Мышка рассмеялась:
— Хорошо, напишу… А теперь я вас всех отведу к врачу. Он промоет вам желудки, и судороги прекратятся. Потом доставлю всех к инженеру. Он вам вправит челюсти.
— Скорей! Скорей веди нас! — умоляли собаки, устремившись за Мечтышкой.
Мышка приостановилась, насмешливо оглядела беспорядочную свору собак.
— Э, так не годится! А ну-ка стройтесь по-двое… и беритесь за лапы!
Подвиг Расы
Небо опустилось ниже и стало похоже на сковородку, залитую маслом.
Значит, стемнело, и вдали зажглись огни города.
Темнота не очень напугала Колобка и Колышка. Темноты они не боялись. Вы думаете, в ореховых скорлупках великана Дылды было светло? Или в полной до краев чернилами чернильнице? Однако стало накрапывать. У Колобка намокли плечи, заблестел и стал мягким лоб.
— Что с тобой? — спросил Колышек. — Ты плачешь, вспоминая печь? А может быть, тебе жаль разбойника Зубаря? А, знаю, знаю, ты не можешь забыть правдивую Саломею…
— Перестань, — грустно сказал Колобок. — Я и сам не знаю, что со мной творится… Мне кажется, я таю, уменьшаюсь… Этот дождь погубит меня…
— Так что же мы стоим? Давай спрячемся! Заберемся под крышу эстрады!
— Легко сказать, ведь эстрада неизвестно где…
— Совсем рядом!
Вдруг друзья услышали чей-то мощный голос. Он доносился из ближайшего дома.
— Всем! Всем! — гремел голос сквозь темноту и тишь, сотрясая ветви деревьев. В падающем из окна пучке света кружились влажные листья: голос сорвал их с веток.
Приятели присели под забором, ожидая, что вот-вот рука великана схватит их и подкинет кверху — может быть, швырнет на черную, залитую топленым маслом сковородку. Однако великана не было видно, хотя голос по-прежнему сотрясал забор и ближайшие деревья.
— Всем! Всем! Всем!
— Это радио, не бойся! — Колобок вспомнил объяснение писателя.
Взявшись за руки, друзья на цыпочках подкрались к открытому окну. Раз-два — взобрались на подоконник и соскочили внутрь. В углу комнаты, на столике, трещало радио — не радио: какой-то блестящий ящик с зеркалом. В синеватом зеркале, то исчезая, то появляясь вновь, прыгала голова обыкновенного человека, а не какого-то страшного великана. Однако голос метался и гремел, не умещаясь в ящике и комнате.
Бояться голоса было нечего, — ведь он заперт в ящике! Неподалеку, удобно устроившись в кресле, дремала старушка с вязаньем в руках.
Ее тоже можно было не бояться, если она не просыпалась даже от такого шума.
— Всем! Всем! Всем! — кричал человек, и его тщательно причесанные волосы блестели, как волны озера. — Сообщаем — случилось большое несчастье. По одной из красивейших аллей города — аллее Роз — шла школьница Раса Храбрите, известная шалунья и драчунья, она же чемпион по плаванию. Правда, она выбрала не самую короткую дорогу к дому — вокруг всего города! Дело в том, что она разыскивала каких-то спрятавшихся человечков… Что это за человечки, она не говорит. Вдруг Раса услышала чей-то крик. Подбежав к дому, она увидела клубы дыма и поняла, что возник пожар! В огне металась совсем маленькая девочка. Эту девочку тоже многие знают, Ее зовут Салюте, Сале и Саломея…
— Ой, ой! Как страшно! — запричитал Колобок и заткнул уши.
— Слушай! Может, ничего плохого еще не случилось? — успокаивал его Колышек. — Не растаял от дождя, так хочешь раскиснуть от слез?
— Всем! Всем! Всем! — выкрикивал человек из зеркала (это был, как вы уже догадались, не зеркало, а экран телевизора). — Отважная Раса не испугалась. Она выбила окно и прыгнула в огонь, как в воду. Героическими усилиями ей удалось пробиться сквозь дым и вынести Салюте. Вскоре подоспели наши славные пожарники. Мощной струей воды они погасили пламя…
— Видишь, все кончилось благополучно! — подтолкнул Колышек Колобка в размокший бок.
