В подтверждение своей мысли о вреде задумчивости приведу исторический пример. Ученый Архимед, чертивший на песке геометрические фигуры и находившийся во власти дум, стал жертвой полуграмотного воина, который, сколько бы ни погружался в ванну, никакого закона вытеснения массы воды массой тела все равно бы не открыл. И это не просто случайность, а типичная ситуация. Такое случается со всеми, кто погружается в себя, перестает смотреть по сторонам и утрачивает контроль над ситуацией.
Архимеду не думать надо было, а бежать. И вам надо не размышлять, а уворачиваться от толчков и тычков и постоянно следить, чтоб не сбили с ног и не затолкали.
Что же касается закона вытеснения массы массой: мыслящая масса Архимеда и должна была быть вытеснена бездумной массой воина. Этого и следовало ожидать. Это и есть проявление торжества бездумности — над никчемным разумом.
Какой прок задумываться — что хорошо, а что плохо, что прилично, а что неприлично, что можно, а чего нельзя, — если все равно не можешь ничего изменить? Какой прок терзать себя сомнениями: что нормально, а что ненормально, если все как поступали, так и будут поступать?
Это нормально, когда вы приводите в дом приятеля, а он уводит у вас жену?
Это нормально, когда вы помогаете человеку, а он вас обворовывает?
Это нормально, когда вместо вас защищают вашу диссертацию, а вам пеняют, что вы недостаточно хорошо поработали?
Состояние задумчивости — серьезный сигнал неблагополучия. Быть может, даже раздвоения личности. А, может, и чего похуже. Например, полной утраты ориентации и потери чувства реальности. В таком состоянии человек начинает требовать в магазинах сдачи, а также точности при взвешивании покупки, чего, как вы знаете, не бывает никогда. Добивается вежливости в общественном транспорте и от собственных детей и сослуживцев. Что уж и вовсе — полный бред.
Сами подумайте: КОМУ И ЗА ЧТО ВАС УВАЖАТЬ? С КАКОЙ СТАТИ БЫТЬ ВЕЖЛИВЫМ И НА КАКОМ ОСНОВАНИИ ДАВАТЬ СДАЧУ?
Как только вы уясните абсурдность ваших притязаний, жизнь вновь обретет простоту и ясность. И логическую стройность.
Задайте еще вопрос:
Кто вы есть — в конце-то концов? Мужчина или ребенок? Вы понимаете, что происходит вокруг? Представьте себе здоровенного мужика, который, выходя на хоккейную площадку, заранее предупреждая, блеет:
— Только без силовых приемов… Играем по-честному…
Какой же хоккей — без силовых приемов? И если уж они узаконены правилами игры, то, надо думать, это не случайное решение. Какова жизнь — такова игра. Или, что звучит привычнее и проще: жизнь — игра. Протестует против силовых методов в ней только слабак или наивный приготовишка.
В вагон метро вошла старушка. Ваши действия? Подмывает вскочить и предложить бабуле место?
Но — выдержите секунду-другую. Потерпите.
И вот уже вскочил с места слабачок, оказавшийся менее стойким, чем вы. И бабуля села на его, а не на ваше место. А вы остались сидеть и отдыхать.
Это и есть борьба нервов, поединок интеллектов и жизненных позиций. Начните воспитание характера с * подобных мелочей. И вскоре заметите, что при появлении старушки или старичка в вагоне ни один ваш мускул не дрогнет. Ни одна морщинка лица не шевельнется. У вас даже мысли не возникнет кому-то что-то уступать.
И вообще — троллейбус не тронется с места, если водитель будет ждать и жалеть всех опаздывающих. Так и останется стоять. Более того, все желающие все равно не смогут в него набиться. Поэтому жесткость и твердость — главное и необходимое условие профессии водителей троллейбусов, автобусов, поездов метро и электричек.
И всех других профессий. Если бы врач жалел пациентов — мог бы он их резать?
Еще одна с детства принятая мною на веру дурацкая убежденность — что если будешь вести себя правильно, справедливо, хорошо, то и в жизни твоей все сложится наилучшим образом. Сами подумайте: какая тут связь? Тогда бы правильно поступающим людям всегда светило солнце, у них бы не болели зубы, они бы не стояли в очередях — поскольку недостойные люди, сами сознавая свою ущербность, всегда пропускали бы их вперед, уступали им лучшие квартиры и более удобные места в театре.
Кто-нибудь когда-нибудь наблюдал нечто подобное?
В детстве я был очень, очень правильным! Только вспомнить, каким правильным я был…
Конечно же, не стрелял из рогатки.
Конечно же, стремился быть отличником и переживал из-за «троек», не говоря уж о «двойках».
И знал, что обманывать нехорошо, а потому, если и пускался на хитрость, потом сам себя изводил, зная, что поступил скверно.
