— Добрый человек, не сочти за труд, развяжи верёвки на этой женщине и проведи нас до её дома. Ты ведь добрый человек и поможешь мне?
Священник быстро закивал.
— А после ты приведёшь к её дому коня под седлом и, привязав его к изгороди, поступишь так, как поступили добрые люди этой деревни. Ведь ты хочешь вернуться в свой дом и полежать немного на любимом топчане, задумавшись о неисповедимости путей Господа нашего Иисуса Христа?
Священник снова выразил всем своим видом согласие. И барон улыбнулся ему самым любезным образом, а потом, резко переменившись в лице, выражение которого стало бешеное и злое, заревел:
— Исполнять!
При этом чуть вонзил кончик сабли в подбородок святого отца, отчего выступила кровь, пробежавшая тонкой струйкой по жирной шее святого отца. Само собой, такого счастья наш деятель церковного аппарата не выдержал и самым натуральным образом обмочился. Но быстро спохватился и ринулся очень аккуратно и прилежно исполнять все поручения Эрика. Так что спустя минут сорок наш брутальный паренёк ехал во главе своего небольшого каравана в четыре коня.
Первый час пути они молчали. Потом женщина чуть подогнала своего коня, поравнялась с ним, положила руку ему на плечо и произнесла что-то на своём птичьем языке. Барон удивлённо выгнул бровь и, задумчиво почесав затылок, переспросил её на латыни, ведь ему были совершенно непонятны только что прозвучавшие слова. В общем, выяснилось, что латынь она знает, но плохо, а он с древней версией ирландского вообще незнаком, даже на уровне элементарных фраз. Следующие два дня пути прошли довольно спокойно, лишь вечером, в таверне, хозяин возмущался развратностью молодого рыцаря, который тащит к себе в комнату какую-то непотребную девку. Но всё решилось очень просто и любезно: Эрик с милейшей улыбкой подошёл к нему, выхватил кинжал и прижал им в промежности говорливого толстяка мужские агрегаты. У того сразу пропала болтливость и выступил обильный пот. Тем временем барон, сохраняя всю ту же милейшую улыбку, поведал ему, что такому почтенному человеку грешно говорить о совершенно непотребных вещах в присутствии дамы, тем более не зная, кто перед ним стоит. Само собой, толстячок клятвенно заверил, что с завтрашнего дня садится на двухнедельный пост, чтобы очистить свой мерзкий язык, изрёкший столь непристойную гадость, естественно сказанную совершенно по глупости, без зла и какой-то задней мысли. На этом все неожиданности исчерпали себя.
Эти два дня были наполнены разговорами, идущими с трудом из-за некоторого языкового барьера, но всё же с обоюдным интересом. Его новой спутнице было всего восемнадцать лет, звали её Морриган. Необычное имя, но и необычная девчонка. Как он понял из рассказа, эта девушка была дочерью Дермода Мак-Карти — четвёртого правителя королевства Дезмонд на юге Ирландии. Когда девять лет назад на престол сел её брат, он решил избавиться от своей многочисленной родни в виде братьев и сестёр, дабы сидеть на троне крепче. Поэтому в том же году были наняты норманны, которые совершили набег на его дворец, во время его отлучки на охоту. Убиты были все, даже слуги, лишь девятилетняя Морриган смогла спрятаться в корзине с тряпками. Когда враги ушли, её забрала к себе и воспитывала наравне со своими детьми преданная служанка, которая в тот день отлучалась из замка и поэтому выжила. Едва Морриган исполнилось двенадцать лет, муж кормилицы проболтался о том, что девочка из рода Дермода жива. Гости наведались незамедлительно. В этот раз братец не стеснялся и пришёл сам вместе с дружиной. Он перебил всю деревню, но его сестре снова удалось бежать. Самым гадким было то, что этот мерзавец демонстративно развесил всех жителей деревни на сучьях растущих в округе деревьев, а она в это время сидела в камышах и рыдала. Пару суток она в истерике бежала на восток, её трясло от боли и ужаса за тех людей, которые могут погибнуть, если узнают, кто она. В изорванной одежде она упала на небольшой пригорок, поросший мхом, а когда очнулась, то была в хижине у пожилой женщины, которая её подобрала в беспамятстве. Это была травница. Три года назад эта добрая бабушка умерла от какой-то странной болезни, и девушка, боясь заразиться, убежала оттуда, а потом на лодке, что украла в небольшой деревне на южном берегу Ирландии, отправилась через пролив. Ох и натерпелась она жуткого страха, пока переплывала от Ирландии до Нормандии. Потом было путешествие по каким-то дорогам, пока в прошлом году она не решила поселиться в уже знакомой ему деревне. Но и тут всё было гадко и неправильно.
