Казалось бы уж этих свидетелей Комиссия должна была принять с распростертыми объятиями. Ведь их показания подтверждали, что Освальд тщательно готовился, что он пользовался итальянским карабином 6.5, что отлично стрелял. Но нет — и эти свидетели были объявлены ошибающимися. Ибо, если принять их слова за правду, надо было признать, что в подготовке участвовало несколько человек и несколько ружей, а это было разрушительно для официальной сказки с одним-единственным злодеем.
Освальд и Руби
Многие эпизоды, описанные в этой главе, плохо укладывались не только в схему Комиссии Уоррена, но и в построения ее критиков. Ибо большинство из них (Марк Лэйн, Сильвия Мейер, Лео Саваж, Иоахим Йостин, Ховард Роффман) как бы брали на себя функцию адвокатов Освальда и пытались доказывать его абсолютную невиновность. Естественно, что для них активные упражнения «подзащитного» в стрельбе, получение им значительных сумм из неизвестных источников, ожидание резкого улучшения финансового положения были весьма нежелательными деталями.
Будучи людьми честными, критики не могли просто отвергнуть ясные и убедительные свидетельские показания. Чтобы обойти возникающее противоречие, все они в той или иной мере склонялись к идее «двойника», которого заговорщики якобы посылали изображать Освальда во всех указанных местах, в то время, как сам Освальд, не замышляя ничего худого, либо честно двигал ящики на службе, либо нянчил своих детишек в доме Руфи Пэйн. (Несостоятельность этой теории доказывается выше, на стр. 148. Тем же, кто любит детективные истории с переодеваниями, рекомендую книгу Роберта Морроу, Betrayal, в которой эта версия разработана с завидной бесшабашностью.)
Неудивительно, что при таком подходе все свидетельские показания о контактах между Освальдом и Руби отвергались обеими сторонами. Для Комиссии Уоррена это означало бы принять наличие заговора, для критиков — допустить, что Освальд хотя бы частично был в этом заговоре замешан, К этому двойному давлению добавлялся еще и страх каждого свидетеля, сообщавшего о встречах Руби с Освальдом, быть убитым или изувеченным. И тем не менее показания людей, видевших будущего убийцу и его жертву вместе, рассыпаны в документах в изобилии.
Больше дюжины надежных свидетелей заявили, что видели Руби и Освальда вместе в течение четырех месяцев, предшествовавших убийству президента. Шестеро видели их в разные моменты в клубе «Карусель» в ноябре 1963 года. Трое из них были служащими, трое — посетителями. Мне самому довелось брать интервью у журналиста, который видел Руби и Освальда вместе на фотографии.
Вот, например, конферансье из клуба «Карусель» — Билл де Map. В день убийства Освальда он немедленно позвонил в агентство новостей, затем своему приятелю, радиожурналисту в Индиане, а также в далласскую полицию, сообщая, что видел Освальда в клубе «Карусель» за девять дней до убийства. Специальностью де Мара были трюки, связанные с запоминанием множества предметов, называемых зрителями. Именно в таком трюке принял участие Освальд.
Позднее, давая показания Комиссии, де Map заявил, что его заявления были раздуты прессой и у него нет уверенности, что виденный им человек был Освальд. Но в ходе следствия так много людей отказывались от своих показаний из страха смерти, что разумно доверять лишь тому, что было сказано в первый момент, когда человек еще не знал, что ему грозит и как надо лгать.
Точно так же и Брус Карлин («Маленькая Линн») в первые дни после убийства заявила агенту Секретной службы, что видела Освальда в «Карусели». Но десять месяцев спустя, запуганная угрозами и измученная допросами, она (та самая, что приходила давать показания, имея в сумочке пистолет) уже говорила, что полной уверенности у нее нет, что просто все кругом говорили, что Руби и Освальд знали друг друга, и она подхватила и повторила эту молву. Тем не менее, даже в этот момент она признала, что ее личное мнение — да, да, сугубо личное мнение, основанное на косвенных данных, — сводится к тому. что эти двое знали друг друга.
