Запрет на съемки у Ромма переполнил чашу терпения гордой и независимой по своему характеру Кузьминой, и после бурной сцены с мужем она, как говорят в таких случаях, «хлопнула дверью» и отправилась в Каракумы. А вслед за ней приехал и Барнет, чтобы уговорить ее возвратиться. О чем между ним и Роммом состоялся разговор, не известно, да это и не имеет для нас никакого значения – это их личное дело. Но, вероятно, Барнет уже среди членов съемочной группы высказал сомнение в целесообразности съемок в Каракумах, и Николай Афанасьевич, как всегда, поддержал своего любимого учителя и друга. Со свойственной ему прямолинейностью он сказал:
– Действительно, зачем нужно было ехать в Каракумы, если проще было привезти песок из Подмосковья на «Мосфильм» и там все снять.
Этой фразы было достаточно, чтобы обвинить Крючкова в дезорганизации производства. А в те далекие тридцатые годы это было равносильно обвинению во вредительстве. К счастью для Николая Афанасьевича, эта история закончилась для него без серьезных последствий, если не считать, что его отстранили от участия в съемках, а все сцены, связанные с его ролью, из сценария вымарали. Вряд ли Крючков был этим уж слишком огорчен. Главное, он сохранил верность своему учителю и дружбу с ним, которая осталась незапятнанной до конца дней Бориса Васильевича.
Ни с чем уехал Барнет – Кузьмина возвращаться наотрез отказалась и продолжала сниматься, как она говорила, «при температуре плавления мозгов». Была лишь тоска по дочери Наташеньке, которая осталась в Москве. Зная об этом, Ромм окружил актрису таким вниманием, такой заботой, что сердце Кузьминой дрогнуло, и через некоторое время они поженились. И прожили счастливо до самой кончины Михаила Ильича в 1971 году.
А песок, между прочим, на «Мосфильм» все-таки завезли и барханы доснимали уже в столице. Зрители, конечно же, этого не заметили: песок – он и в Москве песок. Как и не заметили «потери бойца»: вместо десяти их осталось девять. Зато название осталось прежним: «Тринадцать».
Но все хорошо, что хорошо кончается. А несостоявшийся красноармеец Крючков в тот год и так был загружен сверх меры: он снимался в трех фильмах одновременно, среди которых «Человек с ружьем», где он сыграл соль солдата, и «На границе» в роли начальника пограничного участка капитана Тарасова, за которую получил первую правительственную награду – орден Трудового Красного Знамени.
Этот день – 1 февраля 1939 года – стал для Николая Афанасьевича, по его словам, одним из самых памятных в его жизни.
– Когда я выехал из Кремля, – вспоминал он, – была пасмурная погода, а мне казалось, что светит солнце и все люди улыбаются, вместе со мной радуются счастью. Так вот, зажал коробочку с орденом в кулак и пошел на Малую Дмитровку, где был мой родной Театр имени Ленинского комсомола – бывший ТРАМ, к своим ребятам.
Конечно же, Николай Афанасьевич не мог не разделить эту радость с товарищами, с которыми начинал свой сценический путь.
Фильм «На границе» сейчас, пожалуй, не остался в памяти даже у зрителей старшего поколения. Такие картины в то время называли «боевыми», сейчас бы их причислили к приключенческому жанру с элементами детектива с его непременными атрибутами: перестрелкой, погонями, коварными врагами, ловкими и бесстрашными героями и счастливым концом. Авторы ставили перед собой простую и ясную задачу: убедить зрителя в том, что советская граница на замке и враг не пройдет. И убеждали, хотя очень скоро в этом пришлось горько разочароваться.
Но речь сейчас не об этом, а о том, какое значение имела для артиста Крючкова сама роль капитана Тарасова. Оказывается, самое определяющее. Вот что он сам напишет в своих воспоминаниях, где скажет о себе в третьем лице: «Вопрос, каким должен быть советский человек, наш современник, стал для артиста Крючкова самым главным во всей дальнейшей жизни на экране, стержнем многих кинематографических образов. Стал вопросом всей жизни».
