Ив Греве
Глава I
Хрусть!.. Звук едва различим, но будит всех. Не слышно ни вдохов, ни выдохов, все в тревожном ожидании. Время — пять или шесть утра. Через маленькое круглое окошко видно, что светает. Вдруг слышится шепот Сервия:
— Это Квинт!
— Нет, не я! — отвечает из полумрака чей-то обиженный голос.
— Замолчите все! — рычит Клавдий. — Заткнитесь, или они сейчас придут. Давайте, все спим, и будем надеяться, что никто ничего не заметит.
Через час наступает время вставать. Каждый поднимается и медленно вылезает из постели, осторожно проверяя на прочность тонкие бортики кровати большим и указательным пальцами.
Обычно эта ежедневная процедура, можно сказать, доставляет удовольствие. Выполняя ее, понимаешь, что все в порядке. Но сегодня утром по-другому. Всю ночь скрипела кровать, а это значит, что один из нас в опасности и доживает, возможно, свои последние часы в Доме.
— Это Квинт!
Фраза прозвучала, как выстрел, но на этот раз непонятно, кто ее произнес. Квинт сидит на полу, зажав голову руками. Все ребята подходят к нему. Некоторые теребят его за плечо в знак сочувствия, другие едва осмеливаются взглянуть на него. Марий громко рыдает.
Все мы отправляемся в ванную. Марк подходит ко мне и неуверенным голосом шепчет на ухо:
— Так больше не может продолжаться!
— Знаю, Марк, — отвечаю я, глядя на него, — но что мы можем сделать?
Едва мы входим в дверь, как гудит сирена, призывая нас замереть и закрыть глаза.
В коридоре слышатся быстрые шаги. Их как минимум пятеро. Я внезапно вспоминаю о Реме — я не видел, чтобы он вставал с постели. Что же с ним будет, когда его увидят спящим те, кто придет за Квинтом?
Один из них останавливается посреди ванной комнаты. Несколько секунд, и он приступает к осмотру. Почти вплотную приникает к лицу. Чувствуется сильный запах масла, которым он смазывает свои подкованные ботинки. Кажется, меня сейчас вырвет. Он поворачивается лицом к двери и застывает. В коридоре снова слышны все те же быстрые шаги, к звуку которых примешивается шум волочащегося мешка. Наш цербер направляется к выходу.
Я приоткрываю один глаз и вижу его сбоку. Это человек маленького роста, меньше меня, с очень большой, кажется деформированной, головой и слишком длинными руками.
После завтрака за мной приходит Цезарь 1 и отводит в голубой зал. У него короткая бородка и блестящий череп. На его груди нашивка с номером 1. Жестом он предлагает мне сесть на одну из скамеек, стоящих вдоль стен. А сам исчезает за маленькой дверцей. Мне не на чем остановить свой взгляд. Я успел изучить эти голые стены вдоль и поперек. Раньше мне часто приходилось сидеть здесь в ожидании наказания. Правда, последний раз я был тут больше года назад. Наконец дверь открывается. Входит мальчик, а сразу за ним — Цезарь 3, почти точная копия номера 1.
— Позволь представить тебе Красса. В течение следующего месяца ты будешь отвечать за него. Ты должен рассказать ему о правилах Дома. Именно ты должен помочь ему избежать ошибок, которые совершают по незнанию. Сегодня покажешь ему комнаты.
От других дел ты освобожден. И помни: если он совершит ошибку, отвечать будешь ты, и так в течение месяца, начиная с сегодняшнего дня.
— Я понял.
Я понял это еще до того, как он заговорил. Квинт «ушел», и его нужно было заменить в тот же день до полудня. Но инициацию новичка мне поручают впервые. Я уже видел за этой работой других и знаю, что это опасно и рискованно, потому что даже самые покладистые дети не могут не наделать ошибок. Ведь нужно усвоить столько правил! Необходимо постоянно себя контролировать. Основной совет, который я могу дать, — ждать, всегда ждать: ждать, прежде чем заговорить, ждать, прежде чем что-то сделать.
— Не стой тут как вкопанный, — тихо говорит Цезарь 3, — у тебя есть работа. Можешь приступать. Цезарь придет с проверкой в конце дня. До свидания.