Морриган была молода, красива и была чужой для местных жителей, поэтому к ней порывалась залезть под юбку, порой силой, порой сладкими сказками, большая часть мужского населения деревни, как ни странно, в первую очередь семейные. Само собой разумеется, она отбивалась, как могла и чем могла. Поэтому смогла сохранить девственность, чем жутко раздражала своих соседей. И вот за день до известных событий тот самый мужик, которого Эрик застрелил, получив от неё коромыслом между ног, решил отомстить. Он обвинил её в смерти подохшей за неделю до этого коровы. Дескать, это она, колдунья, её отравила. Деревня этот расклад приняла на ура, ибо почти все мужики страдали от уязвленного самолюбия, а все женщины боялись, что у них мужиков уведут. Короче, слово за слово, пришли к ней домой всей толпой, избили и поволокли на площадь. А там священник стал публично её поливать грязью, называя гулящей девкой и пособницей Сатаны. Короче, судьба у неё была полная «радости, счастья и семейного тепла». Эрик же для себя сделал вывод, что у него теперь есть потенциальный кандидат на должность медицинского обеспечения банды. Худенькая она да маленькая, это верно — в свои восемнадцать лет она выглядит миниатюрнее, чем барон в четырнадцать. Но характер у Морриган правильный, не сломалась, молодец. Да и поклялась она ему в верности до самой смерти, что немаловажно. Так что в решении второй задачи сделан первый и весьма симпатичный ход.
В Аугсбурге они провели в общей сложности около недели. Всё железо и акетоны были успешно проданы оптом. Естественно, без торга не обошлось, поэтому вместо ста тридцати денариев, что давал кузнец изначально, Эрик получил с него сто пятьдесят. Вместе с теми монетами, что у них уже были, получалось целое состояние — почти серебряная марка! На неё, например, можно было купить весьма солидный чешуйчатый доспех, сделанный персонально. Но такая покупка была неактуальна, поэтому неделя в городе ушла на вполне обыденные вещи, вроде сбора слухов о дороге и постоялых дворах, и была пошита новая одежда для барона и Морриган — из шерсти и шёлка, ведь банда должна выглядеть опрятно и свежо, чтобы к ней было доверие и уважение при первом впечатлении, а потёртая одежда Эрика и рваная его спутницы этому нисколько не способствовала. Также была приведена в порядок сабля — ей сделали нормальную заточку клинка и заменили изношенную рукоять, так что теперь её стало удобнее держать и пользоваться. Кроме всего прочего был куплен новый круглый щит с умбоном и подвеской на плечо. Поле щита было разделено на четыре равные доли, которые были закрашены белой и красной краской в шахматном порядке. Ну и напоследок была прикуплена плотная льняная котта крестоносца, без рукавов, белого цвета с чёрным крестом на животе как символ идущего в поход для освобождения Святой земли. За всё про всё они отдали одиннадцать денариев.
