. Елка
* * *
Мы были уже на платформе, когда подкатил громадный локомотив с длинным хвостом вагонов. Поезд стоял всего пять минут. Поднялась суматоха. Дядя с трудом отыскал место и усадил нас в вагон.
Тетя наскоро устроила нам постели на мягких диванах и помогла нам улечься поудобнее. Меня чуть покачивало на мягком диване, и я скоро заснула крепким, сладким сном.
Быстро и незаметно прошло наше путешествие. На знакомом уже мне петербургском вокзале нас встречала няня.
Она расцеловала всех нас, в то время как мы, перебивая друг друга, старались как можно скорее передать ей наше дорожное приключение с волками.
У подъезда вокзала мы сели в большую извозчичью карету. Лизочка и Яша, не видевшие никогда Петербурга, так и прильнули к замерзшим окнам, разглядывая высокие здания, красивые магазины и торопливо снующую толпу. Как странно было им увидеть после захолустья этот большой, нарядный и шумный город.
Проехав целый ряд улиц, наша карета остановилась перед подъездом большого четырехэтажного дома. Швейцар с очень важным и серьезным лицом помог нам выйти и взять вещи.
— В третий этаж налево, — говорила няня.
Мы наперегонки пустились по широкой лестнице и позвонили у обитой черной клеенкой двери.
— Приехали, приехали! — радостно встретила нас Мавруша. — А мы-то уж тут прибрались с нянюшкой!
Большая и светлая квартира показалась нам сначала неуютной: в ней не было мебели; кое-как ютились по стенам те немногие диваны и кресла, которые были привезены из Т. Но наша с Лизой комнатка, оклеенная розовыми обоями, оказалась очень веселенькой.
Две беленькие кроватки были заботливо застланы няней. Но кто был в восторге — так это Яша! В Т. у него не было своего уголка, спал он у дяди в кабинете, а учил уроки в нашей детской. А здесь няня приготовила ему комнатку, хотя и маленькую, но все-таки свою, где бы он мог играть и заниматься.
— Доволен ли, Яшенька? — спросила его тетя.
— Ах, тетя, ах! — только и мог выговорить мальчик, не зная, кого броситься целовать прежде: тетю ли, приказавшую няне найти квартиру с лишней комнаткой, или няню, так хорошо исполнившую тетино желание!
* * *
— Лизок, подай-ка молоток и гвозди.
Дядя влез на табурет, поставленный на большой обеденный стол, чтобы ввинтить крюк в потолок для большой висячей лампы.
Наша карета остановилась перед подъездом.
Столовая была уже совсем устроена и выглядела очень уютной. Гостиная тоже была прехорошая.
Целую неделю дядя и тетя ходили по магазинам и возвращались с руками, полными покупок. В наших комнатах работали обойщики, раздавался стук молотка. Мы, дети, помогали чем могли.
Когда комнаты были убраны, последний гвоздик вбит, последняя штора повешена, дядя пригласил приходского священника отслужить молебен в новой квартире.
Мне напоминало это другую комнатку, где также пел священник и подтягивал ему низкий бас причетника… Вспомнила я покойную маму… и что-то теплое и хорошее наполнило мое сердечко.
Няня горячо молилась, кладя земные поклоны и крестясь широким крестом… Вероятно, молитва приносила ей большую радость и утешение, потому что лицо у нее было такое светлое и умиленное, каким я не видела его никогда…
На другой день Яша должен был идти в первый раз в гимназию.
— Что, трусишь? — спросил его за чаем дядя.
На что он храбро ответил:
— Нет, дядечка.
И, действительно, Яше нечего было бояться: учился он очень хорошо и в его ранце лежал самый лучший отзыв прежнего инспектора и учителей об его примерном поведении и успехах.
Няня притащила ранец и укладывала в него книги. Сам Яша торопливо глотал горячий чай и, кажется, мысленно проходил уроки.
— Пора! — сказал он.
— А мы, девоньки, гулять пойдем, ладно? — предложила нам няня, мы с Лизочкой немедленно согласились и побежали одеваться.
Мы чинно выступали по обе стороны няни в наших теплых шубках и белых капорах.
— Куда ты ведешь нас, нянечка? — спросила я, видя, как она таинственно улыбается, поглядывая на меня.
— Вот придем и увидите, а пока это сюрприз.
Много лет прошло, но я никогда не забуду небольшого серого домика с большим окном, выходившим на глухую узкую улицу… Я стояла перед серым домиком, и сердце мое билось в груди, как пойманная птичка. Вот оно — большое окошко с широким подоконником, где маленькая Катя ждала свою маму, возвращавшуюся к обеду со службы. И теперь на окошке сидит маленькая, худенькая девочка с куклой в руках.
— Нянечка, нянечка, как хорошо ты сделала, что привела меня сюда!
— Очень рада, что понравился мой сюрприз, — улыбнулась няня, — а туда, в квартиру, хочешь пойти, Катенька?
— Да ведь там чужие живут, нянечка… Нас, пожалуй, не пустят, — усомнилась я.
— А вот попросишь, авось и пустят. — Няня взяла нас с Лизой за руки и храбро шагнула к дому.
Нас не только пустили, но и обрадовались, как знакомым.
