– Ну, что молчишь? – Людмила Ивановна разложила по столу тетрадки, открыла журнал. – Что тебе было задано?
Генка перевел взгляд на портреты великих химиков, висящие над доской. Все они почему-то смотрели на него с осуждением.
– Понятно, – постучала карандашом по журналу химичка. – Садись, два.
Генка медленно сел. Руки сами собой потянулись к рюкзаку за книгой, но в последний момент он вспомнил, что в спешке сборов забыл ее положить. Это было плохо. Это значило, что урок будет длинным и тяжелым. Тем более если учесть, что учебник по химии за 10-11-й классы был прочитан еще в прошлом году.
Тогда он стал смотреть на Ветку. Она сидела в центре класса и, как маленькое солнышко, распространяла вокруг себя лучики доброжелательности и спокойствия. Алиса задумчиво наматывала на палец прядь непокорных волос, выбившихся из хвостика, улыбнулась соседке, передала Алексу ручку.
На секунду Генке захотелось оказаться рядом с ней. Просто постоять. Больше ничего. Он даже дернулся – встать. Но вовремя опомнился и сел обратно.
Хорошо было бы прямо сейчас уйти. Взять рюкзак и выйти из класса, а потом идти, идти и идти куда глаза глядят, пока силы не оставят его, пока земля под ногами не кончится.
Он с трудом досидел до звонка и дернулся было сбежать, но перед ним как неумолимый рок возник Алекс.
– Далеко собрался? – добродушно пробасил он.
– Свежим воздухом подышать, – задыхающимся голосом произнес Генка.
– Свежий воздух нынче вреден для здоровья. – Алекс сжал Генкин локоть. – Будешь ходить рядом. Понял?
– Да отвали ты от меня! – воскликнул Сидоров, отпрыгивая назад.
– Алекс, ну что ты к нему привязался?
На мгновение все вокруг Генки застыло, а потом завертелось с удвоенной силой. Это сказала Ветка.
Она стояла около своей парты и собирала тетрадки в сумку. Алиса даже головы не подняла, уверенная, что ее услышат. Алекс повернулся к Ветке.
Этой секунды Сидорову хватило, чтобы проскочить по партам к стене, а там по узкому проходу добраться до двери.
– Всю жизнь не пробегаешь. – Крошка Ру медленно поднял руку, загораживая выход. – Пока проблему не решишь, так и будешь скакать зайцем.
– Ру, держи его! – затопал по проходу Алекс.
– Думай быстрее! – все так же неторопливо произнес Рудалев.
Рука с прохода исчезла, и Генка вывалился в коридор. Этаж гудел от выбежавших на перемену учеников. Сидоров проскользнул вдоль стены и резко свернул к окну. Возле батареи он опустился на корточки и замер.
Отсюда, из-за десятка спин, было слышно, как шарахнула о стену, открываясь, дверь кабинета химии, как пробухали тяжелые шаги – Алекс искал свою жертву.
– Ну что, шумят? – Генка и не заметил, что с другой стороны окна так же на корточках сидит и смотрит на него Павел Быковский. В одной руке он держал наушник, из которого раздавалось что-то негромкое и мелодичное. – Сегодня все шумят, – сам себе ответил Павел и понес наушник к уху, но на полдороге остановился. – Ты, если что, звони. У меня днем дома никого. Телефон мой у тебя есть? – Генка кивнул, но Быковскому не нужны были его кивки. Он уже целиком был погружен в музыку.
Сидоров выбрался из угла. Можно попробовать снова проникнуть в свой класс, благо у них сейчас шел самый мирный урок – история. Но сил на это не осталось. После сегодняшнего ни с кем воевать не хотелось. Даже домой идти желания не было. Там его ждала бабка с бесконечными рассказами, в кого Генка уродился таким бестолковым. Каждый раз она путалась и приписывала самые скверные черты характера внука то матери, то отцу.
Генке было все равно, с кем его сравнивали. Ему очень хотелось, чтобы его оставили в покое. Навсегда!
Генке было лет десять, когда отец ушел из дома окончательно. Пропадал он постепенно. Сначала не пришел на одну ночь, через какое-то время стал исчезать на все выходные. А потом мать отправила его вещи по указанному в записке адресу. И хоть отец уже давно жил своей семьей, где у него были свои дети, он как-то незаметно все время присутствовал в Генкиной жизни. Звонил в школу, узнавал об успехах сына, передавал через бабушку подарки.