За день до отбытия Эрик заметил своего старого знакомого — Рудольфа, который выходил из оружейной лавки. Указав на него Морриган, барон приказал ей выследить этого человека, а после вернуться в ту таверну, где они остановились. Сам же быстрым шагом отправился на рынок, где купил небольшой кусочек пергамента, немного чернил и несколько перьев. Утром следующего дня Морриган зашла в один частный дом, где обратилась к слуге с вопросом о проживании здесь некоего сэра Рудольфа, верного рыцаря барона Карла фон Ленцбурга. Получив положительный ответ, она попросила позвать столь уважаемого господина, так как у неё письмо для него. Увы, он спал, и слуга испугался его будить и клятвенно заверил, что если она передаст письмо ему, то оно непременно достигнет адресата. Немного помявшись, девушка согласилась и, отдав свёрнутый кусок пергамента, стремительно ушла. Достопочтенный сэр, проснувшись только к обеду, с любопытством узнал, что на самом деле письмо адресовано не ему, а его сюзерену (по надписи на внешней стороне пергамента). Но так как никакой печати не было, то Рудольф решил прочесть сей любопытный кусочек пергамента.
«Доброго тебе дня, мой любимый дядюшка. Искренне надеюсь, что твоё здоровье не пошатнул норов нашего древнего замка. Пользуясь случаем, спешу тебя обрадовать своими успехами и отменным здоровьем. На днях я примкнул к достопочтенным рыцарям Аквитании в их походе на Святую землю, куда мы вскорости должны отплыть из чудесного города Венеции. Все мы здесь воодушевлены и искренне надеемся на успех предприятия. Буду стараться, как ты и советовал, беречь себя и, неся крест святого воина, не сгинуть в древних песках, дабы наполнять радостью и гордостью сердце своего обожаемого дядюшки.
С доброй памятью, любящий племянник
Эрик фон Ленцбург».
Прочитав письмо, верный соратник дядюшки Карла загадочно ухмыльнулся. Дальше был допрос слуги о том, как выглядела эта женщина, что ещё говорила и куда после отправилась. Эрик решил схитрить и, предвидя, что старый знакомый решит подёргаться, выехал через ворота, ведущие по направлению к итальянскому побережью. Мало этого, он отсыпал целый денарий стражникам у ворот, дабы те молились за него в его нелёгком деле по освобождению Гроба Господня. Само собой представившись. Стража была в восторге и ещё долго выкрикивала благословения удаляющимся путникам. На самом деле молодой барон, отъехав так, чтобы совершенно скрыться с глаз городской стражи, свернул на северо-восток и уже к обеду ехал по дороге на Вену. Но овчинка стоила выделки, так как из-за подобного финта ушами прекрасная Венеция буквально через пять дней радостно встретила совершенно запыхавшегося Рудольфа во главе покрытого дорожной пылью отряда в двадцать изумительных рыл. Откуда они без каких-либо положительных результатов вынуждены были вернуться в замок Ленцбург на доклад. Побегали они, конечно, знатно. Такова жизнь. Ведь не за плюшками же с молоком они добрались аж до самого Аугсбурга. Было вполне очевидно, что любимый дядя весьма расстроился скоротечным отбытием своего дражайшего племянника, а потому решил озаботиться его судьбой и выслал на розыски вооружённый отряд во главе с толковым офицером. Несложно догадаться о том, что радость встречи стольких колоритных фигур с нашим героем вышла бы ему не только боком, но и другими, не менее интересными частями тела.
Надо сказать, что верховые переходы сопровождались одной, довольно необычной трудностью. Не каждый, даже многоопытный всадник сможет взбираться в мужское седло и ехать, предварительно надев массу юбок. Так как на улице тепло, то часть юбок Морриган была вынуждена снять, оставшись только в короткой нижней, из шёлка, и самой крепкой, дорожной, из шерсти. Причём на время конного перехода длинная внешняя юбка подвязывалась лентами так, чтобы получались импровизированные штаны — убогие до крайности, но всё же позволяющие девушке более-менее самостоятельно залезать в седло и ехать верхом. Из современных аналогов самыми близкими по виду будут штаны в стиле афгани.
