3
Столь растерянного Скобелева Куропаткину никогда ещё видеть не приходилось, хотя он несколько растерялся и сам: уж слишком неожиданным было появление подобного гостя в скандальной бухарестской гостинице. Михаил Дмитриевич как разинул рот, так с открытым ртом и остался, в то время как Алексей Николаевич нашёл силы осторожно и беззвучно переместиться в самый дальний угол. Князь Имеретинский вежливо улыбнулся и, не обратив внимания ни на хозяина, ни на бухарский халат, ни на бутылки, ни на гитару, сразу же коротко поведал, что образована Ловче-Плевненская группа, в состав которой включён и отряд генерала Скобелева.
– Мой отряд? – глухо спросил Михаил Дмитриевич, все ещё пребывая в растерянности. – Помилуйте, какой, собственно, отряд? Остатки курян да потрёпанные сотни Тутолмина?
– Не совсем так, генерал. Ваш отряд – шестьдесят четвёртый пехотный Казанский полк, батальон Шуйского полка, три батареи четвёртой артиллерийской бригады, сапёрный взвод и прошедшая полный полевой ремонт Кавказская бригада полковника Тутолмина.
Скобелев беспомощно глянул на скромно стоявшего у стены Куропаткина, на невозмутимого адъютанта и медленно провёл руками по лицу, окончательно растрепав бороду.
– Простите, ваша светлость, что принимаю вас в таком виде…
– Вы – в законном отпуске, – спокойно сказал Александр Константинович. – С семи утра считаю вас вступившим в должность командира отряда.
– Все же позвольте возразить, – мямлил Скобелев, все ещё пребывая в растерянности. – Я самовольно покинул войска и… И не нуждаюсь ни в чьей защите. Даже в вашей, ваша светлость. Я болен, в конце концов.
– Вам, должно быть, известно, что Сулейман отбросил Летучий отряд Гурко к перевалам? – терпеливо выслушав Скобелева, сказал Имеретинский. – Что же будет, если турки вырвутся из-за Балкан? Что делать, если Сулейман соединится с Османом? Отступить за Дунай во избежание полного разгрома?
Скобелев молчал. Млынов вынырнул из-за спины светлейшего князя, расстелил на столе приготовленную карту и тут же вновь отступил к дверям.
– Необходимо брать Ловчу, – вдруг негромко сказал Куропаткин. – Немедленно брать Ловчу, чтобы не дать соединиться Сулейману с Османом-пашой.
Князь впервые посмотрел на молодого офицера. Капитан коротко поклонился.
– Разрешите представиться, ваша светлость. Генерального штаба капитан Куропаткин.
– Очень рад. Следовательно, Михаил Дмитриевич, у вас уже имеется начальник штаба? В таком случае я беру Паренсова себе.
– Берите, берите, – Скобелев уже впился глазами в карту. – Алексей Николаевич прав: Ловча – основная задача.
– Вот и решайте её, – улыбнулся князь. – Я даю вам полную свободу действий, Михаил Дмитриевич. А за собою оставляю обязанность защищать вас с тыла.
– Воды! – вдруг крикнул Скобелев. – Что ухмыляешься, Млынов? Два кувшина со льдом, быстро!
Александр Константинович тут же и откланялся, с трудом сдержав улыбку. И был весьма доволен, что так быстро заполучил загадочно притягательного для него генерала со всеми его неуёмными страстями. А вот Млынов, окатывая своего командира ледяной водой, улыбки сдержать не сумел.
– Чего скалишься? – недовольно заметил Скобелев, растираясь суровым полотенцем. – Ты у меня впереди коней бегать будешь: войск много, а ты – один. Ординарцев-то пока нет.
– Если согласны статского взять, то один, считайте, уже есть, – сказал Млынов. – Шесть раз приходил, пока вы винцом баловались. Из армии уволен по ранению, но в Россию возвращаться не торопится. Вольноопределяющийся Федор Мокроусов, не припоминаете такого? Утверждает, что знаком с вами.
– Знаком. – Михаил Дмитриевич припомнил раненых костромичей, повязку на лбу у недоучившегося студента. – Сообразительный парень. Бери, Млынов, не прогадаем.
Скобелев так никогда и не узнал, каких трудов стоило светлейшему князю Имеретинскому упросить императора закрыть глаза на очередную скобелевскую выходку. Даже Паренсов отнёсся к его идее весьма неодобрительно:
– Вы взяли на себя тяжёлый крест, ваша светлость, Скобелев обладает свойством доставлять массу хлопот своим непосредственным начальникам.
