Каноль прочел и еще раз перечитал письмо, дрожа и бледнея от ужаса при каждой строчке, каждой букве этого послания. Он чувствовал, сам не постигая этой тайны, что странная сила овладела и распоряжалась им. Не могут ли враги захватить остров, пройдя через подземелье, ведущее из его спальни к замку Канб и предназначенное для спасения Нанон? Известна ли им тайна этого подземного хода?
Вибрак следил за выражением его лица.
— Плохие вести, господин комендант? — спросил он.
— Да, кажется, на нас опять нападут в следующую ночь.
— Какие упрямцы! — воскликнул Вибрак. — Я думал, что они сочтут себя достаточно побитыми и мы избавимся от них, по крайней мере, на неделю.
— Считаю излишним, — сказал Каноль, — рекомендовать вам величайшую бдительность.
— Будьте спокойны, господин комендант. Они, верно, постараются напасть на нас врасплох, как было в первый раз?
— Не знаю, но приготовимся ко всему и примем те же меры предосторожности, что и прежде. Обойдите и осмотрите крепость вместо меня, я вернусь к себе, мне нужно отдать несколько приказаний.
Де Вибрак кивнул и пошел с той беспечностью, с какой встречают опасность военные, попадающие в нее на каждом шагу.
Каноль вернулся в свою комнату, всячески стараясь, чтобы Нанон не увидела его, и, убедившись, что он один в комнате, заперся на ключ.
У изголовья его кровати на ковре, окруженном золотой лентой, оказался герб фамилии де Канб.
Каноль сорвал ленту и под ней увидел очертания двери.
Она открылась ключом, который виконтесса прислала ему вместе со своим письмом: перед Канолем оказался вход в подземелье, которое, очевидно, шло по направлению к замку Канб.
Каноль застыл на минуту; пот выступил у него на лбу. Этот таинственный подземный ход, может быть не единственный в крепости, невольно пугал барона.
Он зажег свечу и решил осмотреть его.
Он спустился по двадцати ступенькам, потом по легкому скату пошел под землей.
Скоро он услышал глухой гул, который сначала испугал его, потому что непонятно было, откуда он исходит; но, пройдя далее, барон догадался, что над его головой течет и шумит река, несущая свои воды к морю.
В нескольких местах свода были трещины, через которые, вероятно, когда-то просачивалась вода, но их заметили вовремя и замазали цементом, который скоро стал тверже камня.
Почти десять минут Каноль слышал над головой шум воды; мало-помалу шум утих и казался шорохом. Наконец не стало слышно и этого шороха, и, в безмолвии пройдя шагов пятьдесят, Каноль дошел до лестницы, совершенно похожей на прежнюю. За последней ступенькой находилась массивная дверь, которую не выломали бы и десять человек. Для защиты от ружейного огня или пожара она была плотно окована железом.
— Теперь понимаю, — сказал Каноль. — Здесь, у двери, будут ждать Нанон и спасут ее.
Комендант вернулся, прошел под рекой, нашел лестницу, поднялся в свою комнату, прикрепил ленту на прежнее место и в задумчивости отправился к Нанон.
IX
Нанон, как и всегда, сидела над географическими картами, письмами и книгами. Бедняжка по-своему вела гражданскую войну за короля. Увидав Каноля, она с восторгом протянула ему руку.
— Король едет, — сказала она, — и через неделю мы будем вне опасности.
Каноль отвечал с грустной улыбкой:
— Он все едет и, к несчастью, все еще не приезжает.
— О, на этот раз я получила самые верные известия, дорогой барон, меньше чем через неделю он будет здесь.
— Как бы ни спешил он, Нанон, он все-таки опоздает к нам.
— Что вы говорите!
— Я говорю, что бесполезно тратить силы над этими картами и бумагами, гораздо лучше подумать о бегстве.
— Бежать! Почему?
— Потому что я получил дурные вести. Против нас готовится новая экспедиция, в этот раз я могу погибнуть.
— Что же, друг мой? Ведь решено: ваша участь — моя, как мои богатства — ваши.
— Нет, этого не должно быть. Я не смогу держаться храбро, если мне придется опасаться за вас. Помните ли, в Ажене вас хотели сжечь или бросить в реку? Нет, Нанон, из сострадания ко мне не упрямьтесь, не оставайтесь здесь; ваше присутствие может сделать меня трусом.