Он выходит, ни на кого не глядя.
Я оборачиваюсь и смотрю на новичка.
— Привет, Красс. Послушай моего доброго совета: в любой незнакомой тебе ситуации сразу замри. Стой неподвижно и не раскрывай рта. Дождись моих объяснений. Даже если ты уверен, что все понял, не торопись. Сначала смотри, как делаю я, и повторяй за мной, даже если тебе это покажется странным… Поначалу тебе все здесь будет казаться странным. После станет естественным, и ты больше не будешь об этом думать. Запомни: тебе повезло, что ты здесь.
Мы спим в тепле на чистых простынях и едим досыта. Еще можно читать и играть.
— Как тебя зовут?
— Разве я не сказал? Я — Мето. Пошли, начнем со спальни. Сегодня я весь день буду рассказывать тебе обо всем подряд. Если что-то будет непонятно, не бойся, переспрашивай, я повторю.
Мы идем по пустынным коридорам. Красс то и дело запахивает на груди пальто, словно ему холодно. Я продолжаю:
— Сегодня двадцать девятое. Нечетное число, день уколов. Мы должны быть в санчасти к десяти часам. Ты должен понять главное: расписание здесь очень строгое.
— Строгое??
— Это значит, что его нужно соблюдать неукоснительно и никогда не опаздывать, иначе…
— Иначе?
— Могут быть неприятности. Но если ты будешь внимательным, все будет в порядке.
Я толкаю дверь в спальню и беру Красса за руку, которую он не вырывает, хотя мой жест кажется ему странным.
— Самое главное — не трогай кровати. Прочти, что написано вон там, на стене.
Он поворачивается и смотрит на меня с удивлением.
— Давай читай. Ты не умеешь читать?
— Не умею.
— Ну тогда слушай: «Спальня предназначена исключительно для отдыха». Ты понял? Здесь никто не будет с тобой играть, никто не будет за тобой гоняться в салочки. Тут никто не прячется, не дерется, даже подушками. В этой комнате мебель очень ценная, особенно кровати. Они крайне хрупкие. Одно неловкое движение может привести к поломке какой-нибудь перегородки, а сломанная кровать — это изгнание.
— Изгнание? Как это?
— Ты исчезнешь, и больше тебя никто никогда не увидит.
Укол делают в ягодицы, прямо перед уроком борьбы. Мы уже привыкли к такому лечению, никто из нас не ропщет.
— Уколы позволяют нам оставаться здоровыми и не расти слишком быстро. Ну как, не боишься, Красс? Я тебе обещаю, что ты почти ничего не почувствуешь.
Новичок покорно соглашается исполнить этот ритуал. Я вижу гримасу на его лице в момент, когда игла входит в тело. Он считает нужным меня успокоить:
— Я не боюсь уколов. Но, Мето, почему нам нельзя расти?
По правде сказать, я не знаю, почему хорошо быть маленьким, но здесь это именно так. Все — маленькие. Пока ты мал, ты остаешься в теплом гнездышке, а потом — большой прыжок в пустоту…
— Садись, Красс. Я расскажу тебе одну историю. Однажды мне пришлось подвергнуться уколу два раза. Это было во вторник. Накануне я порвал свою голубую ленту.
— Голубую ленту?
— Ах да! Ленты… Я объясню тебе вечером. Так вот. Лента. Это меня потрясло, я встал в очередь два раза. Все происходило очень быстро, как обычно. Казалось, никто не обратил на это внимание. Однако санитар заметил. Очевидно, поняв, что пришлось использовать лишний шприц. Спортивное занятие было отменено. Никто не донес на меня, но вечером в спальне я понял, что так не делается. Я был молод, я учился.
Помню, как в тот день перед сном кто-то из старших поучал нас:
— Необходимо соблюдать два важных правила. Первое: никогда не красть укол у другого. Второе: никогда не лишать детей спортивных занятий. Наказание в случае рецидива — ночное изгнание виновного из кровати.
Мне казалось, что я уже все понял, но я все-таки спросил, дрожа от страха:
— Что такое рецидив?
— Не повторяй своих ошибок! Вот что это значит. А завтра ты отдашь свой укол Мамерку. Сегодня ночью была тревога. Его кровать здорово скрипела.