– Если вы, Пётр Дмитриевич, порекомендуете мне подчинённого, способного одновременно противостоять как Осману-паше, так и Сулейману, имея в десять раз менее войск, я немедля пошлю за ним.
– Есть такой, только придётся самому за ним ехать, – вздохнул Паренсов. – И не в резерв, а в гостиницу.
– Вот я и еду, – улыбнулся Имеретинский.
4
20 августа начались перемещения частей, в смысле которых новый порученец Скобелева вольноопределяющийся Федор Мокроусов и не пытался разобраться. Он получал конкретные задания, доставлял приказы, провожал командиров частей до указанных пунктов, возвращался и почти тотчас же скакал с новыми поручениями. Вскоре скобелевцы охватили Ловчу со всех сторон: Кавказская бригада была заблаговременно брошена в глубокий обход. Ловча оказалась взятой в клещи: оставалось лишь сжать их.
– Завтра надавим – и хрустнет орешек, – сказал Тутолмин. – Отужинаете со мной, Мокроусов?
– Благодарю, полковник, увы. Тотчас же и назад.
– Да уж, не дай бог скобелевским порученцем быть. Какую ночь в седле?
– Не считал! – крикнул Федор, вскакивая на коня.
Он воротился к вечеру, отдал лошадь конвойцам, наспех перекусил с казаками и заглянул в штабную палатку. Палатка разделялась пологом на две неравные части: в первой, узкой, стоял стол дежурного и походная койка для ординарцев.
– Тутолмин на позициях, – доложил Мокроусов: за пологом слышались голоса. – Где Млынов?
– Вами интересовался. Обождите тут.
Дежурный беззвучно скользнул за полог, а Федор сразу завалился на койку: тело ломило от ежедневных скачек. Но тут выглянул Млынов, шепнув:
– Сам тебя спрашивал.
Порученец прошёл за полотнище и остановился у входа. Брезентовые занавеси окон были подняты, но уже темнело, и на большом дощатом столе, устланном картами, горели две лампы. Возле стола в походном кресле сидел князь Имеретинский, вокруг толпились генералы и множество офицеров.
– Ключом обороны Ловчи является высота Рыжая, – докладывал Скобелев. – Высота сильно укреплена, и нам придётся громить её артиллерией, пока противник не отойдёт за обратные скаты. Тогда и только тогда следует атаковать её пехотою, но непременно в сопровождении пушек, чтобы прикрыть солдат поелику возможно. Господам офицерам запомнить и довести до понимания каждого рядового следующее. Первое – противник патронов не жалеет, следовательно, сближение с ним должно быть особо стремительным. Второе – турки целиться не любят и бьют, как правило, положив винтовки на бруствер; задача каждого офицера – уловить зону поражения и миновать её единым броском. И третье – огонь противника особенно опасен для частей стоящих или, упаси Бог, отступающих, так что уж извольте командовать только вперёд. Только в атаку! Вы согласны со мной, Александр Константинович?
Имеретинский, спрятав улыбку, молча кивнул. Потом спросил:
– За высотой – река Осма. Она проходима?
– Не везде, ваша светлость, – ответил Куропаткин. – В местах бродов болгары обещали поставить условные знаки.
– Сколько пушек у Рифата-паши?
– Восемь орудий.
– Если понадобятся резервы, сообщите через капитана Жиляя.
– Не понадобятся, ваша светлость.
– Следовательно, приказ о штурме может исходить только от вас, Михаил Дмитриевич, – улыбнулся князь. – Если вопросов нет, предлагаю господам командирам выехать к частям.
– Мокроусов вернулся? – спросил Скобелев, проводив Имеретинского.
– Так точно, Михаил Дмитриевич, – Федор шагнул к генералу.
– Проводи генерала Добровольского до места и будь на связи с его колонной.
Сопровождать Добровольского пришлось уже в темноте, и Федор никаких ориентиров так и не запомнил. Возвращался один, стараясь держаться левее, чтобы не угодить к туркам, и приехал уже под утро. Устал до невозможности, на сон оставалось часа три, и, доложив дежурному, он сразу же завалился на койку.
Проснулся от грохота: в пять утра все батареи Скобелева одновременно открыли огонь. Земля ощутимо вздрагивала, полотнища палаток полоскало от тугих ударов потревоженного воздуха, и тут уж стало не до сна.
