Следующими, около часа спустя, тоже пришли двое: уже знакомый мне стражник, прежде сопровождавший Нарцисса, и офицер, которого я видела впервые. Худощавый блондин с правильными чертами лица и жиденькими усиками. Мимо большей части камер он проходил, даже не глядя в сторону их обитателей, возле некоторых останавливался и задавал уточняющие вопросы. Обращены они, как правило, бывали опять же не к заключённым, а к сопровождавшему офицера стражнику. Поравнявшись с моей дверью, блондин остановился. Поглядел на меня с плохо скрываемой насмешкой, потом полюбопытствовал:
— А это и есть та самая циркачка, которой так заинтересовался мой коллега?
Ага, похоже, слухи о похождениях Нарцисса достигли не только ушей заключённых. Что, впрочем, неудивительно. Напротив, было бы весьма странно, если бы стражи, скучающие здесь не меньше узников, пропустили хоть что-то из тюремных новостей.
— Она самая, господин офицер, — без особого выражения, просто констатируя факт, подтвердил подчинённый.
— Хорошо, — кивнул тот и, смерив меня последним взглядом, распорядился: — Доставь её ко мне в кабинет. Хочу посмотреть, что он в ней нашёл. Те, кто видел представление на площади, говорят, она очень гибкая.
И встал в сторонке, вроде бы как потеряв ко мне интерес.
— Прямо сейчас привести или попозже? — растерянно уточнил стражник.
— Сейчас, сейчас, — спокойно откликнулся офицер. — Чего тянуть-то? Времени у меня полно.
Стражник, округлив глаза, покосился в мою сторону. Я наклонила голову — движение, которое он должен был воспринять как кивок. Раз приказали вести, значит, веди.
И он послушался. Разумеется, прежде чем мои руки в очередной раз оказались скованы, я успела выудить из волос подходящую шпильку.
Мы снова поднялись по лестнице на один этаж и вновь прошли в кабинет, но только не в тот, в котором меня «допрашивал» Нарцисс, а в соседний. Впрочем, обстановка внутри была очень похожая. Разве что без ломящегося от кушаний стола. Зато бутылка с выпивкой на рабочем столе имелась, и офицер, оказавшись в кабинете, сразу же сделал пару глотков из стоявшей рядом с ней кружки.
— Пшёл отсюда, — бросил он стражнику, даже не глядя в его сторону.
Внимание блондина было полностью сосредоточено на моей персоне. Но я уже успела сделать всё, что нужно, по пути из камеры, так что сейчас мне его взгляды особенно не мешали.
Усатый стражник вновь посмотрел на меня чрезвычайно растерянно, даже испуганно. Воспользовавшись тем, что офицер всё-таки отвернулся, дабы налить в кружку и незамедлительно выпить ещё немного горячительного, я медленно кивнула, давая добро на подчинение прямому начальству.
— Может быть, кандалы снять? — попытался хоть как-то исправить положение стражник.
— Я разве что-то сказал на этот счёт? — холодно поинтересовался офицер.
Расценив эти слова как отрицательный ответ, страж оставил нас одних.
Я не двигалась с места и избегала смотреть на блондина, ожидая действий с его стороны.
— Как я погляжу, мой предшественник обошёлся с тобой не слишком-то вежливо, — заметил он.
Надо же, какой сострадательный попался. Ну прямо принц на белом коне!
— Я умею быть более ласковым. Могу заодно еды и питья подкинуть. Кстати, выпить хочешь? — И он кивнул в сторону своего стола с бутылью.
Я мотнула головой, не размыкая губ. Вот ещё, не хватало мне пить из его кружки! Кто его знает, чем он болеет, с таким-то образом жизни. Да и к содержимому бутыли у меня, признаться, доверия нет. Яда туда, конечно, не подсыпали, но вот само пойло наверняка низкосортное.
— Вот, значит, как? — Офицер нехорошо прищурился, приняв мой отказ за признак неуважения. В общем-то, был недалёк от истины. — Ну что ж, тогда придётся поговорить по-другому, — угрожающе протянул он и двинулся мне навстречу.
Я чуть не прослезилась. Человека, можно сказать, обидели в лучших чувствах. Он к заключённой со всей душой: собирался не просто так изнасиловать, а за пару глотков дешёвого вина! А она не оценила.
