Весной 1746 года Стеллер добрался до Соликамска. Но здесь стал жертвой издержек в работе почты. Ему предъявили устаревшее постановление Сената об его аресте. Соликамские правители еще не знали, что ученого уже оправдали в Иркутске.
Лишь спустя месяцы пришло сообщение: Стеллер не виновен.
Поздно. Ученый не выдержал тюремных пыток, побоев и скончался.
У писателя и ученого Игоря Забелина есть строки: «Трудно назвать другую науку, которой открытия доставались бы такой же дорогой ценой, как географии.
Тысячи и тысячи безымянных могил географов-исследователей разбросано но материкам и островам, скрыто в волнах океанов; прах этих скитальцев давно смешался с землей, изучению которой они посвятили свою жизнь. Эти люди шли на подвиги и совершали их незаметно, без шума, даже не сознавая, что проявляют героизм, потому что они делали любимое дело, потому что никогда не променяли бы тяготы и тревоги походной жизни на уют и спокойствие городского существования».
Эти слова можно отнести к большинству путешественников самых разных профессий и, конечно же, к естествоиспытателю Георгу Стеллеру.
Его имя увековечено в названиях самой высокой вершины острова Беринга и уникального памятника природы — каменной арки. Именем Стеллера названы несколько видов растений и животных.
Десяток крупных терпугов шевелился на дне лодки. С таким уловом не стыдно возвращаться с рыбалки. Есть что показать и чем поделиться с другими. Мы уже хотели поворачивать к берегу, как вдруг Иваныч тихо произнес: — Гляди-ка: дельфины! Редкие гости в наших водах.
И правда, неподалеку, на спокойной воде, стремительно катились белые буруны. Животные быстро приблизились к нам и теперь почти касались темными лоснящимися спинами бортов нашего суденышка.
Казалось, что своими действиями дельфины стараются привлечь внимание людей.
Иваныч заглушил мотор, привстал и начал озираться.
— Что случилось? — поинтересовался я, но старик не ответил.
Он снова запустил мотор и развернул лодку.
— Дельфины волнуются. Неспроста это, — наконец, пояснил Иваныч. — Видно, беда какая в океане случилась.
Теперь дельфины неслись впереди нас, будто указывали дорогу. Лодка едва поспевала за ними. Неожиданно мы увидели пляшущий на волнах рыбацкий буй. Вода вокруг него расходилась большими кругами.
Иваныч застопорил ход, перегнулся через борт и схватил буй двумя руками. Но тот не поддавался. Я кинулся помогать старику.
За буем потянулся длинный обрывок рыболовной сети. Кое-как вытащили сеть, а в ней — неожиданный улов: накрепко запутанный дельфиненок.
Быстрыми ударами ножа Иваныч распорол путы и положил попавшего в беду малыша на дно лодки. Тот тяжело дышал.
— Ничего, сейчас отойдешь, и я тебя отпущу к своим, — пробормотал Иваныч. — Сколько ж ты без воздуха намучился?
Старик, словно котенка, погладил дельфинчика, и тот шевельнул хвостом.
— Какой глупый и злой народ еще ходит по морям-океанам, — покачал головой Иваныч. — Ведь строго-настрого всем рыбакам наказано не швырять обрывки сетей в океан. Котики, каланы, дельфины гибнут от них.
Эх-эх-эх, нельзя бездушных людей в океан выпускать…
Неожиданно дельфинчик рванулся из рук. Не успели мы опомниться, как он скользнул по борту лодки и плюхнулся в воду. Секунда, другая — и малыш уже плыл к своим сородичам. А те дружно покачивали головами: то ли приветствовали спасенного дельфинчика, то ли благодарили нас с Иванычем.
Хозяева лежбищ — котики — не одиноки в своей просторной природной «кварти- ре». Всегда рядом на побережье суетятся серокрылые чайки. В поисках падали шныряют песцы и совсем не обращают внимания на грозный недовольный рев секачей. Неподалеку от котиков на камнях отдыхают гигантские морские львы — сивучи.
Деловито попискивают длинноклювые кулики и лапландские подорожники. То тут, то там снуют юркие пуночки и овсянки.