Я не протестовал. Все были согласны, я в то время был новеньким. У меня не было друзей, ведь новичков все опасаются. Часто они становятся причиной катастроф. Сам увидишь, что с уколами не все так просто. Некоторые меняют свои уколы на хорошую отметку или кусок пирога. В особенности малыши, которые еще не до конца разобрались, что к чему.
Мы неподвижно сидели на скамейке и смотрели на веселые лица других ребят, проходящих мимо на тренировку по борьбе.
— Хочешь к ним присоединиться? Хотя сегодня не обязательно, ведь это твой первый день.
— Я немного устал, и потом…
— Что «потом»?
— Я хочу есть.
— Знаю, но с этим надо подождать, здесь расписание очень…
— Строгое.
— Точно. Ты быстро соображаешь.
Красс опять кутается в пальто.
— Ты замерз?
— Нет, здесь жарко.
Мы замолкаем и остаемся сидеть на месте. Красс засыпает. Я ощущаю тяжесть его головы у себя на плече. Через несколько минут мне становится неудобно, но я не решаюсь пошевелиться, боясь его разбудить. От него пахнет мылом, должно быть, после чистки. Мне становится все больнее, я слегка отклоняюсь и поддерживаю его голову, чтобы он не ударился. В конце концов я вытягиваю ему ноги вдоль скамьи и кладу его голову себе на колени. У него сбриты волосы, и сзади на черепе виден небольшой свежий шрам.
Должно быть, я был на него похож четыре года назад, когда попал в Дом. Маленькое ощипанное и уставшее существо, слишком довольное тем, что нашло надежное местечко для сна. Мне не удается вспомнить, что было прежде, до того. Я помню только холод, мрак и ужасные запахи, одно напоминание о которых, даже годы спустя, способно вызвать во мне тошноту. Все, что я знаю, это то, что здесь лучше.
Вдруг я вспоминаю о Реме, который сегодня утром спал, когда пришли за Квинтом. Как же это возможно? У меня не было времени с ним поговорить. Мне вручили этого воробышка. Моя миссия отчуждает меня от других. Я этого не люблю.
Почти полдень. Я должен будить Красса. Ему нельзя пропустить еду, особенно в таком состоянии. Я потряхиваю его не то чтобы сильно, но он вдруг начинает выть так, словно я ударил его изо всех сил. Я снова трясу его, на этот раз строго приказывая замолчать.
— A-а, это ты, — говорит он, переводя дыхание. — Я думал, что во сне. Что-то случилось? Долго я спал?
— Скоро обед. Нам надо идти в столовую.
— Извини, что закричал.
— Ничего. Пошли.
Мы заходим в столовую первыми, и Красс с восхищением смотрит на уставленные едой столы. Он замирает с открытым ртом, пораженный, по-видимому, богатством и разнообразием блюд. А может, уже усвоил «рефлекс статуи». Я тихонько стучу ему по плечу:
— Вперед, не бойся. Это все и для тебя тоже. Здесь ты поправишься.
Вскоре к нам присоединяются остальные дети. Немного шумно. Все занимают свои места, рассаживаются, и шум затихает. Цезарь 5 поднимает свою вилку в знак пожелания приятного аппетита. Я шепчу на ухо Крассу:
— Ты должен досчитать до 120, прежде чем прикоснуться к приборам, и выдерживать по 50 секунд, перед тем как отправить в рот очередной кусок. В остальном можешь есть столько, сколько хочешь, в отведенный для еды промежуток времени.
Я слышу, как рядом со мной сопит Красс. Вид у него слегка ошалелый.
— Послушай, как тихонько считают другие малыши…
— 115… 116… 117… 118… 119… 120…
Красс внезапно вздрагивает от звука, который издают… шестьдесят четыре руки, разом взявшиеся за вилку. Через несколько секунд он уже жует. Больше практически ничего не слышно. Вскоре снова можно расслышать голоса малышей, чеканящие: 46… 47… 48…49… 50… Сам я уже давно не считаю. Каждый раз я чувствую нужный момент, когда могу наколоть вилкой еду. Красс ест до самой последней секунды. Он успевает отправить вилку в рот 72 раза. Это максимум. Я ощущаю его внезапную усталость, без сомнения порожденную стрессом из-за такого ритуала приема пищи. Я забыл его предупредить о том, что переедать опасно, особенно после сильного голода, но что с того? Разве он бы меня послушал?
