— Ну у нас имеется что-то вроде клапана, мы его можем закрывать и не впускать воду внутрь, — ответила утка. — Можно ведь закрыть глаза, когда не хочешь чего-то видеть. — Она на минуту задумалась, — А может быть, у тебя он тоже есть? — сказала она.
— Попробуй, детка! — посоветовала миссис Барлилав с берега. — Я же зарываю пятачок в полную до краев кормушку с пойлом, — обратилась она к Фелисити, — ем и пятачка не вынимаю.
И Шпунтик упражнялся вовсю. Сперва на суше он учился посильнее сжимать ноздри, а Фелисити заглядывала при этом ему в нос. Через некоторое время она решила, что у него получается, и они опять зашли в воду. И действительно все получилось!
Затем Фелисити взялась за усовершенствование техники плавания. Передние ноги Шпунтика, похожие на лапы собаки или выдры, срабатывали отлично, требовалось только научить его выбрасывать их вперед, а потом брать на себя, то есть грести, а не просто бить по воде. Но вот задним ногам, которыми он действовал так, будто бежит по земле, не хватало силы толчка.
Утка научила его другому методу: вытягивать задние ноги во всю длину и бить ими в воде поочередно вверх и вниз, как можно быстрее, не сгибая их и почти не высовывая на поверхность.
Этой стадии они достигли к концу первого же дня. И каким же он показался долгим выбившемуся из сил поросенку, когда он в сумерках лежал под дубом, прижавшись к теплому материнскому боку!
Когда мускусная утка устраивалась на ночь на ольховой ветке, то где-то вдали, выше по течению, она услыхала в сгущающейся темноте высокий резкий крик «Ай-зе-ек!» или что-то вроде этого. «Надо предупредить Шпунтика о выдрах, — сонно подумала она. — А то, чего доброго, примут его за большую рыбину».
Следующие два-три дня они старательно трудились над улучшением стиля, а на четвертый день Фелисити, покинув свою ветку, приплыла рано утром в заводь и застала в ней Шпунтика, который давно уже упражнялся там. Фелисити спряталась за камышами и стала наблюдать. И она была не единственной, кто этим занимался: из норок в откосе высовывались круглые мордочки водяных крыс; из тростников выглядывали шотландские куропатки; зимородок, сидевший на корне, торчавшем из откоса, так заинтересовался происходящим, что, увлеченный зрелищем, забыл про рыбную ловлю. А наверху, высоко в воздухе, отрывая время от ловли мышей, повисла пустельга, увлеченно следя за плавающим поросенком.
«У него отлично получается», — думала Фелисити, глядя, как он прорезает воду, вытянувшись вдоль поверхности, так что видны только глаза и макушка. Он лишь изредка высовывал на мгновение ноздри, чтобы сделать короткий вдох, задние ноги его ритмично били воду, а нелепые передние сильно загребали. Фелисити покинула камыши и подплыла к нему.
— Привет, Фелисити! — крикнул Шпунтик. — Я тут разогреваюсь. Ты, кажется, упоминала про сегодняшний пробный заплыв.
— Пожалуй. Вообще-то не пора ли нам посостязаться? Ты пристрастился к воде, как говорится, точно утка. Вот и посмотрим, сможешь ли ты обогнать одну из уток.
— Постой-постой! Ты же настоящая пловчиха. Ты занимаешься этим всю жизнь, а я всего лишь начинающий. Естественно, ты меня побьешь.
«Не уверена», — подумала мускусная утка.
— Мы это сделаем не всерьез, просто для развлечения, — сказала она вслух. — Поглядим, как ты справишься на длинной дистанции. Можно, скажем, начать с того конца заводи и поплыть вверх до пограничной изгороди Приюта. Течение сейчас не очень сильное, потому что дождей давно не было. И ручей там течет по прямой. Думаю, в целом там ярдов[2] двести. О'кей?
— Идет! — воскликнул Шпунтик. — Подожди только, я приведу мамочку, пусть она посмотрит.
— Хорошо, только не веди сюда, — посоветовала Фелисити. — Попроси ее дойти до изгороди и постоять на берегу около финиша. Она будет судьей.
Пять минут спустя утка и поросенок плыли рядышком на нижнем конце заводи. Вдали, крупная и пятнистая, миссис Барлилав двигалась по направлению к берегу. Там она остановилась и стала ждать. Чуть поодаль на торчащем корне сидел зимородок.