Еще более откровенно рассказал о процессе изменения своих показаний Вильбурн Личфилд. Поначалу он заявил полиции, что видел Освальда в «Карусели» в середине октября или в начале ноября 1963 года. Он ждал назначенной встречи с Руби, а Освальд вошел в кабинет перед ним и через некоторое время вышел оттуда. Личфилд обратил на него внимание, потому что тот был одет неряшливо, волосы нуждались в стрижке — вообще, нетипичная фигура для ночного развлекательного заведения. Но полиции его показания не нравились, ему устроили испытание на детекторе лжи, заявили, что он провалил его. За Личфилдом числились грешки, он отсидел срок за подделку чека, и меньше всего ему хотелось связываться с полицией.
Я им говорю, что Освальд до чертиков похож на человека, которого я видел в «Карусели», а они: «Ты уверен? Ты уверен? Ты уверен?..» А я говорю: «Выглядит похоже, выглядит похоже, выглядит похоже…» А когда агенты ФБР со мной разговаривали, они заявили: «А знаешь, что если ты сейчас заявляешь, что уверен, а потом окажется, что то был не Освальд, это подсудное дело?» Ну, после этого я и говорю: «Окей, я не вполне уверен».
Наконец, то, что подслушал адвокат Джарнагин вечером 4 октября в клубе «Карусель» — прямые переговоры между Руби и Освальдом об убийстве губернатора Коннэлли (кратко упомянутые выше, на стр. 146), было игнорировано всеми. Имени Джарнагина нет ни в Отчете, ни а книгах критиков, даже в более поздних, связанных со вторым (а по сути — третьим, если считать вторым расследование прокурора Нового Орлеана, Джима Гаррисона) расследованием. Один лишь Пен Джонс отводит ему главу и справедливо замечает, что человек, выступивший с таким заявлением, по крайней мере заслуживает того, чтобы его вызвали на допрос.
ФБР поставило на меморандуме Джарнагина дату получения 5 декабря 1963 года. То есть 10 дней спустя после убийства Освальда. Джарнагин в своем разговоре с прокурором Далласа, Генри Вэйдом, уверяет, что послал меморандум через день или два после покушения. Если это так, в меморандуме обнаруживается множество деталей, которых Джарнагин не мог к тому моменту узнать из прессы. Он не мог знать, что Освальд вернулся в Даллас именно 3-го октября, что первую ночь провел в мотеле YMCA, а не дома, что в Новом Орлеане он попал в тюрьму за драку на улице.
Джарнагин признал, что в тот вечер они со спутницей выпивали, переходя из клуба в клуб. Однако пристрастие к алкоголю не помешало Джарнагину блестяще закончить два университета и быть отличным шахматистом. Спутница его, бывшая танцовщица Руби, отказалась подтвердить его показания. Однако была она особой бедовой, регулярно попадала в тюрьму и имела все основания думать прежде всего о собственной безопасности. Полиция Далласа заявила, что никто не звонил им в начале октября с подобными предупреждениями. Но если попробовать допустить, что Джарнагин, действительно, позвонил им на следующий день, признали бы полицейские, проворонившие два убийства такой важности, что их предупреждали насчет Руби и молодого человека по имени Ли? Наоборот, не кроется ли здесь объяснение той паники, в которую впали высокопоставленные полицейские, когда услышали имя Освальда 22-го ноября, объяснение той политики заметания следов, которая описана в Главе 16?
Но главное, снова и снова встает вопрос: зачем уравновешенному человеку, с приличной карьерой и репутацией, не замеченному раньше в склонности к мистификациям, было выступать с выдуманной историей, которая грозила ему, в лучшем случае, обвинением в лжесвидетельстве, в худшем — гибелью от руки убийцы? Ибо он не только отправил меморандум в ФБР, но в феврале 1964 явился к прокурору Вэйду, готовившему процесс Руби, и предложил себя в качестве свидетеля. То есть готов был подтвердить сказанное публично и под присягой. Прокурор заявил, что история показалась ему неубедительной, что он устроил проверку на детекторе лжи и Джарнагин провалил тест.
Однако никаких подтверждений того, что проверка имела место, в документах мы не находим. Зато находим очередной сюрприз: 24-го ноября прокурор Вэйд. возвращался с семьей из церкви и, услышав по радио, что Освальда убили, не задумываясь заявил, что, наверное, это сделал Руби, хотя имя убийцы еще не объявили.
