Чтобы ясна была цель нашей операции, надо знать, что произошло здесь во время Великой Отечественной войны.
Февраль сорок третьего. Новороссийск захвачен врагом.
Тогда и решило советское командование высадить крупный десант в район Южной Озерейки (этот поселок километрах в десяти от города). А вблизи Новороссийска наметили высадить отвлекающий десант — у поселка Мысхако.
Но получилось так, что вспомогательный десант стал основным. Им командовал майор Цезарь Куников.
Поздней ночью катера десантников подплыли к берегу. Вплотную подойти не смогли: слишком мелко. И тогда, подняв над головами оружие, моряки прыгнули в море.
Они шли вперед под градом свинца, шли в ледяной воде.
Они высадились на берег и, отбив у врага клочок суши, назвали его Малой землей.
Двести двадцать пять дней держались герои. Семь месяцев под непрерывным вражеским огнем. Одиннадцать эшелонов бомб и снарядов обрушили фашисты на Малую землю. Но выстояли бойцы!
Не все воины дожили до дня разгрома оккупантов…
Умер от ран в прифронтовом госпитале командир батальона морской пехоты Цезарь Куников.
Не увидел Победы Михаил Корницкий. Спасая боевых товарищей, попавших в окружение в районе поселка станички (ныне Куниковка), он обвязал себя связкой гранат и бросился в гущу врагов…
Когда краснофлотца Чаленко вынесли мертвым с поля сражения, в кармане его гимнастерки нашли записку: «Если погибну в бою за рабочее дело, прошу комиссара отослать моей маме бескозырку и комсомольский билет. Пусть хранит и не забывает своего сына — моряка…» Вите Чаленко было всего пятнадцать.
Памяти героев посвящена наша операция.
Как же она проводилась?
Февральская ночь была морозной, ветреной. Точно так же, как много лет назад…
Двенадцать часов. У входа в редакцию «Новороссийского рабочего» встали караульные, рослые ребята из мореходки.
— Пароль? — остановили они парнишку в серой каракулевой шапке.
Без пароля никого не пропустят.
Но Саша Зубков, старый «шхунатик», конечно, пароль знал.
— Норд, — сказал он.
— Ост, — ответил один из караульных и, посторонившись, пропустил Сашу к двери.
В маленькой прихожей редакции темно. В заржавленном, разорванном взрывом стакане мины горела свеча, освещая стол. Здесь вахтенный командир Сережа Корнев выписывал мандаты. На небольшом прямоугольнике бумаги — матросская бескозырка, автомат и ветвь лавра.
«Дан Дмитриеву Сергею в том, что он имеет право участвовать в операции «Бескозырка» — надпись на обороте мандата. И вслед за всеми Сергей прошел в кают-компанию.
Здесь полумрак. Бушевало море (магнитная запись). И шум нестихающего прибоя наполнял комнату, сливаясь с песнями фронтовых лет.
Смотрели на ребят со старого плаката, висящего на стене, гордые слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит».
Смотрел пожелтевший календарь: «1943, февраль…»
Смотрели окна, заклеенные, как в нелегкие годы войны, крест-накрест узкими газетными полосами. Чтобы стекла при бомбежках не вылетали.
— Здравствуйте! — В кают-компанию вошла невысокая женщина. Это Елена Ивановна Остапенко. Она была медсестрой на Малой земле. — А кто-нибудь из куниковцев, участников первой высадки, придет? — спросила она. — Я ведь не с первым десантом… Не будет никого? Ну, тогда надо пригласить. Здесь совсем недалеко живет Николай Иванович Алешичев… Давайте сходим к нему.
— Так уже половина первого! — удивленно воскликнул Сергей Корнев.
— Он не сможет отказать… — уверенно сказала Елена Ивановна. — Кто со мной?
Время — час тридцать ночи. В сорок третьем году катера с десантом уже вышли из Геленджика…
Площадь Героев. У Огня вечной славы молча выстроились ребята.