— Сообщаем всем, всем, всем, что Салюте здорова. А мужественную Расу на скорой помощи доставили в больницу. Спасая Салюте, она получила сильные ожоги…
— Какой ужас! Наша Раса… Милая Раса обожжена…
Колобок всхлипывал, и по его круглому, блестящему лицу катились большие слезы. Он достал из кармана отрезанную косу и стал нежно гладить ее, словно обожженную руку Расы.
— Шшш… не мешай слушать! — шикал на него Колышек, сам чуть не плача. Правда, он не был влюблен ни в Расу, ни в Салюте. Но он впервые видел, как его приятель плачет…
— Всем! Всем! Всем! — между тем не жалел голоса человек с волосами, похожими на волны в озере.
А был это не кто иной, как диктор телевидения. — Врачи ждут помощи… Откликнитесь все, у кого были ожоги. Требуется кровь для переливания и здоровая кожа для ран Расы. Откликнитесь, откликнитесь!
Экран замерцал и погас. Старушка по-прежнему дремала. Колышек и Колобок подскочили к ящику, но тщетно искали они пропавшее зеркало. Вместо него поблескивало обыкновенное серое стекло.
— Спрячемся под стол и будем ждать. Может быть, еще что-нибудь скажут? — предложил Колышек, который не терял голову, а Колобок лишь горько вздыхал и ломал руки, не зная за что взяться. Он жалел, что родился в печи и нет у него ни кожи, ни крови. Он бы с радостью отдал все-все отважной Расе — спасительнице правдивой Салюте… Какая она славная, Раса! Только она могла так поступить — смело прыгнуть в огонь…
Но телевизор умолк и больше ничего не сообщил ни о славном подвиге Расы, ни о ее тяжелом состоянии. Утомленные человечки свернулись под столом и заснули, измученные не столько долгим путешествием, сколько горем.
Три тысячи пятьсот пятнадцать друзей Расы!
Едва рассвело, Колобок и Колышек проснулись. Потянулась и седая старушка в кресле, ощупью поискала сползшие очки и выпавшее из рук вязанье. Даже жаль ее стало — так беспомощно похлопывала она вокруг себя худенькими руками.
Колобок поднял очки и подал ей.
Старушка взяла их, любезно поблагодарила и только тут поняла, что в комнате кто-то есть.
— Вздремнула часок, — стала оправдываться она, ничуть не рассердившись на незваных гостей. — А вам не трудно было пробираться в окно?
Без просьб и понуканий друзья рассказали, кто они и откуда. И о своих странствиях, и о страшной телевизионной передаче. Старушка почмокала губами и засеменила к телефону. Телефон был черный-черный, а трубка на нем белая-белая…
— Алло, алло, студия? — бойко прошамкала старушка. — Нет, нет, шоколадная фабрика мне не нужна! И аэропорт тоже не нужен! Что вы лезете? Отстаньте!
Старушка долго воевала с какими-то крикунами, пока не отозвалась наконец студия телевидения.
— Ну, как там наша больная? Вы уже получили кровь? А кожу? Может, говорю, и мои услуги примете? — скрипел ее старческий голосок.
— А сколько вам лет, гражданка? — послышался из трубки чей-то ехидный вопрос.
— Не так уж много, — тут же откликнулась старушка и зашамкала еще чаще. — Семьдесят девять! Моя матушка, царствие ей небесное, прожила сто лет без двух недель. А моему батюшке до сотни всего пяти лет не хватило. Я сама здорова-здоровехонька. Ни разу не была у доктора!
Из телестудии ответили:
— Верим, верим, бабуся. И в ваше доброе сердце верим. Только больше не нужны уже ни кровь, ни кожа. Вызвалось столько желающих, что крови и кожи для ран хватило бы на сотню обожженных. Тысячи зрителей откликнулись. Нашу передачу транслировали все радиостанции и телестудии страны!
— А поточнее нельзя узнать? — потребовала старушка.
— Можно! Три тысячи пятьсот пятнадцать человек изъявили желание спасти Расу!
Оба человечка ойкнули в один голос, а Колышек еще прошептал:
— Сколько же это может быть?