Невозможно представить себе лежбище и без таких птиц, как топорки, бакланы, ипатки, глупыши… И все эти беспокойные соседи прямо или косвенно связаны друг с другом.
Серокрылые чайки — главные санитары лежбища. Питаясь отходами котиков, они очищают побережье.
Чайки начинают присматриваться к лежбищу еще до массового выхода морского зверя на сушу.
Когда у чаек появляются птенцы, им приходится постоянно курсировать между лежбищем и своими гнездами. В это время птицы становятся особенно шумными и драчливыми. Более взрослые и опытные теснят молодых. Но агрессивность чаек не распространяется на котиков и других обитателей лежбища.
Остерегаются чайки лишь песцов. С опаской они отбегают или отлетают в сторону, как только рядом появляются эти пронырливые зверьки. Песцу никто не доверяет на острове — ни птицы, ни морские звери.
Они тоже санитары лежбища. Но бывает, что особо обнаглевшие песцы нападают на маленьких котиков и загрызают их. Однако подобное случается редко.
Да, происходят иногда стычки и конфликты между соседями. Но все же чувствуется на лежбище мудрая рука хозяйки, которая заставляет жизнь обитателей этого дома двигаться в едином ритме. Имя хозяйки — Природа.
Цветы с острова Беринга
Несколько раз приглашали меня на утиную охоту, да все не было времени. Наконец выбрался вместе с Виктором, рабочим зверозавода.
Долго шли тундрой. Не торопились. До вечерней зорьки еще уйма времени. Иногда мы останавливались и любовались летним ковром тундры и разноцветьем сопок. Растительный мир наверстывал упущенное после затяжной северной зимы.
Есть в тундровых цветах острова Беринга особая, скромная красота. В чем она?
Пожалуй, в контрасте с угрюмыми скалами, неумолкающим прибоем, частыми туманами, стремительными ветрами.
Цветов на острове много. Лиловые ирисы встречаются за околицей села, в огородах, вдоль дороги пестрят их венчики, издали похожие на усталых бабочек. Разбежались во все стороны по тундре белые, с золотым солнышком в центре, веселые ромашки. А на склонах сопок уже распустились луговая герань, бледно-розовый анемон, синий колокольчик…
Солнце коснулось краешком диска моря. Час вечерней зари…
Мы добрались наконец до места. Виктор оставил меня на одной «засидке», сооруженной из плавника и травы, а сам отправился к другой.
Конец охоте
Я постелил на камнях штормовку и улегся. Ждал долго, а уток все не было и не было. От нечего делать начал мысленно представлять, что сочинит неуемный фантазер Витька но поводу нашей утиной охоты.
Мой товарищ по сегодняшней охоте славился своими выдумками и приключениями. Дня не проходило, чтобы он не попал в какую-нибудь историю, или, по крайней мере, не сочинил ее.
То на его лодку напала гигантская белая касатка, то он вступил в поединок с матерым сивучем и, конечно, победил зверя, то предотвратил высадку на лежбище котиков каких-то браконьеров. Трудно иногда было понять, где в его рассказах правда, а где разгул неуемной фантазии.
Что же он соврет сегодня? Особенно если охота будет неудачной. Наверное, скажет, что уток распугало доисторическое чудовище, выплывшее из моря, или неопознанные летающие объекты.
От солнца остался лишь рваный, чуть виднеющийся над водой, клочок, а утки так и не появились.
Конец охоте…
Пора искать Витьку и возвращаться в село.
Я прошел берегом метров пятьсот, но его нигде не было. Что за ерунда? Куда он мог подеваться на открытой местности? Небось, опять какой-нибудь фортель выкинул.
Хрустели под ногами ракушки. Скалы, розовые от вечернего света, напоминали покинутый всеми заколдованный древний город.
Вдруг я заметил среди камней ружейный ствол.
— Виктор! Вить!
Тот не отозвался. Я подошел поближе и обомлел.
Чертовщина какая-то! Витька лежал прямо на камнях. Глаза его были закрыты, лицо зеленое, а одежда вся насквозь мокрая.
— Что случилось?! Слышишь?!