А вот мать как сквозь землю провалилась. Через год после ухода отца она тоже перестала приходить домой. Сначала на одну ночь, потом на две, потом была продана квартира, и Генка с братом перебрались к бабушке, а мать уехала жить к своему новому мужу.
Последним сбежал старший брат Ванька. Он жил то в общежитии, то у друзей, только бы не появляться в их тяжелой, заставленной вещами квартире.
Генка поудобнее перекинул через плечо рюкзак и с тоской поглядел на занесенный снегом
двор.
Ну, неделю он еще так продержится, а потом что? Ничего. В конце концов, он свалится с воспалением легких и пропустит полчетверти. Можно было, конечно, попробовать: отучиться этот год на двойки и, превратившись во второгодника, вновь вернуться в свой уже десятый класс. Но для этого нужно ждать целых полгода. А столько он вряд ли выдержит.
Как-то вдруг все стало плохо, и Сидоров уже не знал, куда податься с этой разрывающей душу тоской.
Рядом послышался хруст снега, и Генка сбросил с себя оцепенение.
– Ну, пойдем, что ли?
Быковский зябко передернул плечами – куртка у него была не по-зимнему тонкой.
– Да я вот думаю к отцу податься, – неуверенно пробормотал он.
– А… – равнодушно протянул Павел. Голова его была занята другими мыслями. – Тогда бывай.
Он ушел. На секунду Генка позавидовал свободе одноклассника. Быковский мог идти куда хотел. Его не будет ждать завтра утром милиционер, не встретит на пороге квартиры бабушка и не начнет вешать грехи всего семейства на него одного. Грустно!
Генка скатал снежок и запустил им в березу.
Нет, стоять и страдать – это не дело. Одноклассники ему в данном случае не подмога. Учителя тоже разбираться в его деле не спешат. От бабушки сочувствия не дождешься.
Оставался брат. А на что еще даны старшие родственники? Как раз на то, чтобы защищать младших!
Уже полтора года Ванька учился в университете. Кем он хочет стать, Генка так и не понял, то ли филологом, то ли психологом, то ли спелеологом. Ванька ухитрялся одновременно заниматься всем, а среди его учебников легко соседствовали высшая математика и двухтомник Канта.
Сидоров приблизительно представлял, где находится небольшое старинное здание университета. Помнил его полукруглый фасад, причудливый овальный холл, куда выходили двери нескольких аудиторий. В этих аудиториях, ступеньками парт взбирающихся наверх, пахло как-то по-особенному – сладковатым запахом старого дерева, неистребимой пыли и мела. Казалось, все слова, сказанные под этими высокими потолками, никуда не делись, а так и остались летать между рядами.
В университет Генка и направился. В метро днем было непривычно свободно. Генка пристроился около окна и стал считать фонари. Была у него такая детская привычка. Если прижать лицо к стеклу, то заметны пролетающие в тоннеле яркие шарики света. Иногда белые, иногда красные. Количество их между станциями разное. В первую же поездку Генка запомнил, где сколько. И теперь каждый раз проверял свое внимание – все ли он заметит, ничего не пропустит?
Выходя из метро, Сидоров уже был глубоко убежден, что Ванька ему поможет. Непременно поможет! А как же! Возьмет жить к себе или приедет в школу и поговорит с Алевтиной. Ванька был такой здоровый, что мог запросто уложить на лопатки участкового Пушкова, так что теперь можно ни о чем не переживать.
С первой попытки через проходную Генка не прошел. Охранник строго зыркнул в сторону слишком юного «студента» и не пропустил, заблокировав вертушку ногой. Пришлось ждать перемены, когда туда-сюда, не давая двери закрыться, повалили толпы настоящих студентов. Сидоров затерялся в шумной компании и, прячась за спины парней, проскочил через турникет. Водоворот людских тел повлек его в сторону, откуда вкусно пахло едой, но Генка заработал локтями и стал пробиваться обратно, к хорошо знакомому овальному холлу.
Последний раз Генка здесь был в мае. С бабушкой стало плохо, и он в панике прибежал сюда за братом. В тот раз он долго бегал по этажам, не зная, в какую аудиторию сунуться. Сейчас же Ванька сам налетел на него. Неожиданно веселый, большой и уверенный.