Думается, эта мысль не столько подтверждает основополагающий принцип пресловутого «социалистического реализма», сколько характеризует самого Крючкова, который всегда стремился не только играть «хороших людей», но примером своих героев пробуждать в человеке «чувства добрые». Николай Афанасьевич никогда не отрекался от сыгранных им ролей и никогда не ставил их значимость в зависимость от быстро преходящей конъюнктуры. Он был артист, и высшей наградой ему служила неизменная любовь зрителей, которым он всегда отвечал взаимностью.
В том же 1939 году в Ленинграде шла работа над фильмом «Член правительства», в котором Крючков играл вместе с замечательной актрисой Верой Марецкой в роли Саши Соколовой. И Николай Афанасьевич наблюдал, с каким упоением Марецкая читала сценарий.
«За полдня два слова напишу – такая я грамотная». Ах, как хорошо она это говорит! – радовалась Марецкая. – А вот про телефон: «Да что ты все с этой веревкой разговариваешь?»
Постепенно прямо за кофе беседа перешла в репетицию. И тут режиссеры воочию увидели, что рядом с ними за одним столом, с кофейной чашечкой в руке, сидит не актриса Марецкая, а сама Саша Соколова.
И все же этого было еще мало. Предстояла одна из самых неприятных процедур в нашем актерском деле – кинопроба. Марецкой предложили сыграть очень сложный в психологическом отношении эпизод. Муж возвращается после долгих скитаний на поденщине в родную деревню. Дома все переменилось: изба новая, обстановка иная, сын за чужого дядю принял. Появляется Саша, на ходу отдающая распоряжения своему помощнику. Она видит мужа, и уверенный хозяйский тон уступает место робким бабьим причитаниям. Теперь перед Ефимом обычная слабая баба, исстрадавшаяся в одиночестве, без мужа.
Сильная сцена. Вера Петровна загорелась. Вот только одна загвоздка: кому сыграть на пробе Ефима? Кандидат на эту роль еще не был утвержден. Роль дублера согласился взять на себя ассистент режиссера, человек крайне стеснительный. И то лишь при условии, что в кадре будет его спина, не более. Марецкую это устроило.
Лицо Веры Петровны, слегка измененное гримом и крестьянской прической «узлом», было прекрасно. Глаза, повлажневшие от слез, вызывали жалость, любовь, испуг – все вместе. Брови в трагическом изломе, губы что-то шептали, а руки, обвившие шею «мужа», вздрагивали от волнения и тоски.
– Ой, Ефимушка! Ты? Муж мой милый, батюшка ты мой! Вернулся ты ко мне, жемчужинка ты моя!..
Я много бы дал, чтобы заглянуть в тот миг в глаза ассистента. Видны были лишь его напряженная шея и вздрагивающие плечи. Неужели подыгрывает, «плачет»? Мы все просто восхитились. Какой молодец, как тонко чувствует свою роль! Эпизод отсняли, он обернулся. Съемочная группа оторопела: ассистент вздрагивал… от смеха! И что же оказалось? Автором этого эффекта была все та же Марецкая. Играя свой невероятно сложный кусок роли, она потихоньку щекотала партнера!
Подобных веселых минут выпадало не так уж и много. Шла серьезная и кропотливая работа в киноэкспедиции. Там, на берегу Волги, в деревни Судимиры, что в Калининской области, где снимались многие сцены из картины «Член правительства», Вера Петровна Марецкая глубоко окунулась в жизни, быт и заботы сельчан. Не пренебрегая никакими мелочами. Несколько месяцев, пока шли съемки, прожила в крестьянской избе, наотрез отказавшись от гостиницы. Ходила по деревне в одежде, взятой напрокат у одной из местных жительниц. Лихо била вальком, стирая белье на берегу реки. Выучилась скакать верхом на лошади, сидя на ватнике вместо седла. Пела по вечерам на завалинках бабьи «страдания». Так изо дня в день обрастал деталями, все больше обогащался образ «бабы-министра» Александры Соколовой, вдохновенно сыгранный Марецкой, перед талантом которой я преклоняюсь.
Мне в этой картине выпала роль Никиты Соколова, младшего брата законного супруга Александры. Отличная роль, давно по такой скучал. Мой Никита – первый парень на деревне, душа-человек, удалая головушка, и ничто человеческое ему не чуждо. Отчаянный, смешливый, ухажер и затейник, и в то же время верный и надежный друг. Играть его было – сплошное удовольствие. А уж как мы с Марецкой отплясывали на первой советской свадьбе, что по новому обычаю… Любо-дорого вспомнить!»