— Т-ты см-м-мерть видел к-когда-нибудь? — вдруг застучал зубами Витька и принялся, наконец, стаскивать куртку и сапоги.
— Всякое бывало, — настороженно ответил я.
— Вся-а-а-кое, — укоризненно протянул он. —
А я видел только что. Совсем рядом…
«А жить все-таки лучше!..»
Лишь когда я развел костер, Витька начал свою душещипательную историю. — Подстрелил я здоровенную утку, а она в море упала. Прямо в одежде кинулся за ней. Дотянулся, схватил, а тут самого кто-то за ноги цап — и вниз, на дно. Рвусь к берегу, а меня опять — дерг! Волны, заразы, одна за другой шарашат по башке — вздохнуть не дают. Воды наглотался, одежда набухла. Ну, думаю, конец. Обидно так стало: до берега ведь рукой подать. Тут-то смерть и появилась собственной персоной… Суетная какая-то попалась, а может, припадочная. Рожа у нее разноцветная, и голова подергивается. Верещит, а чего — не поймешь. За руки и ноги хватает, будто я ее чем-то разозлил… Всегда мне не везет: даже смерть явилась — чокнутая.
— Во дела! Это уже похуже сочинений о гигантской касатке. Настоящий бред, — сокрушенно подумал я и добавил вслух: — Как же ты мог подстрелить утку, если я не слышал выстрела?..
Витька даже не обратил внимания на мой озадаченный взгляд и вопрос. Вдохновенно продолжал гнуть свое:
— Честное слово, обидно ни за что ни про что концы отдать. Бросил я к чертовой матери утку и из после дних сил рванул к берегу. Спасибо — волна громадная ка-ак поддаст сзади, так я кубарем на берег и вылетел. Чуть башку не расколотил о камни. До сих пор перед глазами смерть с разноцветной рожей мельтешит… Дура припадочная! Слушай, а может, это было какое-то подводное привидение? Ну, из того затопленного города…
А что, в старинных замках их полным-полно, почему бы не водиться им и в океане?
— Час от часу не легче, — сокрушенно пробормотал я и не стал поддерживать разговор о смерти с разноцветной физиономией, о мифическом городе и подводных привидениях.
Вовсю полыхал костер. Одежда, развешанная вокруг него, почти высохла.
— Что-то не м-могу согреться, — снова затрясся Витька. — Н-надо согревающего внутрь. У т-тебя н-нет С собой?
— Нет, — развел я руками. — Если б знал…
— Если бы да кабы, — разочарованно протянул Витька и тут же перестал трястись. — Я б десять бутылок водки взял. После встречи со смертью и столько не грех пропустить…
— Ты, кажется, и без водки согрелся.
Витька ничего не ответил, только поближе придвинулся к костру. Потом новая «светлая» мысль озарила его, и он мечтательно продолжил:
— А представляешь, приходишь ты сюда, а на берегу — только стреляная гильза да ружье… В-ва — нет Витька! То ли в океане сгинул, то ли братья по разуму уволокли. Ух, и начались бы в Никольском пересуды! Вот бы послушать!
— Хватит ерунду молоть, — не выдержал я. — Пора возвращаться.
— Пора, — согласился Витька и глубокомысленно изрек: — А жить все-таки лучше!
В наследство потомкам
Взаимодействие человека и природы — постоянное и необходимое условие жизни и развития общества.
Командорские острова — суровый и в то же время хрупкий мир. Котиковые лежбища, нерестилища красной рыбы, каланы, сивучи, уникальные птицы и растения, бухта Буян — хранилище самоцветов… Что и говорить, неповторима природа Командор. В то же время она более уязвима, чем фауна, флора, ландшафт теплых краев. И раны, нанесенные северной островной природе — будь то нарушение тундрового покрова, загрязнение воды и суши топливом или браконьерство, — залечиваются намного дольше.
Очищение океанских вод здесь также протекает медленнее, чем в южных регионах планеты.
Командорские острова — пример необдуманного вторжения человека в природу. Стеллерова корова, крупное млекопитающее, достигавшее до десяти метров в длину и весившее до четырех тонн, в первой половине XVIII века в изобилии водилась здесь на мелководье. Вкусное мясо, доверчивость и медлительность животного погубили его.