Офицер подошёл совсем близко. Рука легла мне на плечо, а я скривилась, почувствовав запах перегара.
— Сейчас будешь делать то, что я захочу, — сообщил он, склонившись к самому моему уху.
— Угу, — неопределённо промычала я.
И позволила кандалам слететь с рук.
Офицер взвыл, поскольку нелёгкое, в общем-то, железо приземлилось непосредственно на его правую ногу. Пока он не успел опомниться, я продолжила действовать. Сначала со всей силы наступила ему на левую ногу, для симметрии. Потом ударила коленом в паховую зону. Запрещённый, нечестный приём, зато какое удовольствие он мне доставил! Офицер согнулся, чертыхаясь (к сожалению, не фальцетом), а я, сцепив пальцы рук в замок, с силой ударила его правым локтем по спине.
Блондин упал на пол. Я позволила себе ещё пару раз его ударить: для профилактики, чтобы урок запомнил. Причём вела себя в высшей степени гуманно: била по почкам, а не по тому месту, по которому больше всего хотелось.
— Вот это да-а-а, — протянули со стороны двери.
Я обернулась. Нарцисс стоял, вольготно облокотившись о косяк, а у него за спиной виднелся запыхавшийся стражник.
— Я тут мчусь через целый квартал, чтобы её спасать, перепрыгиваю на лестницах по десять ступеней, а она здесь, оказывается, над людьми издевается, — с наигранной укоризной покачал головой агент.
— Не над людьми, — ответила я, показательно врезав стонущему офицеру ещё пару раз.
Нарцисс подошёл поближе, с профессиональным интересом оглядывая жертву моего профессионального же произвола.
— Пожалуй, — согласился он. — Но меня-то подождать можно было? Мне же тоже пар надо выпустить! Что у тебя за манера совершенно не заботиться о напарнике?
— Прости, обстоятельства не располагали, — отозвалась я без малейшего чувства раскаяния.
Мне выпустить пар нужнее.
— Что здесь происходит? — без тени недавнего высокомерия простонал блондин.
— Происходит то, — сообщил Нарцисс, присаживаясь возле него на корточки, — что тебе сегодня чрезвычайно повезло.
Стоит ли удивляться, что в глазах офицера промелькнул, скажем так, лёгкий намёк на недоверие? Однако Нарцисс объяснил смысл своих слов, продолжив:
— Тебе очень повезло, что тебя побила эта милая девушка. Если бы ей не удалось освободиться и я застал здесь другую картину, так легко ты бы не отделался. У меня рука тяжелее.
Он продемонстрировал эту самую руку, что заставило офицера в испуге отстраниться, насколько это было возможно в его положении.
— Лучше больше его не трогай, — предупредил меня Нарцисс, видимо, заметив, что моё лицо ещё не утратило кровожадного выражения. — Надо, чтобы он до суда дожил.
— А будут его судить? — мрачно возразила я. — За заключённую-то?
— Позволю себе вмешаться, но будут, — напомнил о себе стражник. — У нас с такими вещами строго. Это он сейчас себе позволил, потому что думал, что вы первым полномочия превысили, — объяснил он Нарциссу, — и потому спрос, в случае чего, тоже с вас.
— Вот и хорошо, — заключил Нарцисс. — У вас свободная камера для него найдётся? Только не такая, как у неё, — махнул он рукой в мою сторону. — А более закрытая, чтобы нельзя было ни с кем переговариваться.
— Найдём, — заверил стражник.
— Отлично, — кивнул Нарцисс. — И до окончания дела его оттуда не выпускать. Когда всё закончится, мы вас известим. Да, и по поводу ареста старшего по званию не беспокойтесь. У меня есть полномочия отдать вам такой приказ.
Я тихонько фыркнула, полуотвернувшись. Такие полномочия были у меня, а вовсе не у Нарцисса, представлявшего здесь другое государство и не имевшего никакого отношения к эрталийским властям. Но говорить этого вслух я не стала.
Я сидела в камере в уже привычной позе — обхватив руками колени, то пряча лицо, то поднимая голову, чтобы сверкнуть болезненно блестящими глазами и продемонстрировать залегшие под ними круги.
Сперва мой сосед справа просто переместился поближе и опустился на пол, прислонившись спиной к ближайшей решётке. И лишь спустя несколько минут повернул в мою сторону голову и тихо позвал:
— Эй, циркачка!