Старушка живо повернула к приятелям морщинистое лицо и сказала, не опуская трубки:
— Это великое множество. Это больше, чем много!
— Я не знала, что у Расы так много друзей, — продолжала она разговор с невидимой телестудией. — Но в следующий раз, если понадобится, попрошу не забыть и про меня. А как самочувствие больной?
— Поправляется! — ответила телестудия. — Вечером будет специальный выпуск, — смотрите наши передачи!
— Поправляется, поправляется! — перебивая друг друга, закричали Колобок и Колышек. Не боясь старушки, которая смахивала пыль с телефонного аппарата, они пустились в пляс. Странный это был танец, похожий и на «твист» и на «польку стариков». Видимо, такой танец был модным в сказочной стране. Пыталась притопывать и старушка, но у нее получалось не так ладно. А потом все трое сели и стали с нетерпением ждать вечера — когда начнется специальный выпуск!
Время тянулось медленно, и человечкам казалось, что, даже когда они охраняли спящего Дылду от комаров, время шло быстрей…
Все хорошо, но никто не в силах развеселить Расу
По экрану пробежал голубой огонек. Вспыхнуло выпуклое зеркало телевизора. Из разбегающихся кругов, точно из волн озера, выплыло белое женское лицо. У женщины был красивый голос и красивая улыбка, на шее у нее переливались бусы, а длинные, как сосульки, серьги, свисали до плеч, обтянутых блестящей, чешуйчатой кожей.
«Русалка или фея!» — подумали наши друзья, а на самом деле с экрана улыбалась и говорила дикторша телевидения.
— Если я ненароком вздремну, ущипните меня, — попросила старушка, уютно устраиваясь в кресле.
Фея, а на самом деле, как вы знаете, дикторша телевидения, прежде всего сообщила проникновенным голосом, не глядя на бумажку, которую держала в руке:
— Юная героиня Раса поправляется. Наши героические врачи и тысячи не менее героических добровольцев преодолели серьезную опасность, угрожавшую жизни юной героини… Есть предложение в честь всех этих героев произвести салют из двадцати орудийных залпов!
Русалка исчезла, а на экран выехала пушка и начала плеваться белым огнем и дымом.
— Прекрасный салют! Спасибо, — любезно сказала пушке снова выплывшая откуда-то русалка.
— Благодарю за внимание! — скромно буркнула пушка и беззвучно укатилась.
— У нас в студии находятся в гостях известный писатель Ластик-Перышкин и спасенная Расой девочка Салюте, — бодро улыбнулась дикторша, и ее зубы сверкнули полумесяцом. — Кстати, я должна сообщить, что писатель первым дал свою кровь для больной!
— Смотри, это наш волшебник! — воскликнул Колобок. — Его кровь наверняка вылечит Расу…
От возгласа Колобка старушка проснулась и уставилась на экран. Очевидно, ее усыпил салют.
— А борода-то, борода какая! — радовался Колышек.
Сквозь густую, торчащую во все стороны бороду были едва видны глаза, нос и губы писателя.
— Знаешь что, Салюте? — шепнул писатель, не догадываясь, что зрители видят их. — Возьми-ка мою бороду за кончик и держи ее крепко-крепко. Иначе эта бесстыдница не даст мне говорить…
— А она не приклеена? Не оторвется?
Саломея, как всегда, говорила правду в глаза.
— Нет, она волшебная, — прошептал писатель, не замечая русалку, которая подавала знаки, что зрители уже видят их. — В один прекрасный день она сама отвалится. Сама! Только никому ни слова… Это великая тайна!
— Понимаю. Ваша борода — как мой апельсин? — не моргая смотрели прямо в вихрастую бороду правдивые глаза Саломеи. — Апельсин сам знает, когда ему летать, а когда превращаться в камень… Да?
— Да. Наверное, апельсин тоже волшебный. В мире много волшебных вещей, но люди не знают об этом… А теперь, Салюте, расскажи нам, как начался пожар, — писатель наконец увидел отчаянные знаки дикторши. — Только спокойно, Салюте, не волнуйся… Ты ведь знаешь, Раса поправляется…
Колышек подтолкнул Колобка:
— Он самый настоящий волшебник. Всему верит!
— Раса выздоровеет? Совсем-совсем? — моргали на экране правдивые глаза Саломеи. — И сможет опять драться с мальчиками?