– Чего маешься? – спросил Млынов. – Поднимись на горку, – с неё все как на ладони.
Рыжая выглядела сейчас уже не рыжей, а скорее огненной: на её скатах беспрестанно рвались снаряды. Всплески разрывов, клубы дыма, комья земли фонтанами взлетали в воздух, рёв и грохот больно били в уши.
– Зажали мы турок! – с восторгом прокричал Федору капитан Жиляй.
Адъютант Имеретинского был прав: артиллерия зажала противника, методически расстреливая его укрепления. Федор посмотрел направо, куда вёл ночью Добровольского. Он скорее угадал, чем увидел войска, стоявшие в боевых порядках, и вздохнул с облегчением, поняв, куда скакать, если Скобелев пошлёт его с приказом.
Вскоре к ним поднялся Скобелев – как всегда, в белом кителе, с Георгием на шее, – Куропаткин, Млынов, дежурный офицер и немолодой полковник-артиллерист. Генерал долго рассматривал в бинокль Рыжую и высоты правее её.
– Отменно работают артиллеристы! – прокричал полковник. – Точно и слаженно!
– Слаженно, да не точно, – отозвался Скобелев. – Второй час по одному месту – это, по-твоему, точно?
– Дальность не позволяет, Михаил Дмитриевич, – развёл руками полковник.
– Дальность?.. Млынов, прикажи Василькову выдвинуться как можно ближе к туркам.
Млынов молча побежал к батареям. Федор видел, как из общей линии отделилась четвёрка орудий. Впереди размашистой рысью ехал командир в нижней рубахе. Ездовые нещадно гнали лошадей, позади грохотали зарядные ящики и фуры.
– Мастеровой выехал, – с удовольствием отметил Скобелев. – Сейчас он им покажет кузькину мать.
– Что же он без мундира? – удивился полковник.
– Обет дал, – невозмутимо пояснил генерал. – Алексей Николаевич, что это турки на огонь не отвечают, а?
– Сам удивляюсь.
– Хитрит Рифат-паша, не хочет до времени орудия обнаруживать. Ничего, заставим. Как только Васильков пристреляется, подкиньте ему ещё парочку батарей. Посмотрим, у кого нервы крепче. Сколько Рифату лет?
– Сорок пять, что ли.
– Не «что ли», а докладывать точно! – строго сказал Скобелев. – Я должен знать, с кем воюю, а посему приказываю изучать врага досконально, вплоть до имён его любовниц. Теперь вот извольте гадать, почему он на огонь не отвечает. То ли страх, то ли выдержка, то ли расчёт – что у него на уме?
Рифат-паша ответил вдруг, но совсем не так, как можно было бы предположить. Оставив без внимания все орудия, громившие Рыжую гору, он обрушил пушечный и ружейный огонь на колонну генерала Добровольского.
– Что он стоит? – закричал Скобелев. – Мокроусов!..
Федор ринулся вниз, к подножью горы, не дожидаясь приказа: он был уверен, что знает этот приказ. Вырвав поводья у казака, вскочил в седло, с места дав шпоры. Дорогу вспоминать было некогда, и он помчался напрямик.
– Куда это он? – удивлённо спросил генерал.
– К Добровольскому, – пожал плечами Куропаткин.
– Идиот, его же убьют сейчас!
– Авось, проскочит.
– Авось? – заорал Скобелев. – На авось девки рожают, а не сражения выигрывают. Вот Рифат-паша на авось не воюет; он точно моё слабое место нащупал. Так двинул по сопатке, что искры из глаз. А этот… Жив он ещё?
– Скачет, – сказал Млынов, не отрываясь от бинокля.
– Хотел бы я знать, с каким приказом! – продолжал бушевать Скобелев. – Ведь не спросил даже! Не поинтересовался! Может, я хотел воды у него попросить… Чтоб духу его к вечеру не было, если живым вернётся!
Федор мчался, приникнув к напряжённо вытянутой, мокрой от пота лошадиной шее. Он схватил не свою лошадь, стремена оказались не по ноге, и очень боялся, что она споткнётся. Может, от этого, а может, и от уверенности, что пуля его не тронет, он не обращал внимания на обстрел. На том же аллюре вылетел из-за кустов, оказавшись перед фронтом готовых к бою шеренг.