– Братухин! – заорал Ванька, крепко обнимая перепуганного Генку, отчего в груди у него снова что-то болезненно хрустнуло. – Почему такой зеленый? Отчего на жизнь смотришь кисло? – Он перестал его мять и внимательно вгляделся. – Что молчишь? Опять что-то случилось? Как бабка?
– Да все там нормально, – высвободился из тяжелых рук брата Сидоров.
– А что это ты на лицо такой красивый? – Ванька наконец заметил приличный синяк, оставшийся после столкновения с Алексом.
– Слушай, тут такое дело… – быстро заговорил Генка, поднял глаза на брата, и внезапные слезы брызнули из его глаз.
– Э-э-э, брат, – разочарованно протянул Ванька, оглядываясь. – Да ты, я смотрю, совсем того… А ну, пойдем!
Он обнял Сидорова за плечи и повел из узкого коридора в широкий холл, где толпилось много народа, где все были такие улыбчивые, веселые, где все куда-то бежали, с кем-то здоровались, спешили, сталкивались друг с другом, хохотали и шли дальше. В этом водовороте Генке стало невероятно хорошо. Так хорошо, как давно не было. Все обиды и расстройства остались позади. Теперь-то уж ему точно помогут справиться со всеми проблемами.
– Эй, Вано, ну, ты где? – крикнули сбоку, и брат резко остановился. – Мы там уже очередь заняли, а ты шел, шел и не дошел.
– Заняли, так стойте, – махнул Ванька. – Я сейчас!
Он подошел к первой же колонне и усадил Сидорова на приступок.
– Что у тебя? – улыбнулся он такой знакомой, родной улыбкой, что Генка всхлипнул. – Ну, ты, это… – растерялся брат. – Стряслось что-то?
– Меня в другой класс перевели, – выдохнул Сидоров.
– Ну и что? – От удивления Ванька выпрямился. Видимо, он ждал более глобального несчастья. – Я тебе давно говорил: бросай все, переходи на экстернат. Сдал бы все предметы разом и шел бы в институт. Что ты ерундой страдаешь?
– Не хочу я никуда переходить, понимаешь! – Смотреть снизу вверх на брата было неудобно, но встать Генка не мог, потому что иначе его затерли бы проходившие мимо люди. – Что я буду делать в институте? Пятнадцать лет, а уже студент? Опять на меня все будут пальцем показывать? Надоело! Неужели я не могу быть как все?
– Можешь. – Ванька больше не улыбался. Он внимательно глядел в лицо брата, словно видел его впервые. – Хочешь быть как все? Будь! Что же ты тогда в школу не ходишь? На фиг тебе понадобился участковый? К чему этот цирк?
– Я хочу ходить в школу! – Генка прижал ладонь к груди, но жест этот у него получился неубедительным. – Но в свой класс! А в этот мне ходить нельзя.
– Бьют, что ли? – Панику Сидорова Ванька понял по-своему. – Ас грудью что? Вижу, жмешься…
– Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко разбилось, – озвучил Сидоров давно сидевшую у него в голове присказку.
Книжку с этой сказкой он случайно увидел в магазине и прочитал прямо там, стоя у стеллажей. И даже не прочитал, а просто вспомнил старую историю, не раз рассказанную матерью в далеком детстве. И вот уже какую неделю она вертелась у него в голове.
Судьба несчастного золотого яичка, которое никому оказалось не нужным, взволновала его. Ведь эта бредовая сумасшедшая сказка повествовала не только о том, что из любой ситуации можно найти выход, пусть и такой идиотский, но и о том, что ни в коем случае нельзя выделяться, нельзя быть не как все. А если ты вдруг себя таким возомнишь, тебя разобьют. И сделает это не тот, кто умнее и сильнее тебя, а вот такая мышка. Будет бежать мимо, случайно заденет – и тебя нет. Она даже не узнает о том, что разбила. От страха спрячется в норке и будет там сидеть, пока дед с бабкой не съедят свою яичницу и не завалятся спать. Вот эта-то случайность и расстраивала несчастного Сидорова. Он понимал, что учителя не специально запихивают его в этот класс Но именно эта ненамеренность и уничтожит его.
Генка очень надеялся, что брат его поймет с полуслова, потому что все это сейчас объяснить он бы не смог.
Но Ванька снова ничего не понял.