— Мы используем его в качестве сигнала к старту, — сказала Фелисити. — Когда он взлетит — плыви.
Они не спускали глаз с яркой птички. Шпунтик уперся задними ногами в берег, готовый оттолкнуться посильнее. Он весь дрожал от волнения.
Внезапно точно яркая вспышка пламени метнулась куда-то вверх, и пловцы рванули с места.
Какое-то время они плыли вровень, и Фелисити, что есть мочи работавшая своими широкими перепончатыми лапами, начала думать, что она переоценила этого вундеркинда. Она, правда, видела уголком глаза, что он плывет красиво, выполняет в отличном стиле все, чему она его научила, но чувствовала, что могла бы опередить его без труда. На миг она даже подумала, не притормозить ли ей немножко, чтобы дать ему победить и придать уверенности. Но тут она поймала его взгляд, в котором, как ей почудилось, сквозило лукавство. Примерно на середине пути Шпунтик вдруг увеличил скорость, и Фелисити поняла, что до сих пор он просто играл с нею. Вдвое глубже погрузилось его тело в воду, вдвое сильнее заработали его передние, округлые, как у выдры, лапы, вдвое быстрее задвигались вытянутые задние ноги, и он рванулся вперед со скоростью лосося. Утка услышала и увидела, что миссис Барлилав ведет себя отнюдь не так, как полагается беспристрастному судье: загордившаяся мамаша громким визгом подбадривала Шпунтика, а когда он пересек линию финиша, обогнав Фелисити чуть не на пятьдесят ярдов, мать запрыгала от радости, отрывая от земли все четыре ноги.
К тому времени, как утка финишировала, поросенок успел выбраться из ручья, отряхнуться, быть облизанным судьей и начать подбадривать свою запыхавшуюся наставницу «А сам даже не запыхался», — подумала Фелисити, выбираясь на берег и подходя вперевалку к матери с сыном.
— Ну как, матушка? — задыхаясь, проговорила она. — Гордитесь ли вы им?
— Любая мать гордилась бы, — ответила миссис Барлилав. «И любой отец тоже, — подумала она. — По крайней мере, надеюсь, что так и будет».
Глава десятая
Айзек
Одной милей выше по течению стояла мельница, та самая, где мололи ячмень для прокорма свиней, а рядом находился большой пруд, вода из которого крутила мельничное колесо. Именно из этого пруда несколько ночей назад раздался высокий резкий крик, который достиг ушей засыпавшей Фелисити. Животное, издавшее этот крик, было крупным самцом выдры. Он был в наилучшем здравии и наихудшем настроении. Причиной раздражения явилось то, что ему никак не удавалось осуществить свою давнишнюю мечту.
Мельничный пруд был глубокий и темный, с илистым дном, покрытым толстым слоем миллионов прелых листьев. Листья сыпались в пруд каждую осень на протяжении многих лет. В пруду водилась крупная рыба — лини, карпы и щуки, и среди щук одна фигурировала в поверьях выдр как абсолютное чудовище длиной в полчеловека, свирепое, как волк, и вдвое хитрее его. Здешний представитель выдр, путешествуя по реке между морем и холмами, застрял на некоторое время близ мельничного пруда с одной целью — найти чудовище, убить его и съесть. И как раз в ту ночь ему чуть-чуть не удалось исполнить свою мечту.
Обыскивая в глубине самый темный угол в густейших зарослях водорослей, выдра вдруг увидела под собой какое-то неподвижное длинное полосатое тело с узкой зубастой пастью и холодными жестокими глазами. Оно было еще длиннее самой выдры, а в выдре было дюймов тридцать[3] от носа до кончика хвоста, выполняющего роль руля.
Выдра дернула этим рулем, перевернулась и ринулась вниз, демонстрируя замечательный образчик подводной акробатики и сильно загребая всеми четырьмя перепончатыми лапами. Однако, несмотря на все проворство выдры, длинная полосатая штука действовала еще проворней и исчезла, оставив позади себя смерч из сгнивших листьев, облако взбаламученной воды с цепочкой пузырьков газа и рассерженную выдру.