Мы встаем. Я слегка его поддерживаю.
Ко мне подходит Марк:
— Последи, чтобы его не стошнило.
— Я знаю.
— Что он сказал? — интересуется Красс.
— Так, ничего. Давай прогуляемся, чтобы помочь твоему желудку справиться с едой. Играть сейчас тебе будет тяжеловато.
— Куда пойдем?
— На маяк. С его башни виден весь остров. Там много лестниц, но мы будем забираться потихоньку.
— У меня живот болит.
— Если будет тошнить, говори мне. Неприятности нам не нужны.
Маяк возвышается над Домом. Чтобы туда попасть, надо пройти целый ряд коридоров. Мы проходим мимо множества дверей, которые я всегда видел только закрытыми. Из комнат доносятся различные запахи: затхлый дух сточных вод, пота, лекарств. Красс морщится.
Я понимаю — дело плохо, и пытаюсь найти решение. Все двери закрыты, а на тех, что ведут наружу, висят огромные позолоченные цепи. Нельзя, чтобы его стошнило прямо здесь, посреди коридора.
— Не волнуйся, Мето. Мне уже лучше. Нельзя ли открыть окно, чтобы я мог вдохнуть немного свежего воздуха?
— Я никогда не видел открытых окон в Доме. Именно поэтому здесь всегда жарко. Сейчас мы начнем подниматься, на каждом втором этаже есть лавки, будем останавливаться, как только захочешь.
Красс поднимается медленно, часто останавливаясь и глубоко дыша. Мы забираемся на самый верх за четверть часа. Открывается прекрасный вид. Я начинаю урок:
— Наш остров похож на морскую звезду.
Он вулканического происхождения с горой в центре: это и есть бывший вулкан. Дом построен в глубине кратера. Склоны вулкана покрыты плодородной почвой, на которой в сезон можно выращивать фрукты, овощи и злаки. На севере расположены лес, в котором разводят свиней, и луга, где обитают жвачные животные и домашние птицы. Есть также ульи. Вокруг всего острова и в подводных пещерах на западной стороне ведется отлов рыбы.
Объясняя все это, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что сам я никогда не видел того, о чем говорю. Все это я выучил на уроках. Свиней из леса я вижу только в виде ломтиков ветчины у себя на тарелке или на картинках в учебниках. Внезапно я замечаю Цезаря 1. Неужели я допустил ошибку? Лицо его выглядит как обычно. Он улыбается. Но улыбается он всегда, даже когда сообщает самые дурные вести.
— Мето, твой подопечный должен надеть униформу к ужину. Мне кажется, ты забыл зайти к портному.
— Нет, Цезарь, я не забыл. Мы пойдем к нему сразу после хорового пения. Красс был очень слаб утром. Он немного поспал, и я боялся пропустить обед.
— Да, ему это было необходимо. Ты правильно сделал. Он не переел в полдень?
— Немного. Но все будет в порядке.
— Не опоздайте к портному. Он ждет тебя, и он не в духе.
— Отчего?
— Малыши подрались в начале урока борьбы и порвали форму. Старшие поздно вмешались. За ужином будут объявлены наказания, — сообщает Цезарь с той же ничего не выражающей улыбкой на лице.
Я ненавижу Цезаря 1.
Он разворачивается и уходит, даже не взглянув на Красса.
— Такое впечатление, будто я вовсе не существую, — переживает малыш.
— На данный момент ты еще не являешься частью Дома. Он заговорит с тобой по окончании инициации. До тех пор я говорю вместо тебя. А сейчас мы пойдем к портному.
Портной смотрит презрительно, как всегда.
— Новенький? — цедит он сквозь зубы. — Ему нужен четвертый размер. На, держи.
Он протягивает мне тюк из плотной зеленоватой ткани. Мы с Крассом идем в раздевалку. Я разворачиваю ткань на широком столе, установленном посреди комнаты. Внутри лежат белая рубашка, белое белье, коричневые брюки, толстая серая куртка, черные носки и ботинки.