Капитан «Шхуны» произнес громко и торжественно:
— Право зажечь факел от Огня вечной славы предоставляется Елене Ивановне Остапенко.
Зазвучала музыка. Вспыхнул факел.
— На Малую землю — шагом марш!
Это километра четыре…
Идти в ногу трудно: асфальт покрылся тонкой ледяной коркой. Вышли на проспект Ленина. Широко развернулся проспект. Но наш путь туда, где еще не стоят дома. Туда, где на опаленной огнем войны земле стоит памятник-стела. Туда, где мерно шумит море.
Время — два часа сорок минут ночи. Десантники вступили в первый бой… И хотя это было давно, ребята чувствовали себя почти очевидцами. Ведь они у места высадки легендарного десанта.
Глухо шумело море. Колючий ветер развевал пламя.
— Товарищ капитан! Участники операции «Бескозырка» прибыли к месту высадки десанта Куникова! — докладывал вахтенный командир.
Теперь слово ветеранам. Николай Иванович Алешичев вспомнил о подготовке десанта. Он был старшиной в отряде Куникова. Потом о боях на Малой земле говорила Елена Ивановна Остапенко.
Не на площади Героев, как обычно, прозвучал тихий перезвон. Не у светильника Вечного огня, а здесь, у морского прибоя, вырванного из темноты светом факела, возникла величественная и суровая мелодия «Новороссийских курантов».
В холодные волны опустили ребята матросскую бескозырку. И вслед за ней — цветы…
Личному составу «Шхуны ровесников»
ОТ ФЛАГ-ШТУРМАНА. Приказом № 340 Муслиму Магомаеву было присвоено звание боцмана «ШР».
Глава одиннадцатая, повествующая о приключениях одного «шхунатика»
— Когда же вы вернулись домой? — спросил Саша Демченко.
— В половине седьмого, — ответил Козловский.
— Ты еще не знаешь наших матросов, — вступил в разговор Гена Лашко. — Был у нас один «шхунатик», ну прямо сорвиголова. Звали его Лешей. Фамилия — Клотиков. Житья от него не было. То и дело норовил попасть в какую-нибудь историю. Так и сидел все время в юнгах, не мог дорасти даже до матроса. А все характер виноват…
Зашел однажды во вторую школу. Там перемена. Захотелось перекусить. А в буфете столпотворение.
Дежурный учитель тщетно пытался навести порядок.
Хоть был Леша не робкого десятка, но тут побоялся приблизиться к ребятам, штурмующим прилавок. Стоял он в сторонке и наблюдал, как вдруг на него опрокинули стакан киселя. Не выдержал юнга, кое-как выбравшись из буфета, отправился в редакцию писать заметку об этом печальном случае. Заметку напечатали. А после этого началось самое удивительное. Прочитала газету директор второй школы и попросила привести к ней «шхунатиков», которые учились в десятом классе. Когда пришли Игорь Клейман и Сергей Селезнев, директор сказала, что это возмутительно — писать в газету о том, что делается в школе, как не стыдно выносить сор из избы.
А они-то при чем? Это все юнга наделал. Правда, в буфете после этого навели железный порядок, поставили дежурных. Видите, какой этот Леша въедливый тип?
Вздумалось как-то ему пойти на судоремонтный завод. Захотелось узнать, как проходит практика у девятиклассников третьей школы. Все ему было интересно. Зашел в один цех — нет мальчишек, во второй — та же картина. А в третий и заходить не стал, потому что понял: искать надо где-то в другом месте. Вышел во двор и там никого не увидел. Потом услышал разухабистую музыку и поспешил к берегу моря. Завернул за бетонный массив и видит: ребята пытаются ловить рыбу под звуки супермодного шейка. Удивился Леша, а мальчишки ему: «Мы рады поработать, да никто работы не дает». Мастера говорят: «Некогда с вами нянчиться…»
Написал юнга об этом заметку. Прочитала ее директор третьей школы, поехала на завод и прямо к секретарю партбюро. В общем, разобрались, как проходит там практика. А Леша доволен: знай наших!