Спустя всего двадцать семь лет после открытия острова Беринга заезжие промысловики убили последнюю морскую корову. Больше на земном шаре этого вида не существует.
Доживи до наших дней, может, стала бы она первым из обитателей океана домашним животным.
Такая же печальная участь постигла и стеллерова баклана, который водился только на острове Беринга.
Здесь и сейчас встречаются птицы, находящиеся под угрозой исчезновения. К ним относится малый гоголь — птица настолько редкая, что образ ее жизни почти неизвестен специалистам.
Гнездится малый гоголь на севере Американского континента. На Командорах он — залетный гость.
Даже бескрайний океан под угрозой. Ведь в него бесконтрольно сбрасывают различные отходы, горючесмазочные материалы. Несмотря на международные соглашения, в океане порой промывают свои опорожненные емкости танкеры. В результате по воде на много километров расплываются маслянистые пятна нефти — зона смерти для водных растений, беспозвоночных, рыб, морских птиц и зверей. Еще больше бед приносят катастрофы нефтеналивных судов.
Наверное, не встретишь человека, назвавшего бы себя врагом природы. И все же до сих пор в океан выбрасывают с кораблей отходы, гибнут в обрывках сетей дельфины и котики, орудуют браконьеры.
И сегодня все чаще звучат вопросы без определенного ответа: какой мы передаем природу в наследство потомкам? Мертвые воды и берега или цветущий и прекрасный мир?
Прощай, командорское лето!.
Когда в экспедиции не находишь то, что искал, к чему стремился, тешишь себя мыслью: все еще впереди… Тогда, в конце семидесятых, мой старший товарищ — высокий советский руководитель — с интересом выслушал рассказ о ненайденной стене на дне бухты Буян и о гипотезах насчет Земли Синей звезды. Выслушал, но добро на публикацию не дал: «Повременим пока с загадочными звездами, мифическими землями, хранителями древних тайн… Сейчас не до этого… А там — как знать?..»
Мне пришлось много странствовать по свету. Я любовался остатками красоты древней Пальмиры, закатами над Средиземным морем, яростными красками Скалистых гор в Колорадо, ласковой тишью озера Балатон, отдыхал в прохладе оазисов азиатских и африканских пустынь, бороздил на различных судах десятки морей. Я счастлив, что видел раскопки великого Вавилона, ходил но таежным тронам Забайкалья, купался в Мертвом море и Мазурских озерах, поднимался на исполинскую Баальбекскую террасу в Ливане.
Но ничто не сможет заслонить в моей памяти серебристые водопады острова Беринга, игру каланов на мелководье, цветастый ковер летней тундры, студеный простор Тихого океана, сизые сопки, неброскую, застенчивую и суровую красоту Командорских островов и услышанные там легенды о Земле Синей звезды…
Коснулись малиновых струн заката командорские стынь-вечерницы. Под присмотром мудрой Синей звезды вызревала июльскими ночами зябкая тишина. Лишь плескался прибой, и о чем-то вздыхала спросонок трава.
В эти ночи молодое простоволосое лето сошло с дальних сопок и бродило босиком но берегу океана. Робкой дикаркой лето подолгу смотрело на огни кораблей и в ночное небо, отыскивая там покровительницу всех тайн — Синюю звезду.
А мне слышалась в эти часы сказка старого алеута:
— Как схватились два песца на высокой сопке. Один — белый, другой — огненный. Одолеет белый огненного — и начнет коченеть тундра в синих туманах, и стужа расправит свои крылья, и заведет свистящую песню поземка. А возьмет верх огненный — заговорят разом реки, поднимутся в тундре цветы и травы, заревут олени, выплывут из океана котики и сивучи. И пойдет по острову лето, раздавая всем тепло своей души. И станут добрее от того тепла люди и звери. И даже мудрая Синяя звезда поделится с ними своими тайнами…
Но не увидеть уже мне всех даров командорского лета. Пора возвращаться на Камчатку.
Удастся ли еще побывать на острове Беринга и приоткрыть хоть чуть-чуть тайну легендарной Синей звезды?