— Боже мой!.. Каноль, вы пугаете меня!
— Нанон, умоляю вас… Поклянитесь, что, если меня атакуют, вы сделаете все, что я ни прикажу…
— О Господи, к чему такая клятва?
— Она даст мне силу жить, Нанон; если вы не обещаете слепо повиноваться мне, клянусь, я непременно буду искать смерти.
— Клянусь!.. Все-все что вы хотите, Каноль!.. Клянусь вам нашей любовью.
— Слава Богу, Нанон! Теперь я спокоен. Соберите самые ценные из ваших украшений. Где ваше золото?
— В бочоночке, окованном железом.
— Приготовьте все это, чтобы можно было отнести вслед за вами.
— Ах, вы знаете, Каноль, что настоящее мое сокровище не золото и не бриллианты. Каноль, уж не хотите ли вы удалить меня?
— Нанон, вы убеждены, что я честный человек, не так ли? Клянусь честью, что все эти меры внушены мне лишь страхом за вас.
— И вы думаете, что я в опасности?
— Думаю, что завтра остров Сен-Жорж будет взят.
— Каким образом?
— Не знаю, но уверен.
— А если я соглашусь бежать?..
— Так я постараюсь остаться живым, клянусь вам.
— Приказывайте, друг мой, я буду повиноваться, — сказала Нанон, протягивая Канолю руку, и, невольно засмотревшись на него, забыла, что по ее щекам стекают две крупные слезы.
Каноль пожал ей руку и вышел. Если б он остался еще минуту, то поцеловал бы ее в эти жемчужные слезы, но он положил руку на письмо виконтессы как на талисман; письмо это дало ему силу уйти.
Он провел день в жестокой тоске. Решительная угроза: «Завтра Сен-Жорж будет взят» — беспрерывно звучала в его ушах. Как, каким образом возьмут остров? Почему виконтесса говорит ему об этом с такой уверенностью? Как нападут на него? С берега? Или с моря? С какой неизвестной точки налетит на него беда, еще невидимая, но уже неизбежная? Было отчего сойти с ума.
Весь день Каноль под лучами солнца искал врагов в отдалении. Вечером он мучил свои глаза, рассматривая рощи, отдаленную равнину и извилистое течение реки; но бесполезно: нигде он ничего не видел.
Когда совершенно стемнело, осветился флигель в замке Канб. Каноль увидел там свет в первый раз с тех пор, как приехал в крепость.
— Ага! — сказал он, — вот явились избавители Нанон.
И тяжело вздохнул.
Какая загадочная, таинственная вещь сердце человеческое! Каноль больше не любил Нанон, он обожал госпожу де Канб. Однако, когда ему пришлось расставаться с Нанон, сердце его разрывалось на части. Только вдали от нее или расставаясь с ней, чувствовал он истинную силу странной своей привязанности к этой очаровательной женщине.
Весь гарнизон не спал и находился на стенах. Каноль, устав смотреть, начал прислушиваться к ночному мраку. Никогда темнота не казалась такой немой и сиротливой. Ни один звук не нарушал этой тишины, подобной безмолвию пустыни.
Вдруг Канолю пришла в голову мысль, что враги могут явиться к нему через подземный ход, который он осматривал. Это было маловероятно, потому что в таком случае его, верно, не предупредили бы, однако ж он решился стеречь подземелье. Он велел приготовить бочонок с порохом и фитиль, выбрал лучшего из своих сержантов, подкатил бочонок к последней ступеньке подземелья, зажег факел и отдал его в руки сержанта. Возле него встали еще два человека.
— Если в этом подземелье появятся больше шести человек, — сказал он сержанту, — то сначала прикажи им удалиться; если они не согласятся, подожги фитиль и толкни бочонок: подземелье покато, он взорвется среди врагов.
Сержант взял факел, за ним молча стояли два солдата, освещенные красноватым огнем факела, у ног их лежал бочонок с порохом.
Каноль воротился наверх, спокойный хотя бы в этом отношении; но, войдя в свою комнату, он обнаружил там Нанон, которая, видя, что он спустился со стены и прошел к себе, решила пойти что-нибудь у него узнать и теперь с ужасом смотрела на зияющее отверстие подземного хода, о котором она не знала.
— Боже мой, что это за дверь? — спросила она.