И что, что я за это получил?
Если бы справедливость действительно существовала, люди умирали бы строго по очереди, в соответствии с возрастом, достигнув определенного рубежа и пережив весь положенный набор радостей и бед. И это лишь один из примеров бессмысленности ожидания каких-либо благ, падающих с небес на ваши головы. СПРАВЕДЛИВОСТЬ — ТО, ЧТО ТЕБЕ САМОМУ УДАСТСЯ ВЫРВАТЬ У ЖИЗНИ В СООТВЕТСТВИИ С СОБСТВЕННЫМИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯМИ О ТОМ, ЧЕГО ТЫ ЗАСЛУЖИЛ, ЧТО ТЕБЕ ОТМЕРЕНО И ПОЛОЖЕНО. Поэтому: СПРАВЕДЛИВОСТЬ — ЭТО ТЫ САМ. ТЫ САМ — СУДЬЯ И МЕРИЛО, МИЛУЮЩИЙ И КАРАЮЩИЙ, ДАЮЩИЙ И БЕРУЩИЙ.
ЖЕЛАНИЯ
Надо делать то, что тебе хочется в данный момент, потому что в следующее мгновение тебе захочется уже совершенно другого, а того, чего хочется сейчас, может не захотеться никогда. А мы ведь ох как часто думаем: отложим вожделенное, а через некоторое время — ух как насладимся…
Мама накрывала на стол. Мы готовились обедать. Но перед обедом у меня возникало непреодолимое желание съесть конфетку. Естественно, я спрашивал позволения у старших.
— Ни в коем случае! — ужасалась мама. — Ты испортишь аппетит! Сперва нужно съесть первое и второе.
И я проглатывал первое и второе — и мне уже не хотелось конфетки.
По этой же причине ВСЕГДА ЕШЬТЕ СВЕЖИЙ ХЛЕБ! Не ждите, пока он зачерствеет. НАСЛАЖДАЙТЕСЬ МГНОВЕНИЕМ!
Если я приносил из булочной мягкий батон, отец говорил:
— Сперва нужно доесть остатки вчерашнего…
И мы ели черствые ломтики, а на следующий день и свежий хлеб превращался во вчерашний и точно такой же черствый.
Предположим, вы кого-то о чем-то попросили. А потом необходимость в просьбе отпала. Звонить и сообщать об изменении ситуации? Но это значит — тратить лишнее время: набор номера, разговор… Конечно, не звонить! А тот, кто занимается выполнением вашей просьбы, пусть сам вам потом позвонит и выяснит, что работал, трудился впустую… Раз он такой дурак, что берется за выполнение чужих просьб, то надо его нагреть еще и на том, что он сам вам будет дозваниваться.
Впрочем, скорей всего, он для вас ничего делать не станет. Поэтому звонить ему и справляться о своих делах или информировать об изменившихся условиях — тем более, не стоит…
Никогда никому не перезванивайте! Наплюйте на вежливость и прочие экивоки. Не хватает вам, что ли, других забот или делать нечего, чтобы кому-то перезванивать? Тот, кому вы нужны, если вы и в правду ему нужны, сам вам перезвонит. А вы даже думать не смейте — чтобы тратить время на набор телефонного номера!
Жизнь и так коротка. Звоните только тем, кто нужен вам. А на остальных — наплевать и забыть.
Не перезванивайте, даже если просят перезвонить. Еще чего!
А обещать можете, потому что это укладывается в схему постоянного вранья.
— Да, я тебе перезвоню.
И не перезванивайте.
Совет № 2. НИКОГДА НЕ ПОЗДРАВЛЯЙТЕ!
Никогда никого не поздравляйте с праздниками, днями рождения и именинами, юбилейными датами. Только ничем не занятые люди помнят о таких пустяках. А серьезные люди не забивают голову подобной чепухой. У них в голове вещи посерьезнее, которые они должны помнить. Гораздо эффектнее нагрянуть в гости без приглашения. Тогда, когда вам удобно или захотелось нагрянуть, а не тогда, когда вас ждали. Нагрянуть и сказать: если память мне не изменяет, у тебя на этих днях должно было состояться торжество…
Так, как я советую, — жить легче и удобнее.
ВЕЗЕНИЕ
Кате, конечно, повезло, что в самом начале жизни она соприкоснулась с великим Маркофьевым. И от него почерпнула все премудрости бытия. Это счастье, что дочка моя была избавлена от контактов со мной. Неудачником и недотепой.
Кто сказал: чтобы вырасти счастливыми, детям нужны любящие папа и мама? Кто это сказал? Свидетельствую на личном опыте: глупость! Со мной моя дочь счастлива не была. А вот с Маркофьевым, который заменил ей — пусть ненадолго — непутевого отца, она обрела правильный взгляд на мир!