Маленькую девочку, встретившую нас со своей мамой в прихожей, звали Марусей. Она охотно показывала нам свою квартиру, и я опять побывала в милых, дорогих комнатках, с которыми печально простилась два года тому назад.
Комнатки эти очень изменились с тех пор. Они были оклеены другими обоями, в них стояла другая мебель, но стены были те же, а в этих стенах я пережила столько счастливых дней с мамой! Вероятно, на глазах моих были слезы, потому что Лизочка неожиданно обняла меня за плечи и ласково-ласково шепнула:
— Не горюй, сестричка, я тебя очень-очень люблю!
Няня принесла ранец.
Милая, добрая Лизочка! Я сама горячо полюбила ее.
Наша новая знакомая, Маруся, показала все свои игрушки, не исключая и любимой куклы Таши с выпученными глазками и оторванной ногой. Ей было очень жаль расставаться с нами. У нее не было ни сестер, ни братьев, и целые дни она играла одна или сидела на широком подоконнике и смотрела на улицу. Ее мама была бедная портниха и должна была работать целые дни напролет. Ей не было времени заниматься со своей дочуркой.
— Придите, нянечка, как-нибудь с вашими барышнями, — просила она, — а то бедная Маруся моя совсем истосковалась без сверстниц.
Мы обещали исполнить ее желание и поспешили домой.
* * *
— Что, Яша не возвращался еще из гимназии? — спросил дядя.
— Нет, папочка, не возвращался, — ответила Лиза. В столовой уже зажгли лампу и накрывали на стол…
— Не случилось ли что с ним, матушка-барыня? — спросила няня, начавшая беспокоиться за своего любимца.
— Вот еще, что может с ним случиться, он волков без промаха бьет! — засмеялся дядя.
В эту минуту в передней раздался звонок.
— Это Яша, Яша! — весело вскрикнули мы и опрометью бросились с Лизочкой к нему навстречу.
Это был, действительно, Яша. Но в каком виде! Растрепанный, взволнованный, с лицом, исцарапанным и покрытым синяками.
— Что с тобой? — вскрикнули мы разом.
Яша опустил глаза и не ответил ни слова.
Тогда дядя подошел к нему и, обняв его за плечи, спросил:
— Скажи, Яша, ты видишь, как мы волнуемся и беспокоимся за тебя, что с тобой случилось, милый?
Вероятно, участие в голосе дяди подействовало на Яшу, и он неожиданно заплакал, повторяя сквозь всхлипывания:
— Я не виноват, дядечка… право же, не виноват… мы подрались… и оба были наказаны…
— Ты подрался?… Ты? — изумился дядя. — Но почему? Что такое?
— Я не виноват… — твердил Яша. — Я пришел в класс, а они… особенно один, забияка, стал дразнить меня: — Клоун пришел, клоун из цирка! Покажи твои фокусы, клоун!
— И ты его ударил за это?
— Нет… нет! Я бы ни за что не ударил первым. Но он подошел ко мне и дернул меня за волосы, больно-больно… Тогда мы схватились. Он сильнее меня и больше… В эту минуту вошел учитель и, не разобрав, в чем дело, наказал нас обоих, оставив на два лишних часа в гимназии.
— Бедный Яша! — сказала Лизочка. — Злые мальчишки, гадкие драчуны, как им не стыдно нападать на новеньких!
— На новеньких-то и нападают, — сказал дядя. — Дети глупы. Когда я поступил в училище, и мне первое время попадало. А потом ничего — полюбили. Жаловаться только не надо, а то вечно травить будут и фискалом назовут. Ты, надеюсь, ничего не говорил учителю?
— Нет, дядечка.
— Ну, и молодец, что не сказал! Я сам переговорю с ним при случае, а теперь ребятишки, объявлю вам большую радость… Только — тс! Смирно стоять, не шуметь и не визжать очень громко! Это больше всего к Лизочке относится… В воскресенье утром мы с тетей решили вас взять в цирк. Рады?
— Рады! Рады! Папочка, дядечка, милый!
— Не я! Не я, это тетя придумала, ее и благодарите! — кричал он, спасаясь от нас.
Но было уже поздно. Мы набросились на дядю. Лиза вскарабкалась ему на плечо, я на спину. Яша ухватил за руку, и в таком виде мы предстали перед тетей, разливавшей суп за обеденным столом.
— Ну и публика! — отдувался дядя. — Беспокойная команда!.. Марш по местам!
* * *
Прошла неделя, показавшаяся нам бесконечно длинной. Наступило воскресенье.
С утра мы не находили себе места. Перед завтраком няня надела на меня и Лизочку белые платьица с широкими воланами и тщательно причесала нас.
— Готовы, детки? — спросила тетя, появляясь в гостиной в праздничном светло-синем платье и котиковой шапочке на голове.
Она поправила загнувшийся волан на моей юбочке, обдернула Яшин мундирчик, и мы двинулись в прихожую, где нас ждал дядя.
Страх охватил меня, когда я перешагнула через порог цирка. Как он мало походил на простой и убогий балаган, где маленькая m-lle Клара скакала на кроткой Светлане и бешеном Арапчике, а все-таки во всей этой обстановке было так много знакомого для меня.