Однажды на всю команду фельетон настрочил. Что ходили, мол, в горы, принесли полный рюкзак старых осколков. Особенно понравилась всем авиамина. Целенькая и почти не ржавая. Чудо! Каждый старался подержать ее в руках. Заняла она самое почетное место в шхуновском музее, в кают-компании.
Таскали ее и в кинотеатр на очередной кинофестиваль. Лежала мина перед экраном при красном свете, произносились над ней речи, шли фильмы…
Потом отнесли ее в редакцию, поставили на стол капитану-наставнику (тому, что теперь флаг-штурман). Хотели отбить боеголовку, чтобы поставить в мину цветочки, да кстати пришел в редакцию нештатный корреспондент Жора Тункин, служивший в армии сапером. Увидел Жора мину и побледнел. Попросил капитана-наставника немедленно свернуть из газеты кулек. Положил туда Тункин мину, попрощался со всей командой и очень осторожно вышел… Долго не звонил. Потом в редакции раздался звонок. Клотиков бросился к телефону, снял трубку…
Яма была глубиной в полтора метра, а диаметром — в два? И никто, конечно, не пострадал… А Леша снова заметку в газету.
— Молодец ваш Леша! До всего ему дело! — восторженно воскликнул Володька Лебедев, — Где он сейчас? Поступил, наверно, в мореходку?
«Старички» переглянулись.
— А его и не было! — объявил Козловский.
— Как? — поразился Гречихин. — Так кто же тогда писал?
— А все мы вместе… Или по очереди…
— Вот это да! Может… вернем его? Из… мореходки? Дел ему найдется! — предложил Володя. Ведь как не хватает порой такого глазастого юнги…
— Вернем! — твердо пообещал капитан Шкуратов.
Глава двенадцатая о плавании на параллели фантазии
Что-то слишком долго засиделись мы с тобой, товарищ читатель, на пятом этаже дома по улице Московской.
Пойдем побродим?
Только не по набережным и улицам, а по страницам старых судовых журналов. И ты продолжишь свой путь, как и «Шхуна», от бухты Мечты к Голубому берегу.
Но прежде чем отправиться странствовать, пожалуйста, на секунду закрой глаза. Представь синюю морскую гладь, белоснежный корабль…
Представил?
Шторм продолжался неделю. Пока наконец не стих. Тучи рассеялись, небо заголубело, волны мерно закачали наш корабль.
И, подняв все паруса, он устремился на юг. Через море Дружбы к острову Отважных Сердец легко и стремительно неслась шхуна, а свежий соленый ветер задорно свистел в снастях…
В капитанской рубке тишина. Каждый год приходит время пересечь годовой меридиан.
— Да, девять лет… — вполголоса проговорил адмирал-наставник. — С тех пор, как мы вышли из бухты Мечты… Собери-ка, капитан, вечером команду, — попросил Георгий Никитич Холостяков Толю Шкуратова.
Как стемнело, трель звонка боцманской дудки разнеслась по шхуне. Боцман звал всех на бак.
Матросы и юнги рассаживались на бухтах каната, на банках.
— Что сейчас будет? — поинтересовался какой-то новенький курсант, рыжий парень с облупленным носом.
— А ты что, впервые? — удивился Серега Давыдов, бывалый моряк. — Наверно, пресс-конференция сейчас начнется. У нас такой обычай, — вразумлял он курсанта, — часто проходят встречи с интересными людьми. Подожди, кто это вышел в круг? А, наш глашатай!
— Кто? — переспросил рыжий.
— Глашатай! Неужели ты Юрия Борисовича не знаешь?
— Не-е… А кто это? — простодушно спросил новенький.
— Диктор московского радио Левитан! — отчеканил Сережа. — Подожди, уже задают первый вопрос. Видишь, Володька поднял руку.
— Кем вы мечтали стать в четырнадцать лет?