На всю свою жизнь запомнит Николай Афанасьевич знаменитый монолог Александры Соколовой, прозвучавший в этом фильме с кремлевской трибуны.
– Товарищи депутаты! Вот стою я перед вами, простая русская баба. Малограмотная, мужем битая, попами пуганная, врагами стрелянная. Живучая…
«Никогда и никто, – напишет Крючков, – на моей памяти в кино не произносил больше такой фантастической по глубине своего проникновения речи, как сделала это Александра Соколова – она же Вера Марецкая. И вновь я порадовался своему актерскому счастью – играть рядом с ней, замечательной, глубокой и щедрой, истинно русской актрисой.
А каких нервных затрат стоила Вере Петровне эта речь! Как плакала она на репетиции перед ночной съемкой этой сцены! Не просто высокие слова, всю душу выплеснула Марецкая в тот единственный миг, запечатленный на кинопленке, составивший впоследствии подлинную славу советскому кинематографическому искусству».
И вот через четверть века, в 1965 году, в беседе с Глебом Скороходовым, в присутствии Фаины Раневской, Марецкая вновь возвращается мыслью к своей роли, над которой было пролито столько слез.
– Я посмотрела картину заново. Есть там у меня хорошие куски, но героиня не моя! Не смогла бы я ее сыграть сегодня, Павлик Морозов в юбке. А фанатизм вызывает отвращение, даже когда он только зарождается.
И дальше, свидетельствует Скороходов, Марецкая «неожиданно рассмеялась»:
– Послушайте, это же страшно смешно! Заслуженная или, лучше, народная актриса собралась на свой юбилей – вырядилась, нацепила на грудь все: лауреатские причиндалы, ордена, медали, значок «Ворошиловский стрелок». Гордая и величавая сидит в кресле, обложенная со всех сторон цветами, – представляете? И вдруг в одном из приветствий слышит, что всю жизнь она делала не то, призывала не к тому и вела не туда. Комедия!
Наверное, все-таки в этих рассуждениях Марецкой больше женского кокетства, чем искренней убежденности. Во всяком случае, хотелось бы думать именно так. Иначе не ассоциировалась бы ее роль Соколовой с самой исполнительницей даже спустя десятилетия. Ведь не на пустом месте родилась байка, о которой напомнил тот же Скороходов:
«Когда Раневской стукнуло семьдесят (1964 год), она объявила: «Все. Вступаю в партию!» – «Зачем?» – опешили друзья. «Надо, – твердо сказала Раневская. – Должна же я хоть на старости лет слышать, что эта сука Верка говорит обо мне на партбюро!»
Старая подруга Марецкой, Раневская, конечно же, прекрасно знала, что Вера Петровна никогда в партии не состояла и ни на каких партбюро заседать не могла. Но такова была эмоциональная мощь экранного образа, что отречься от него потом был уже не в силах сам творец, которого зрители воспринимали не иначе как лишь двойника созданного им персонажа.
Так после фильма «Путевка в жизнь» долгое время не только зрители, но и режиссеры видели и узнавали в Михаиле Жарове Жигана; для многих после «Большой жизни» Петр Алейников так и остался Ваней Курским, даже когда он блестяще сыграл роль Пушкина (в кинофильме «Глинка»)… Критики были возмущены: как же так, Ваня Курский – и вдруг на тебе, Пушкин! Ну а у Николая Крючкова после «Трактористов» любвеобильные зрители даже имя сменили и долго еще звали его просто Клим – по имени экранного героя.
Фильм «Трактористы», в котором Крючков сыграл одну из любимейших своих ролей – тракториста Клима Ярко, вышел за несколько месяцев до войны.
Молодой актер создал потрясающий в своей убедительности и искренности образ типичного героя тридцатых годов, который станет для юношей не одного поколения примером для подражания. Ни актер, ни режиссер не ставили перед собой никакой конкретной пропагандистской задачи. Но когда тысячи и тысячи сверстников Крючкова, как и его экранный герой, пойдут в механизаторы, для него это будет открытием: он увидит, какие огромные возможности таит в себе искусство кино. В следующем году Крючков получит за эту роль орден Ленина, а сам фильм станет частью фольклора современной жизни.