– Кого у тебя там разбили? – удивился он.
– «Наладонник», – вздохнул Генка. Кажется, он зря сюда приехал. – А еще милиционер за мной теперь приходит из-за того, что я в школу не хожу. Побил сегодня с утра.
– А какого ж ты туда не ходишь? – начал выходить из себя Ванька.
– Я же говорю: не могу я туда ходить! – выкрикнул Генка, но среди общего гвалта его крик прозвучал не громче простого голоса. – Мне обратно в свой класс нужно. А меня туда не пускают.
– А почему тебя заслали на эту галеру? Натворил что-то? – спросил Ванька и начал оглядываться, словно вот-вот должен был кто-то подойти.
– Да там драка была.
– Эй, ты что? – Брат внимательно посмотрел на Сидорова. – В драку полез? Сколько раз тебе говорить, балбесу: сиди тихо, жуй морковку, ничего и не случится!
– Да не полез я, – поморщился Генка. – Рядом стоял.
– Ага, – кивнул Ванька. – Дрова рубят, щепки летят. Все остались на месте, один ты пострадал. А бабка?
– А что бабка? – вспыхнул Сидоров, вспомнив, что ему еще возвращаться домой. – Она бы меня с большим удовольствием в милицию сдала. Ванька, сделай что-нибудь, пожалуйста! Я больше так не могу! Только ты мне можешь помочь, больше некому. А я уже все придумал. Мы пойдем завтра в школу, и ты все им скажешь.
– Что это я им скажу? – От Ванькиной уверенности не осталось и следа. Теперь он выглядел растерянным.
– Ну, скажешь, что меня надо обязательно вернуть обратно, что я ни в чем не виноват. Что ты за меня ручаешься. Пожалуйста, поехали домой. Я тебя очень прошу!
– Ванечка! – пропел женский голос, и Сидоров-старший мгновенно забыл о Генкином существовании. Рядом с колонной, держась под ручку, стояли две девушки, светленькая и темненькая. Говорила темненькая. – Так что ты решил?
Ванька заметался. Он смотрел, не отрываясь, на девушку, губы его растягивала глупая улыбка. Но тут он опустил глаза и вспомнил о брате.
– Ну, ты, это… не заливай, – бросил он в Генкину сторону и снова посмотрел на девушек.
– Ой, ты занят? – Темненькая так глянула на Генку, словно он был не человеком, а хомячком в клетке. – Кто же это такой? Ой, какой хорошенький!
«Хорошеньким» Сидоров никогда не был, поэтому на такое сюсюканье только отвернулся. Нашли зверушку! Пусть идут в зоопарк и любуются. – прошептал
– Ну, ладно, – томно протянула девушка. – В следующий раз.
– Катюша, подожди! – подался вперед Ванька, но споткнулся о приступок, на котором сидел Генка, и остановился.
– Что у тебя еще? – присел он на корточки рядом с братом.
– Возьми меня к себе жить! – выпалил Генка.
– Куда ж я тебя возьму? – От удивления Ванька покачнулся и чуть не свалился на пол. – Я сам здесь на птичьих правах. – Вытянув шею, он поискал глазами свою собеседницу. Катюша нетерпеливо переминалась с ноги на ногу в сторонке. – Слушай, видишь, некогда мне! – заторопился он. – Яввыходные приеду, поговорим.
– В выходные будет поздно, – простонал Генка, понимая, что все его надежды были напрасны. Зря он приехал. Брат не станет ему помогать. – Сегодня понедельник.
– Понедельник, – согласился Ванька. Теперь он не отрывал глаз от темненькой девушки. – Значит, в следующий понедельник все и решим. А ты чего хотел? У меня сейчас лекция, потом коллоквиум. Яжне могу сорваться и все бросить?
– Я не протяну эту неделю, Генка.
– Ванечка, – пропела Катюша. – Ну, мы пошли?
– Черт! – вскочил Ванька. – Ну, некогда мне. Видишь? Вот, держи! Прочитаешь и все поймешь! – Он сунул руку в рюкзак и вытащил толстую потрепанную книгу. – Что еще? – Он похлопал себя по бокам – А! – Брат извлек из кармана пузырек коричневого стекла и, не глядя, сунул его в руку Сидорова. – А это тебе витамины.
Генка повертел в руках странную баночку без этикетки.