Конечно, трудно поверить, что Руби стал бы обсуждать планы убийства там, где его могли подслушать посторонние, то есть прямо в зале своего клуба. Я вижу только одно возможное объяснение истории адвоката Джарнагина: он получил информацию о разговоре между Руби и Освальдом от кого-то из служащих Руби, которому обещал не называть его имени. Но важность сообщения была так велика, что он не мог не рассказать властям о нем. Поэтому-то и решил взять всю ответственность на себя — заявил, что слышал разговор собственными ушами. Лишь убедившись, что эта правдивая информация почему-то отметается следствием, он решил не идти дальше по пути, который таил для него двойную опасность, и в дальнейшем оставался в тени.
Поистине, когда пытаешься перечислить все, что знали официальные лица и организации об Освальде и Руби, список получается угнетающе длинным. Немудрено, что так много независимых исследователей искали корни заговора в недрах ФБР, Си-Ай-Эй, полиции. Секретной службы. Правда, все они упускают одну немаловажную деталь: если бы заговорщики принадлежали к официальным кругам, Освальд был бы убит на месте, ибо любой охранник, любой полицейский имел право пристрелить его прямо в здании ТРУ как подозреваемого убийцу. «Сценарист» заговора поместил бы «ликвидатора» у входа в книжный распределитель, поручил бы ему вбежать в здание немедленно после стрельбы, и Освальд никогда не дошел бы до автомата с кока-колой. Но, как мы уже видели, у настоящих заговорщиков такой возможности не было и Освальда они упустили почти на 48 часов.
22. ДАЛЛАС, 22 НОЯБРЯ 1963 ГОДА, ДЭЙЛИ-ПЛАЗА
Тысячи людей приветствовали президента, чей автомобиль медленно двигался в колонне других машин по улицам Далласа. Сотни оказались свидетелями покушения на Дэйли-плаза. Послушаем их рассказы.
Первый выстрел
ДЖИН НЬЮМАН (она стояла на северной стороне улицы Эльм, под травяным склоном; на схеме на стр. 163 ее местоположение было бы в зоне 2, чуть правее цифры): Первые машины как раз миновали меня, когда я услышала что-то, что я поначалу приняла за хлопок ракеты… Президент словно бы вскинулся, а голову уронил вниз. Я видела, как он поднял локти вот так, прижав руки к груди.
ХОВАРД БРЕННАН (он сидел на цементном барьере посредине Дэйли-плаза, в треугольнике, образованном улицами Эльм, Мэйн и Хьюстон): Президентский автомобиль как раз миновал то место, где я сидел, и президент Кеннеди повернулся в нашу сторону. В этот самый момент все радостное и благодушное настроение дня было разбито звуком выстрела… Сначала я решил, что это был просто автомобильный выхлоп. Я уверен, что и остальные люди вокруг меня подумали так же, потому что толпа сначала никак не прореагировала.
РОЙ КЕЛЛЕРМАН (агент Секретной службы, сидевший рядом с шофером президентского автомобиля): Мы только что свернули с Хьюстон на Эльм-стрит, там улица идет под уклон, прочь от зданий, и был дорожный знак, я не помню, что на нем было написано, но только мы миновали его и выезжали на открытое пространство, как раздался треск, точно хлопнула шутиха — поп!
ДЖЕЙМС ТОУГ (его автомобиль остановился в пробке под железнодорожным мостом, и он вышел из автомобиля взглянуть на президентский кортеж; между зоной 3 и 4 на схеме): Я стоял там и старался увидеть президента и его автомобиль. Примерно в это время я услышал звук, похожий на ракету-шутиху.
ДЭЙЛИ-ПЛАЗА (Цифры в кружках означают зоны, обсуждаемые в тексте)
Правда, довольно громкую шутиху. На ружейный выстрел было совсем непохоже. Я стал глядеть по сторонам, чтобы понять, кто кидает шутихи, и старался уразуметь, что происходит.
ДЭЙВ ПАУЭРС (помощник президента, ехавший за ним в следующем автомобиле): Мы сделали поворот с Хьюстон на Эльм… Вскоре после этого раздался первый выстрел, и мне показалось, что это ракета-шутиха. Я увидел, что президент после этого выстрела стал падать в левую сторону, далеко налево.
ЛИНДА КЭЙ (наблюдала проезд с южной стороны Эльм-стрит):
Когда первый выстрел поразил президента, он перестал махать толпе и он схватился за горло и весь согнулся вперед.