— Ай-зе-ек! — в бешенстве закричала выдра, выдираясь из зарослей около дубовых шлюзных ворот, вся в скользкой тине. — Ай-зе-ек!
Несколько дней выдра провела у пруда, пробавляясь легкой добычей — рыбешкой помельче, но больше ни разу чудовищная щука не попалась ему на глаза. Поэтому на другой день после состязания между Шпунтиком и Фелисити выдра решила двинуться вниз по ручью. Выдре очень захотелось совершить путешествие к морю и полакомиться камбалой и крабами вместо надоевшей пресной рыбы из ручья.
Еще не рассвело, когда выдра скользнула в воду и поплыла мимо фермы, мимо вчерашней финишной линии, под ольховой веткой, на которой спала Фелисити, а затем достигла участка, который вел в заводь под крутым берегом.
Выдра то плыла на поверхности, то лишь цепочка пузырьков указывала направление, в котором она передвигалась.
Но внезапно зверь увидел нечто такое, отчего он не только высунул свою круглую кошачью голову из воды, но и вылез на сушу, встал в траве на задние лапы и стал с интересом смотреть, принюхиваясь и крутя головой из стороны в сторону, как будто не веря своим глазам. Посреди заводи, быстро плывя от берега к берегу, отталкиваясь каждый раз ногами как заправский пловец, плавала свинка! На вид не очень большая, не длиннее самой выдры, если не брать в расчет хвост, но, безусловно, настоящая, белая с черными пятнами свинья. И она, безусловно, плавала.
Надо сказать, что выдры обладают потрясающим, хотя и несколько своеобразным чувством юмора и обожают шутить, особенно шутить зло. Одна из любимейших шуток этой выдры состояла в том, чтобы неожиданно кого-нибудь как следует напугать. Как всем известно, лучший способ напугать — это неожиданно выскочить неизвестно откуда, когда тебя меньше всего ожидают. И еще лучше — сделать это с несусветным шумом. Физиономия выдры расплылась в широкой улыбке, она припала к земле и скользнула в воду, сразу уйдя на глубину.
Шпунтик как раз беспечно плавал посредине заводи, наслаждаясь мирной тишиной раннего утра, когда вдруг рядом с ним из воды показалась ухмыляющаяся усатая морда с широко разинутой пастью, отчего обнажилась батарея острых белых зубов, и громко прокричала прямо Шпунтику в ухо: «Ай-зе-ек!»
Шпунтик испытал три разных чувства одновременно: панику из-за внезапного шума, испуг при виде острых зубов и гнев. Гнев пересилил, поэтому он ударил лапами по воде и, задыхаясь, заявил визгливым голосом:
— Уж не знаю, кто ты такой, но это моя заводь, и вообще невоспитанно так пугать, я скажу мамочке и Фелисити, и они тебя прогонят. И вообще — от тебя рыбой несет.
Надо сказать, что выдры издают самые разнообразные звуки — от громких, когда злятся или хотят напугать, легкого бормотания и до приятного мелодичного свиста, когда играют или зовут друг друга издалека. Но когда им что-то кажется по-настоящему смешным, они смеются совершенно беззвучно.
Именно это, к изумлению Шпунтика, проделывало сейчас неизвестное усатое существо: широко разинув пасть, отчего его физиономия словно раскололась надвое, оно раскачивалось в воде из стороны в сторону, прижав к груди перепончатые лапы. Оно смеялось так неуёмно и раскачивалось так сильно, что под конец ухнуло с головой в глубину и наглоталось как следует воды. Фыркая и отплевываясь, существо всплыло на поверхность и, поуспокоившись наконец, заговорило.
— Прости, старик, — произнесло оно, захлебываясь и по-прежнему ухмыляясь, — прости, что напугал тебя.
Шпунтик за это время успел прийти в себя, поэтому ответил со спокойным достоинством:
— Я не старик, я маленький поросенок. И не просто поросенок, я из глостерских пятнистых. Меня зовут Шпунтик Собачья Лапа, я — сын Чэллинджера Третьего Великолепного, чемпиона Плаубэрроу.
У незнакомца рот открывался все шире и шире по мере Шпунтиковой речи, но то ли от удивления, то ли он готовился к новому приступу беззвучного смеха, Шпунтик так и не выяснил, поскольку в этот момент послышался свист крыльев, и между ними на воду плюхнулась Фелисити.