— Для твоего бегства, дорогая Нанон.
— Ты обещал, что не потребуешь моего бегства, пока на тебя не нападут.
— И повторяю обещание.
— Все кажется очень спокойным около острова, друг мой.
— И в крепости тоже все кажется очень спокойным. Однако в двадцати шагах от нас лежит бочонок пороху, и возле него стоит человек с факелом. Если этот человек поднесет факел к бочонку, через секунду от крепости не останется камня на камне. Вот как все спокойно, Нанон!
— О, вы заставляете меня трепетать! — вскричала молодая женщина, побледнев.
— Нанон, позовите ваших горничных, пусть они принесут ваши бриллианты, пусть ваш камердинер принесет ваши деньги. Может быть, я ошибся, может быть, в эту ночь ничего не случится, но все равно будем готовы.
— Кто идет? — раздался голос сержанта в подземелье.
Ему отвечал какой-то голос, в котором не слышалось никакой враждебности.
— Вот за вами уже идут, — сказал Каноль.
— Да ведь еще нет нападения, друг мой, все тихо; позвольте мне остаться при вас, они не придут.
Нанон не успела еще договорить, как во внутреннем дворе крепости три раза раздалось:
— Кто идет?
За третьим возгласом последовал выстрел из мушкета.
Каноль бросился к окну и отворил его.
— К оружию! — кричал часовой. — К оружию!
Каноль увидел в углу черную движущуюся массу: то были неприятельские солдаты, выходившие из низенькой сводчатой двери, ведущей в погреб, где лежали дрова. В этом погребе, как и в его комнате, без сомнения, находился потайной ход.
— Вот они! — вскричал Каноль. — Спешите, вот они!
В ту же секунду залп из двадцати мушкетов ответил на выстрел часового. Две или три пули попали в окно, которое запирал Каноль.
Он обернулся: Нанон стояла на коленях.
Прибежали ее служанки и камердинер.
— Нельзя терять ни минуты, Нанон! — сказал Каноль. — Бегите, бегите!
Он поднял Нанон, легкую как перышко, и побежал с ней в подземелье, крикнув ее людям, чтобы они шли за ним.
Сержант стоял на своем посту с факелом в руках. Солдаты, товарищи его, зажгли фитили и готовились стрелять по группе людей, между которыми стоял старинный знакомец наш метр Помпей, бледный и расточавший всевозможные уверения в дружбе.
— Ах, господин де Каноль, — вскричал он, — скажите вашим солдатам, что мы именно те люди, которых вы ждали! Черт возьми! Нельзя так шутить с друзьями!
— Помпей, — сказал Каноль, — поручаю тебе госпожу де Лартиг. Ты знаешь, кто отвечает мне за нее своей честью, ты же будешь отвечать головой.
— Отвечаю, отвечаю!
— Каноль! Каноль! Я с вами не расстанусь! — кричала Нанон, обнимая барона. — Каноль! Вы обещали мне идти за мной.
— Я обещал защищать крепость Сен-Жорж, пока в ней будет хоть один камень, и я сдержу слово.
Несмотря на крики, слезы, мольбы Нанон, Каноль передал ее Помпею, который увлек ее в глубину подземелья при помощи нескольких лакеев виконтессы де Канб и собственных ее служанок.
Каноль следил глазами за этим милым белым привидением, которое, удаляясь, простирало к нему руки. Но вдруг он вспомнил, что его ждут в другом месте, и бросился вверх по лестнице, приказав сержанту и солдатам идти за собой.
Де Вибрак стоял в его комнате, бледный, без шляпы, со шпагой в руке.
— Господин комендант! — закричал он, увидав Каноля. — Неприятель в крепости!
— Знаю.
— Что ж делать?
— Прекрасный вопрос! Черт возьми! Умирать!
Каноль оросился во внутренний двор. По дороге он увидел топор и схватил его.
Двор был заполнен врагами. Шестьдесят солдат гарнизона сообща старались защитить вход в комнаты Каноля. Со стороны слышались крики и выстрелы; это доказывало, что везде дерутся.
— Комендант! Комендант! — закричали солдаты, увидев Каноля.
— Да, да, — отвечал он, — комендант ваш пришел умереть с вами! Мужайтесь, друзья мои! Вас взяли изменой, не надеясь победить.