Я перевела на него отрешённый взгляд, и то лишь на долю секунды.
Однако же подобное отсутствие заинтересованности Вильяма Таггарта не отпугнуло.
— Хочешь отсюда выйти? — всё так же тихо спросил он.
Я гневно скривилась, демонстрируя тем самым, что воспринимаю его слова как издёвку.
— А ты бы не хотел? — передразнила я.
Он загадочно усмехнулся:
— Я — да.
Раскрывать карты он пока не стал.
Я пожала плечами. Мол, к чему обсуждать то, что и так очевидно.
— А что бы ты сделала, если бы вышла на волю? — продолжал допытываться он.
— Слушай, у тебя что, приступ болтливости прорезался? — недовольно прошипела в ответ я. — Не знаю, что бы сделала. Вернулась бы сюда и зарезала пару человек.
Последние слова я вроде как пробурчала несерьёзно, чтобы сосед отвязался, но такой ответ явно его удовлетворил. Больше мы в тот день не разговаривали.
Побег состоялся точно в срок. Просто в один прекрасный момент погасли оба факела, до тех пор потихоньку чадившие в коридоре. И без того тёмный этаж погрузился в кромешный мрак. Заключённых это не переполошило: не в первый раз. Порой стража забывала вовремя сменить факел. Так что к одному дополнительному неудобству, временно добавившемуся в придачу ко всем прочим, узники отнеслись с философским спокойствием. И мало кто обратил внимание на то, что факелы вовсе не успели догореть. И погасли отнюдь не по естественным причинам. А потому, что кто-то, скрывавшийся в конце коридора, воспользовался гасителем.
Теперь этот кто-то крадучись приближался к нам. Я внутренне подобралась, но внешне никак не выдала своего напряжения, невзирая на то, что в воцарившейся кругом темноте меня вряд ли могли увидеть. Но как-то ведь неизвестный мне человек передвигался по коридору. И как-то, судя по раздавшемуся рядом щелчку, сумел открыть камеру моего соседа. Быть может, просто был хорошо натренирован. А может быть, задействовал магию, позволяющую видеть в темноте. Кто знает? На всякий случай лучше не рисковать.
Дверь соседней камеры открылась практически бесшумно. Даже я вряд ли бы обратила внимание, если бы не знала, что должно произойти, и не прислушивалась специально. Хорошая работа. Правда, последовавшее за этим перешёптывание смазало впечатление.
— Эй, циркачка! — тихо раздалось у самой моей двери.
Я выждала секунду для верности, после чего перебралась поближе к решётке и прошептала:
— Кто это?
— Твой бывший сосед, — последовал весьма содержательный, если вдуматься, ответ. — Я ухожу. Идёшь со мной?
— Как?.. Да! — выдохнула я.
Но дверь уже отворяли, не дожидаясь моего ответа.
Четверть часа спустя, благополучно миновав все посты, мы с Таггартом оказались за тюремной стеной. Первая часть задания была благополучно выполнена.
Глава 14
— Сможешь попасть вон в ту зелёную шишку? — спросил Таггарт, вытягивая руку, дабы указать мне новую мишень.
— Смогу, — равнодушно отозвалась я.
Пригляделась к длинной, незрелой сосновой шишке, прикинула расстояние и метнула очередной нож, выданный мне специально для этой цели. Попала. Шишка полетела с ветки вниз. Простенькая рукоять почти целиком утонула в устилавшей землю хвое.
Таггарт кивнул нашему третьему спутнику, Альфредо, и тот пошёл поднимать оружие.
Очередной порыв ветра заставил невольно поёжиться. Здесь, посреди соснового бора, было не слишком светло даже в полдень, однако сейчас тени сгустились и в сочетании с похолоданием свидетельствовали о приближении вечера.
— Скоро пора будет возвращаться, — заметил Альфредо, предварительно продемонстрировав Таггарту пронзённую клинком шишку.
Имелось в виду возвращение в лагерь, который мы втроём покинули около часа назад. Таггарт, считавшийся здесь кем-то вроде главаря, явно не хотел, чтобы все были в курсе нашего разговора или наблюдали демонстрацию моих способностей.
Он кивнул, но уходить пока не спешил, вместо этого продолжил прервавшиеся ненадолго расспросы:
— Через трёхметровый забор перелезть сумеешь? Если без посторонней помощи?