Все последние дни она до такой степени была занята обучением поросенка, что совсем забыла упомянуть о выдре и с ужасом вспомнила о своем упущении, проснувшись от ее крика. И сейчас она лицом к лицу встречала опасность, полная решимости защитить своего юного друга. Наступила короткая пауза, а затем все трое заговорили разом.
— Ты в порядке, Шпунтик? — осведомилась Фелисити.
— Кто это там в воде? — спросил Шпунтик.
— Привет, старуха, — сказала выдра и нырнула.
Двое друзей торопливо поплыли к берегу, в то же время отвечая друг другу на вопросы.
— Да, в порядке, — сказал Шпунтик. — А почему мне не быть в порядке?
— Потому что это выдра. Великий охотник. Убивает все, что плавает, — рыб, лягушек, угрей, утят. Чтоб трогал поросят — не слыхала, так ведь поросята, как правило, не плавают. Лучше все-таки держаться от него подальше.
— Ну мне он ничего плохого не сделал, — возразил Шпунтик. — Я, правда, почему-то показался ему очень смешным, не пойму только почему.
Пока они разговаривали, наверх из воды все время выскакивали цепочки пузырьков — выдра обшаривала заводь, а через минуту-другую зверь опять вынырнул, гладкий и прилизанный, как будто его смазали маслом, и вышел на песчаную отмель ниже по течению.
— Нету рыбы, старик, — весело проговорил он. — И не говори, будто есть, потому что ее нет. Наверно, вы ее распугали тут своими упражнениями. И с чего это вдруг свинья стала плавать, старуха?
— Я его научила, — коротко ответила Фелисити. — Нельзя ли, кстати, узнать твое имя?
— Айзек, — ответила выдра. — И не воображай, будто это не так, потому что такое у меня имя.
В глазах у Фелисити вспыхнул веселый огонек.
— Айзек? — переспросила она. — Не в честь ли Айзека Азимова[4]?
— А кто он такой, старуха?
— О, тоже знаменитый рыбак! — И Фелисити издала свое насмешливое «квот-квот-квот».
— Никогда про такого не слыхал, — отрезала выдра, — а я всех здешних выдр знаю, и не говори, что не знаю, потому что знаю. Меня так назвала моя мама, когда я был еще щенком. Это из-за моего крика, я кричу так, когда меня немного обидят. Или же, — он ухмыльнулся, — когда я кого-нибудь пугаю до смерти. Дурацкое имя. Друзья называют меня Айк, и не говори, будто не называют, потому что называют.
В выдре было что-то очень симпатичное, несмотря на то что от зверя ужасно несло рыбой. Может, дело было в его жизнерадостности. Может, из-за его забавной манеры разговаривать. А может, все растущая уверенность в том, что он не враг, расположила к нему обоих друзей.
— Извините, что я так невежливо с вами разговаривал, мистер Айзек, — сказал Шпунтик, — но уж очень вы меня напугали.
— Ничего, старик, — ответил Айзек. — Я люблю пошутить, и не говори, что нет, потому что люблю. — Он обернулся к Фелисити. — Возвращаясь к его занятиям, — он мотнул головой в сторону Шпунтика, — к плаванью. Насколько я видел, он неплохо держится на воде. Вот уж, старуха, не ожидал увидеть, чтоб свинья плавала, да еще так хорошо. И не говори, что ожидал, потому что это не так.
— Да, у него хорошо получается, — согласилась Фелисити. — Но ему повезло — он как нарочно устроен для этого от рождения. — И она показала клювом на передние ноги Шпунтика.
— Ну-ка, поглядим, старик. — И Айзек внимательно обследовал его ноги, потом, отступив назад, издал тихий долгий свист и устремил на поросенка задумчивый взгляд. — Вот что я скажу, — сказал наконец новый знакомый. — Я собирался для разнообразия побывать на море, но никакой спешки нет. Прав я буду, если предположу, что под водой ты тренировался не так много?
— Не очень много, — признал Шпунтик. — Так, случайные неглубокие нырки.
— Работа вообще шла почти вся на поверхности, — подтвердила Фелисити. — Боюсь, я не большой специалист работать на глубине.
— Зато я специалист… — заявил Айзек.
— И не говорите, что я не специалист… — быстро подхватил Шпунтик.