МИССИС КОННЭЛЛИ (жена губернатора Коннэлли, ехавшая рядом с ним в президентском автомобиле, на левом среднем сиденьи): Я услышала звук и, не очень разбираясь в огнестрельном оружии, не поняла, что это ружье. Просто пугающий звук, который раздался справа. Я обернулась направо и взглянула назад и увидела, как президент поднял обе руки к шее… Он не издал ни звука, не вскрикнул. Я не видела крови, ничего. У него просто было ничего не выражающее лицо, и он просто как бы осел, повалился.
ГУБЕРНАТОР КОННЭЛЛИ (ехал в президентском лимузине на правом среднем сиденьи): Мы только что сделали поворот, когда я услышал то, что я принял за звук выстрела. Я инстинктивно повернулся направо, потому что мне казалось, что звук выстрела раздался справа, но не увидел ничего необычного — просто люди, толпа, — но я не увидел президента, и меня это встревожило, потому что, когда я услышал выстрел — а я знал, что это был ружейный выстрел, — первое, что промелькнуло в моей голове, была мысль о покушении.
Второй выстрел
С. ХОЛЛАНД (стоял на железнодорожном переезде, под которым должен был проехать президентский кортеж; на схеме зона 3): И губернатор /Коннэлли, сидевший перед президентом/ повернулся направо, вот так; после этого он стал поворачиваться в другую сторону, и в это время вторая пуля попала а него… Я рассказывал об этом Комиссии Уоррена, что он повернулся направо, потом налево и что он был поражен вторым выстрелом. Уж точно не первым.
МИССИС КОННЭЛЛИ: Очень скоро после этого /первого выстрела/ второй выстрел попал в Джона /Коннэлли/. Я как раз обернулась, чтобы посмотреть, и я припоминаю, что Джон говорил «О нет, нет, нет». В это время раздался второй выстрел, и он откинулся направо, просто рухнул, как раненный зверь, и сказал: «О Боже, они убьют нас всех».
ГУБЕРНАТОР КОННЭЛЛИ: Я оборачивался налево, но так и не успел закончить поворот… потому что что-то ударило меня в спину. Я сразу понял, что это было: пуля попала в меня. Я понял это, когда взглянул вниз и увидел кровь повсюду, и в голове мелькнула мысль, что в этом участвуют два или три человека или кто-то стреляет из автоматической винтовки… Кровь была повсюду, и я понял, что пуля прошла через грудь навылет, и подумал, что я ранен смертельно.
ХОВАРД БРЕННАН:…Я взглянул вверх на ТРУ, словно какая-то невидимая сила заставила меня посмотреть на окна шестого этажа. Кровь застыла у меня в жилах от того, что я увидел… В угловом окне стоял тот же самый молодой человек, которого я видел там же еще до прибытия кортежа. С одной лишь разницей — в этот раз в руках у него было ружье, наведенное на президентский автомобиль. Он опер его о карниз, и, хотя он двигался быстро, в движениях его не было заметно паники. Все это случилось в течение секунды или двух. Затем в уши мне ударил второй выстрел… Я видел, как губернатор Коннэлли дернулся от полученной раны, видел, как его жена рванулась к нему на помощь. Помню, что я подумал: «О мой Бог! Он хочет убить их, он хочет убить их всех!» Чудовищность и огромность происходящего почти раздавили меня. Я хотел плакать, хотел кричать, но не мог издать не звука. Я только смотрел, как развертывалась эта страшная драма.
Третий выстрел
С. ХОЛЛАНД: В этот момент миссис Кеннеди смотрела на этих девушек, одна из них как раз делала снимки, а другая просто стояла и она /миссис Кеннеди/ повернулась в сторону, где сидели президент и губернатор Коннэлли. И я думаю, она поняла, что происходит… В этот момент еще одна пуля ударила в него… Она просто сбила его на пол. Он просто провалился вниз… Я услышал третий выстрел, а всего я насчитал четыре… Я не был уверен, что третий звук был выстрелом. Не могу сказать. И клуб дыма вырвался из-под этих деревьев (на схеме зона 2) на уровне 6–8 футов над землей. Словно кто-то выбросил ракету-шутиху, да и звук был такой. Он не был таким громким, как первые два.