— Сумею, — всё так же хладнокровно ответила я, пожав плечами.
С тех пор как два дня назад мы добрались до лесного лагеря, я вообще не проявляла никаких эмоций, якобы пребывая в некоем «замороженном» состоянии духа.
— А если по стене дома подняться? На второй этаж, на третий?
— Стена гладкая? — уточнила я.
— Обычная. Кое-где неровности, карнизы, местами плющ. Но не более того.
— Если карнизы и местами плющ, точно смогу, — отмахнулась я, нисколько не кривя душой.
Таггарт с Альфредо многозначительно переглянулись. Я сделала вид, что не заметила. Готовят меня потихоньку к заданию, точно готовят, хоть и не посвящают пока в детали. Но я и без их помощи догадываюсь, к какому именно. Не зря меня сюда заслали, и не зря я предварительно продемонстрировала на главной городской площади таланты определённого рода.
Ещё с десяток подобных вопросов — и мы двинулись-таки обратно.
Лагерь разбили на поляне, со всех сторон окружённой густым приграничным лесом. Хорошее место. Вроде бы и до города добираться всего пару часов, а шансов, что какой-нибудь путник или, того хуже, стражник случайно обнаружит подозрительную компанию из десяти человек, — почти никаких. Пара невысоких шатров, куда в случае необходимости можно набиться вдесятером, дабы спрятаться от дождя, с полдюжины валявшихся на траве одеял, кострище, несколько оставленных тут и там фляг. Особенному комфорту здесь взяться было неоткуда, но собравшиеся в лагере эркландцы к комфорту и не привыкли.
Раздобыв в одном из шатров оселок, я уселась прямо на траву неподалёку от кострища и принялась точить один из своих новых метательных ножей. Он и без того был остро заточен, но я доводила клинок до идеального состояния. Не столько из подлинной необходимости, сколько потому, что это казалось идеальным занятием для человека в моём положении. Общаться с окружающими желания нет, любоваться красотами — тем более. Вышивание крестиком — не тот метод успокоения нервной системы, какой естественно смотрелся бы в данной обстановке. Да и сомневаюсь я, что среди припасённых в шатрах вещей обнаружатся пяльцы. А вот возиться со своим оружием — дело другое. Здесь многие проводят кучу времени за этим занятием.
Пристальный, неприязненный взгляд Неда, молодого долговязого парня в коричневой шляпе, прикрывавшей неухоженные волосы, я почувствовала ещё прежде, чем он заговорил.
— Смотрите-ка, до нас Таггарт, как из тюрьмы вернулся, почти не снисходит, даже «здрасте» от него не услышишь. А эта здесь всего-то два дня — и прямо-таки в фаворе. С чего бы это?
Вопрос, по-видимому, был адресован мне, но отвечать я, понятное дело, нужным не сочла. Даже глаза на Неда не подняла, просто молча продолжила своё занятие.
— Ещё одна до нас не снисходит, — со злой иронией констатировал парень. — И кто? Всего-то навсего жандармская подстилка. Может, ты и меня развлечёшь? А то скука здесь смертная.
А вот и ещё одно доказательство эркландского происхождения моих «сотоварищей» или как минимум конкретно этого. Слово «жандарм» ни в Эрталии, ни в Ристонии не используется, а вот в Эркландии именно так именуют стражников всех мастей, в том числе и тюремных.
Я прикидывала, пора уже реагировать или стоит ещё немного подождать, когда поток словесных излияний Неда оборвал глухой голос другого обитателя лагеря:
— Нед, заткнись. Человеку и без тебя досталось.
Я искоса посмотрела на Волка, сидевшего особняком рядом со сваленным в кучу хворостом и до сих пор возившегося с тетивой своего арбалета. Имени этого парня никто не знал, только прозвище — Волк, иначе к нему никогда не обращались. Высокий, крепкого телосложения, наверняка сильный, он обладал одним физическим недостатком: левую сторону его лица уродовали следы давних ожогов. Судя по крупным пятнам, глаз его в своё время уцелел каким-то чудом. Роковых последствий для здоровья тогдашний пожар, похоже, не возымел, но вот внешность своей жертве загубил основательно. При том что, насколько я могла судить на данный момент, черты лица у Волка были правильные.