С той поры прошло более шестидесяти лет, а песни героев картины можно услышать и сейчас: «Три танкиста, три веселых друга», «Броня крепка и танки наши быстры», «Здравствуй, милая моя, я тебя дождалси…»
Клим Ярко в своей неподдельной простоте и доступности для зрителей был одним из них, и они видели в нем не экранного героя, а родственного им человека, с которым всегда можно и посоветоваться, и поговорить по душам.
Однако кажущаяся простота в искусстве достигается лишь ценой тяжкого труда.
Рассказывают, что, когда впервые выставили картину А. Саврасова «Грачи прилетели», один из посетителей долго любовался ею, а потом не сдержался и воскликнул:
– Как все просто!
И автор, бывший тут же, сказал:
– Будет просто, когда переделаешь раз сто.
Так вот, Николай Афанасьевич, прочитав сценарий «Трактористов» (он назывался «Полюшко-поле»), прежде всего отправился, «соблюдая инкогнито», в одну из бригад машинно-тракторной станции (МТС), чтобы «пробензиниться» вместе со своими будущими героями и почувствовать себя в роли «очень свободно».
– После того как придет ощущение свободы, – говорил он, – а текст будет одухотворен мыслью и чувством, даже так называемый лобовой текст для меня, актера, перестанет быть лобовым. Я сумею погасить свои эмоции.
Крючков был влюблен в своего Клима не только за его «надежность».
– Самое главное, – пояснял он свою мысль, – не из головы сценариста он родился, нет. Таких людей, как Клим, я действительно встретил. Съемки проходили в селе Гурьевке, под Николаевом. И был там один парень, звали его Степан. Сам из демобилизованных красноармейцев, заводила, хлопец что надо. Я из его бригады не вылезал. Пропылился весь, пробензинился, промаслился, но и сам заправским трактористом стал. А главное – люди в моего Клима поверили. Горжусь этой ролью!
А что касается эмоций… Простора для их выражения у Крючкова в картине было предостаточно, как и у его партнеров на съемочной площадке: Марины Ладыниной, Бориса Андреева, Петра Алейникова и других участников фильма, которых собрал под свое крыло Иван Пырьев. Можно сказать, что выход картины на экране был их звездным часом – они стали одними из самых популярных артистов отечественного кино.
Правда, годом раньше Марина Ладынина снялась в фильме того же Ивана Пырьева «Богатая невеста», который имел грандиозный успех, а исполнительница главной роли стала любимицей зрителей. Но сколько же пришлось претерпеть создателям фильма, прежде чем он получил признание! Съемки шли на Украине, и не успели они завершиться, как в местной газете появилась статья с выразительным заголовком «Шкодливый фильм» («Вредный фильм»), в которой авторов фильма обвиняли и в шовинизме, и в извращении украинской жизни, и в искажении украинских национальных реалий!
После этого председателю кинокомитета осталось только наложить на ленту запрет. Но, «на всякий случай», все же послали в Кремль. Там ее просмотрели, и она очень понравилась Сталину. Это и решило ее судьбу. «Срочное тиражирование, спешный выпуск, – вспоминала Ладынина. – И нам к двадцатилетию кино – ордена за многострадальную «Богатую невесту».
Петр Алейников до «Трактористов» сыграл уже в четырех фильмах. Два из них («Встречный» и «Крестьяне») сейчас вряд ли кто и вспомнит, а вот «Семеро смелых» забыть нельзя. В этой картине Алейников сыграл роль самого юного участника полярной экспедиции повара Молибоги, который «зайцем» пробрался в трюм судна и таким образом совершил арктический рейс. Постановщик фильма и он же автор сценария Сергей Герасимов писал Молибогу специально для Алейникова и с самого Алейникова: ведь не случайно он даже оставил персонажу имя и отчество актера – Петр Мартынович. С этой ролью он сразу же вошел в большой кинематограф.
А с Крючковым Алейников впервые встретился на съемках фильма «Комсомольск». И они сразу же подружились. Николаю Афанасьевичу нравилась в Алейникове рабочая черточка, которая была характерна для него самого: свободно владеть профессией своего героя.