— Сможет, сколько угодно… Хотя, гм, педагогика не рекомендует. И литература тоже… — смутился Ластик-Перышкин. — Да ты рассказывай, Салюте, рассказывай…
— Трудно высказать словами то, что хочешь. Слова не говорят всей правды. Не так ли?
— Так. И я заметил, частица правды исчезает, — закивал бородой писатель. — Увы, мы вынуждены довольствоваться несовершенным словом. Рассказывай же…
— Я была одна в квартире, когда постучались спички, — Салюте глубоко вздохнула, оттого что не сумеет высказать всей правды. — Ко мне много кто приходит: ежи, лягушки, потерянные зонтики. Но эти пришельцы не хотели играть. Они стали требовать, чтобы я сказала, где находятся Колышек и Колобок. Главная спичка Горячка шмыгнула носом и крикнула: «Колышек здесь, в кармане у девчонки!» Я ей говорю: «В кармане апельсин! Он сам прилетел ко мне! Он волшебный!» А она мне говорит: «Что, волшебный апельсин?! Он-то нам и нужен. Отдавай!» Я прижала карман — не отдам, хоть и драться придется. Но апельсин шепнул мне, чтобы я его выпустила. Он улыбнулся и выскользнул из кармана. Лежит себе на полу, окруженный спичками, и улыбается. «Ну, спички, хватайте его, и побежали!» — скомандовала Горячка. Спички подперли апельсин со всех сторон, а поднять не могут. Принесли с улицы лом, подсунули — ни с места! «Просверлим дырку, проденем цепь и потащим!» — предложила Горячка. Схватили одну спичку, заточили конец и стали тыкать в бок апельсину. Хоть бы царапина! Ни следа на толстой апельсиновой коже. Когда спичка сломалась, Горячка заточила следующую. Но и эта — трах! — пополам.
«Нет, он не волшебный, — крикнула какая-то спичка, охваченная ужасом, — он железный!»
Апельсин засмеялся и вспорхнул легко, как мотылек. Потом подлетел к открытому окну и застрял в нем, точно маленькая луна. «Ах так, обманщик! — завизжала спичка-генерал. — Тебе собаки больше нравятся? Хочешь убежать к Зубарю и усилить его отряд? Спички, огонь!» Спички установили свои страшные головки, прицелились. Смотрю — наши шторы пылают, как бумага…
— А куда девался апельсин? — вырвалось у писателя.
— Улетел, поблескивая в лучах солнца. Никто-никто не в силах удержать его, если он сам не захочет.
— Где же он сейчас? — не вытерпел писатель. То, что он услышал, было похоже на новую волшебную сказку.
— Где? — задумчиво переспросила Саломея. — Там, где он нужнее всего.
Колышек и Колобок прижали носы к экрану. Ведь на самом-то деле это они виноваты в том, что начался ужасный пожар! Это из-за них чуть не погибла в огне правдивая Саломея… Из-за них пострадала Раса! Если бы они заранее все знали, то с самого начала ни за что не взяли бы этот апельсин… И не летали бы вместе с ним в пригород… А как они радовались тогда, не чуя беды!..
— А почему ты, Салюте, не позвонила нашим пожарникам? — вырвалось из бороды писателя.
— Да, почему же ты не позвонила нашим героическим пожарникам? — поправила дикторша.
— Пламя со шторы перекинулось на дверь, — Саломея, не моргая, смотрела на заколдованную бороду и говорила, точно дула в рожок. — Я хотела позвонить, но не додумалась, как правильно сказать… Огонь то прятался на кухне, то врывался в комнату… Только я хочу сказать, что комната горит, а огонь, как нарочно, шмыг обратно на кухню… И так несколько раз, пока не загорелся столик под телефоном.
— Теперь ты понимаешь, что не надо быть правдивее самой правды? — ласково вмешалась дикторша.
— Нет, не понимаю, — грустно вздохнула Салюте. — Но мне очень жалко Расу…
— Ты чересчур правдива, — писатель погладил ее волосы и виновато улыбнулся дикторше, как бы извиняясь за правдивость Салюте. — Однако, если увидишь где-нибудь огонь, немедленно звони пожарникам! Хорошо?