— На войне все хорошо, — сказал насмешливым голосом Равайи, у которого рука была подвязана и который призывал своих солдат схватить Каноля.
— Сдавайся, Каноль, сдавайся! — кричал он. — Тебе предложат выгодные условия.
— А, это ты, Равайи! — вскричал Каноль. — Я думал, что уж заплатил тебе долг дружбы! Но ты еще недоволен, так погоди же…
Каноль, прыгнув шагов на пять-шесть вперед, метнул в Равайи топор, который он держал в руке, с такой силой, что рассек шлем и латный воротник стоявшего рядом с Равайи офицера из горожан; тот упал замертво.
— Черт возьми! Вот каким образом ты отвечаешь на мою учтивость? — сказал капитан навайльцев. — Пора бы мне привыкнуть к твоей манере! Друзья мои, он с ума сошел. Стреляйте в него, стреляйте!
Тотчас из неприятельских рядов раздался залп. Пять или шесть человек упало около Каноля.
— Пали! — закричал он своим. — Огонь!
По его приказанию выстрелили только три или четыре мушкета. Захваченные врасплох в ту самую минуту, когда они меньше всего ожидали нападения, и растерявшиеся в ночной темноте, солдаты Каноля потеряли боевой дух.
Каноль понял, что делать нечего.
— Вернемся в дом, Вибрак, — сказал он, — возьмем с собой и солдат. Забаррикадируем двери и сдадимся только тогда, когда они возьмут нас приступом.
— Огонь! — закричали два голоса — Эспанье и Ларошфуко. — Вспомните об убитых товарищах, они требуют мщения! Огонь!
Опять град пуль засвистел вокруг Каноля, но не нанес ему вреда, однако значительно уменьшил его отряд.
— Назад! — закричал де Вибрак. — Отступаем.
— Вперед! Вперед! — кричал Равайи. — За ними, скорей!
Враги бросились вперед. Каноль не более чем с дюжиной солдат выдержал их натиск; он поднял ружье убитого солдата и действовал им как палицей.
Все его товарищи вошли в дом. Он вошел туда после всех, вместе с Вибраком.
Оба они с неимоверными усилиями закрыли дверь, несмотря на противодействие осаждавших, и заперли ее огромным железным засовом.
Окна были с железными решетками.
— Топоры! Тараны! Если нужно — пушки сюда! — кричал герцог де Ларошфуко. — Мы должны взять их живыми или мертвыми.
Страшный залп последовал за этими словами — две или три пули пробили дверь. Одна из этих пуль раздробила бедро Вибраку.
— Ну, комендант, — сказал он, — мое дело кончено, теперь постарайтесь устроить ваше; меня это больше не касается.
И он опустился на землю около стены, потому что уже не мог стоять на ногах.
Каноль осмотрелся кругом: человек двенадцать могли еще защищаться. В числе их находился и сержант, которого он оставил дежурить в подземелье.
— Где факел? — спросил барон. — Куда ты девал факел?
— Признаться, я бросил его там, у бочонка, господин комендант.
— Он еще горит?
— Вероятно.
— Хорошо. Выведи всех этих людей через заднюю дверь. Постарайся выторговать для себя и для них самые выгодные условия. Остальное уже мое дело.
— Но, мой командир…
— Повиноваться!
Сержант опустил голову и подал солдатам знак идти за ним. Все они скоро исчезли во внутренних помещениях: они поняли намерение Каноля и вовсе не желали взлететь с ним на воздух.
Каноль на миг прислушался: дверь рубили топорами что, однако, не мешало стрельбе продолжаться. Стреляли наудачу, стреляли по окнам, полагая, что за ними спрятались осажденные.
Вдруг страшный грохот показал, что дверь подалась, и Каноль услышал, как толпа нападавших бросилась в дом с радостными криками.
— Хорошо, хорошо, — прошептал он, — через пять минут эти радостные крики превратятся в стоны отчаяния.
И он бросился в подземелье.
Там, на бочонке с порохом, сидел молодой человек, у ног его дымился факел; он закрыл лицо обеими руками.
Услышав шум, юноша поднял голову.
Каноль узнал госпожу де Канб.
— А, вот и он, наконец! — вскричала она, поднимаясь.
— Клер! — прошептал Каноль. — Зачем вы здесь?
— Умереть с вами, если вы хотите умереть.
— Я обесчещен! Я погиб! Мне остается только это.