Уже через пару месяцев я не мог узнать своего ребенка. Она была в нестиранном платьице, постелька — не застелена, на завтрак ела варенье с хлебом. А когда доела, отодвинула блюдце (хорошо — хоть не из банки зачерпывала) и объявила, что идет гулять.
— Но как же так, доченька, — сказал я. — Сперва ведь надо помыть посуду, убрать в комнате. Раньше ты это делала.
Она не ответила. И ушла.
Маргарита, тем временем, сидела за пианино, брала аккорды — видимо, под воздействием любви к ней вернулось вдохновение, и она опять стала сочинять. Мар-кофьев лежал на диване с бессмысленным лицом, что означало погруженность в глубокую задумчивость, и ковырял спичкой в зубах.
Намусорено всюду было ужасно.
Разумеется, мне следовало промолчать. (Вспомните, что я говорил о правде, высказанной в глаза, о том, кого и насколько она интересует — вы усвоили урок?) Но сам-то я еще не дозрел до полного понимания, вот и не удержался.
Пока я кричал, Маркофьев осматривал спичку со всех сторон, а Маргарита продолжала музицировать. Когда я затих, он заговорил:
— Твой метод воспитания базируется на устаревших приемах. Раньше, и верно, принято было принуждать ребенка делать то, что ему не хочется. Новейшие данные говорят: ребенок должен расти абсолютно свободным. Только тогда он превратится в полноценную личность. Маргарита его поддержала:
— Да-да, я хочу, чтобы Катя развивалась свободно!
— Она что, не должна застилать постель? — спросил я. — И должна питаться вареньем?
— Если не хочет — не должна, — сказала Маргарита. — А в варенье, кстати, много витаминов.
— Мои дети воспитываются именно по этой методе, — не без гордости сообщил Маркофьев. — И очень хорошее подрастает поколение. Мальчики и девочки…
— Неудивительно, — сказал я. — Им есть в кого.
— Тебе лишь бы всех муштровать да поучать! — напустилась на меня Маргарита. — Всех извел своими нотациями! Спасибо моему ненаглядному, избавил меня от твоей тирании! — Она пересела на диван и прижалась к Маркофьеву.
— Хорошо, — немного успокоившись, продолжал я. — Вот Катя вырастет. И в кого превратится? В избалованную, капризную неряху? Которая ничего не умеет делать.
— За дочку не волнуйся, — заверил меня Маркофьев. — Во-первых, не надо загадывать, с кем что будет. Во-вторых, КАЖДАЯ ИЗБАЛОВАННАЯ НАЙДЕТ СЕБЕ ДУРАКА, КОТОРЫЙ ВСЕ БУДЕТ ЗА НЕЕ ДЕЛАТЬ. И наоборот — КАЖДЫЙ ОСЕЛ, ПРИУЧЕННЫЙ ВКАЛЫВАТЬ, ВЗГРОМОЗДИТ СЕБЕ НА ШЕЮ СВОЮ ФЕЮ. Жизнь во всем стремится к равновесию. Если ты считаешь, что это такое большое счастье — тащить воз семейной жизни на своем горбу — валяй, настраивай Катю именно на это.
ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ В СЕМЬЕ
Когда приближалось лето, я заранее начинал волноваться. Наступление теплой погоды предвещало хлопоты и суету — сборы на дачу. И вот я нервничал, паковал коробки, укладывал вещи, причем все делал не так, неумело, неуклюже. Маргарита на меня покрикивала и все больше раздражалась, а я еще сильнее нервничал, не зная, как ей угодить.
Позже, когда она прильнула душой к Маркофьеву, я наблюдал сцену их сборов на курорт. Маркофьев сидел, вытянув ноги, в кресле, зевал, уставясь в телевизор, и время от времени повторял:
— Как же я устал…
Маргарита сбилась с ног, вытаскивая из шкафов и укладывая в чемоданы платья, рубашки, шлепанцы и купальные принадлежности. На полу лежали кремы для и против загара. Чемоданы отказывались закрываться, Маргарита в отчаянии заламывала руки, ее нельзя было не пожалеть. Мне, во всяком случае, сделалось ее жаль. Маркофьев же являл собой олицетворение спокойствия. Ни словом, ни жестом он не выразил неудовольствия или нетерпения, хотя понятно было, насколько суета и мельтешение Маргариты его бесят. Но он не сделал ни единого замечания, и понятно, что уже за одно это Маргарита была ему безмерно благодарна. Что и демонстрировала — то взглядом вымаливая его снисхождение, то пытаясь его поцеловать. Он не противился, вяло обнимал ее за талию и похлопывал ниже спины.
Мысленно сравнивая его — безмятежного, медлительного, благодушного — с собой прежним, я, разумеется, мог представить, насколько неприятны женам суетливые, вечно торопящиеся, не способные выполнить элементарную работу по упаковке вещей мужья.