– Вперёд! – он спрыгнул с седла. – Вперёд!..
– Вы привезли приказ? – спокойно осведомился Добровольский.
– В атаку! – крикнул Федор. – Именем генерала Скобелева!
– Господа офицеры! – помедлив, отдал приказ генерал.
Барабанщики ударили дробь. Офицеры вырвали сабли из ножен, и колонна, дружно, как на параде, шагнула навстречу турецкому огню.
– Бегом! – кричал Федор. – Сближение опаснее всего!.. Он бежал впереди в английском костюме для верховой езды, коротких сапожках и нелепой каскетке: именно этот наряд и вселял уверенность, что турки в него целиться не станут. Позади грузно топала пехота, все убыстряя шаг.
На возвышенности все молчали. Вопреки диспозиции, колонна Добровольского начала атаку раньше штурма Рыжей горы. Бой грозил перевернуться с ног на голову, но Скобелев умел подчинить общей идее любую случайность. Поэтому Куропаткин с академическим спокойствием отметил:
– Восемь двадцать три. Генерал Добровольский начал атаку Осминских высот.
– Прекрасно начал, – сказал Скобелев. – Жиляй, доложи его светлости об инициативе Добровольского и перебрось батарею прикрыть его фланг.
– Слушаюсь!
– Прикажете играть общую атаку? – спросил Куропаткин.
– Зачем? Все батареи – на линию Василькова. Ну, Рифат-паша, не ожидал ты такого афронта? – Михаил Дмитриевич азартно расхохотался. – Проверим, что ты за полководец, сейчас я тебе окончательно все карты спутаю. Млынов, вели расчехлить знамёна, а оркестрам – беспрерывно играть марши!
– Парад? – с долей иронии спросил артиллерист.
– Парад, полковник, – улыбнулся Скобелев. – Услышав оркестры и увидев мои знамёна, Рифат-паша решит, что я готовлю общую атаку и не станет спешить с резервами. А пока разберётся, Добровольский уцепится за берег Осмы.
Аскеров с береговых возвышенностей вышибли быстро: не получив подкреплений, они сопротивлялись вяло. Задохнувшиеся от бега и короткой рукопашной солдаты падали на гребнях береговых высот. Федор сидел в кукурузе, вытирая каскеткой мокрое лицо.
– Разрешите представиться, поручик Василенко.
Федор оглянулся. Чуть ниже стоял молодой офицер в расстёгнутом мундире. Нижняя рубашка была – хоть выжимай.
– Вас просит генерал.
Добровольскому пришлось пробежать изрядный кусок, продираться сквозь кустарник, и выглядел он весьма усталым.
– Исполнили, – сказал он Мокроусову. – А что это вы все впереди бежали?
– Я ещё не добежал…
Федор имел в виду переправу через Осму. Поручик Василенко понял его и поддержал:
– Порученец прав, ваше превосходительство. Не худо бы нам через речку перемахнуть, пока турки не опомнились.
– Каким образом, поручик? Аки посуху?
– Брод, – Федор ещё не отдышался от бега и говорил отрывисто. – Болгары обещали броды обозначить.
– Что – брод, – вздохнул Добровольский: ему очень не хотелось вновь бросать своих солдат под пули. – Тот берег гол, как блин. Даже кустов нет.
– Там – мельница, – пояснил Василенко. – Если мы в ней закрепимся…
– Ну, попробуйте, – с неохотой согласился генерал: он ни за что бы не рискнул, но Скобелев ценил самостоятельность. – Отберите полсотни охотников, больше не надо.
Пока поручик собирал охотников, Федор внимательно вглядывался в противоположный берег Осмы, ища обещанные знаки. На том, противоположном берегу лежало несколько лодок, и кроме них ничего не было. А что-то непременно должно было быть: Мокроусов знал, как тщательно готовится к каждому сражению Куропаткин. Он ещё раз всмотрелся, разглядывая каждую лодку, и вдруг заметил, что одна из лодок лежит носом к реке.
– Видите лодку носом к нам?
– Вижу, – поручик оглянулся на добровольцев. – За мной, ребята. Бегом и – точно за мной!
С бродом Федор не ошибся: воды оказалось чуть выше колена. Не ожидавшие этой атаки турки опомнились, когда все уже были на низменном левом берегу. Бежавший последним порученец кожей ощутил прожужжавшую пулю и тут же упал на землю.
– Ранены? – спросил Василенко.