— Киноартистом! — улыбнулся Юрий Борисович. — Жил я тогда во Владимире. Летом с мальчишками часто пропадал на берегу Клязьмы. Она там широкая и глубокая, не то что у Москвы. Переплывали через реку, купались, загорали… Помню, часто ко мне обращались мамаши моих друзей: позови сына! Уж очень я громко кричал. Так, что и на другом берегу реки было слышно. А ребята услышат мой голос и знают: мать зовет…
Когда смех стих, со своего места поднялся Саша Демченко.
— Расскажите о своем первом выступлении у микрофона! — попросил он.
— Мне было семнадцать лет, — начал Левитан, — когда я впервые пришел на радио. Прошел конкурс и, неожиданно для себя, был принят. Сразу же мне поручили вести концерты грамзаписи. Дело нехитрое: ставь пластинки и объявляй, что за чем идет. Потом — вести передачу для домашних хозяек. Я долго думал, как сделать ее лучше. Думал до дня передачи. А когда вышел в эфир, очень громко и выразительно прочитал: «Всем! Всем! Всем!» Так, что и самому понравилось… А после передачи подошли ко мне наши радиожурналисты, смеялись, шутили, хлопали по плечу: «Ну, Юра, будет из тебя толк! Объявил так, что все побросали работу!»
Правда, вызвал меня потом начальник отдела и очень сильно отчитал… Так закончилось мое первое выступление. Когда это было?.. Да, двадцать третьего ноября тридцать первого года.
— А день начала войны помните? — спросила Надя Черная, сидящая у самого борта.
— Как же его забыть? Невозможно… — помолчав, серьезно сказал глашатай. — Вспоминаю июньское утро, ранний звонок домой. «Срочно, немедленно, бегом на работу!» Радиокомитет. Шесть часов утра. Кругом взволнованные лица… Ничего не понимаю! Где-то рядом тихий женский плач… Война! А тут еще телефонные звонки наших радиокорреспондентов. «Киев бомбят!», «Над Одессой вражеские самолеты!», «На проводе Каунас! Город горит, что объяснять населению?»
«Приготовиться! — сказали мне. — В двенадцать часов…»
Голос Юрия Борисовича дрогнул. Он помедлил немного. Но затем продолжил:
— И вот, друзья, в двенадцать часов двадцать второго июня сорок первого года на весь мир прозвучали слова… — Голос налился силой. Металл послышался в нем. — Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня в четыре часа утра, без всякого объявления войны германские регулярные части атаковали границы Советского Союза…
Совсем стемнело, свет фонарей освещал лица ребят. Все с огромным вниманием слушали глашатая…
— Какой самый памятный день в вашей жизни? — задал вопрос Гена Лашко.
— Конечно, тот, когда мне выпало счастье объявить Победу… В два часа десять минут ночи. Девятого мая…
Море тихо качало шхуну. Был поздний час, а завтра — ранняя побудка…
Не удивляйся, пожалуйста, дружище, тому, что ты услышал на белоснежном корабле нашей Мечты. Такая пресс-конференция была на самом деле, а где она проходила — на суше ли, на воде, — так ли это важно? И пусть не бегал по палубе боцман, не стоял у штурвала рулевой, не склонялся над картой штурман и не сидел в бочке впередсмотрящий, мы знаем, что старшие друзья всегда рядом с нами. Они помогают и словом, и делом.
Ты можешь подумать: на «Шхуне» одни праздники. А чем ребята заняты в будни?
Прочитай следующую главу.
Письмо из Актюбинска
Дорогие ребята!
Я с огромным интересом посмотрел по Центральному телевидению передачу о вас. У вас так интересно! Так здорово! Даже зависть берет.
Мне четырнадцать лет, учусь я в седьмом классе. И мечта у меня — стать моряком.
Дорогие ребята, если сможете, пришлите мне тельняшку…
Валерий ГОЛЬ
ОТ ФЛАГ-ШТУРМАНА: Ушла в Казахстан небольшая посылка. В ней полосатая тельняшка, «матросская душа»…
Глава тринадцатая о поиске, который вела «Шхуна»