Путь до Вены был не близкий, но наш герой особенно не спешил, а потому не только не гнал лошадей, но и старался выбирать постоялый двор таким образом, чтобы осваиваться там засветло. К удовольствию Эрика, его спутница не отличалась особой щепетильностью в вопросах разбоя, так как не раз голодала и не пылала любовью к людям, которые так часто унижали и мучили её. После полудня третьего дня пути на них попробовали напасть разбойники. Сделав залп стрелами из засады, они выскочили из кустов и бросились с топорами на путников. Разумная засада — лучники пропустили всадников и дали залп им в спину, а пехота вышла в лоб. Но лучники были неопытные, и почти все стрелы ушли «в молоко», лишь одна с гулким жужжанием ударила барону в щит, висящий за спиной. Не снижая хода, парень выхватил арбалет и всадил болт в разбойника, идущего с большой рогатиной, по самой опасной траектории. После барон закрепил петлёй на седле свой метательный агрегат и выхватил саблю. Морриган отреагировала быстро и адекватно — чётким движением отцепив заводную лошадь своего сюзерена от его седла и держа уздечку в руке, она пристроилась ему в кильватер. Получив свободу манёвра, Эрик с совершенно диким и странным рёвом «За мамуджаму!» кинулся на ближайших мужиков. Он и сам не понял, почему ему пришёл в голову этот дурацкий девиз из старой компьютерной игры, но это было первое, что пришло ему в голову. Его противники же совершенно обалдели от такого поворота событий. Дело в том, что обычно выбранные жертвы, видя сильное численное превосходство, отступали, обращались в бегство и получали практически в лоб залп стрел с нескольких шагов. А тут всё пошло наперекосяк. Но времени на просветление ума им никто давать не собирался, а потому первый разбойник отлетел в сторону и потерял сознание, будучи снесён ударом коня, а второй рухнул с рассечённой, как спелая тыква, головой. Образовалась довольно значительная брешь. Эрик отвернул коня влево, уступая место для отхода девушки с обозом и атакуя следующую партию незадачливых разбойников. Ирландка полностью оправдала его доверие и, не мешкая, устремилась в прорыв, чтобы отойти на безопасное расстояние. Видя надвигающегося барона, лесовики, не отличавшиеся особой храбростью, обратились во вполне натуральное бегство. Но, увы, рубящие удары саблей по закрытому лишь тканью телу не способствуют укреплению здоровья. Так продолжалось бы до окончательного истребления пехоты, но лучники сообразили и ринулись на помощь. Три стрелы влетело Эрику в щит, так и висевший на спине, ещё одна стрела ударила его в руку и сильно ушибла, но не пробила кольчугу. Он начал маневрировать и зигзагами отходить, резко меняя направление движения в произвольном порядке.
В общем, вырвались. Это был его первый натуральный бой в новом теле. Измотался он настолько, что, добравшись через час до придорожной таверны, решил в ней и остановиться, не дожидаясь вечера. Хотя можно было вполне ещё три-четыре часа спокойно ехать.
С утра всё его тело болело, в особенности левое предплечье, куда угодила стрела, поэтому ехали медленнее обычного. Конец четвёртого дня пути привёл их на довольно оживлённый постоялый двор в крупном торговом городе Регенсбург. Везде стоял гомон и шум. Пообщавшись с народом, Эрик выяснил, что через город шли арабские купцы. Разумеется, он сразу же пошёл посмотреть на них и оценить свои силы и выгоды от небольшого несчастного случая. Увы, с купцами шло четыре десятка хорошо вооружённых конных воинов. Да и обоз огромен — куда девать целую колонну повозок с ценными восточными тканями, было совершенно непонятно. В общем, не повезло. Однако позже, ужиная с Морриган в общем зале таверны, он узнал, что буквально через столик от них сидели ребята из охраны некоего мистера Стефана Сольвати, который направлялся в Геную с поручением от одного торгового дома Кракова. Охранники были набраны из разных народов, а потому общались между собой на ломаной латыни, часто коверкая её и ругаясь на своих родных языках. Если бы не глубокое знание именно вульгарной латыни, то неизвестно ещё, понял бы чего молодой барон или нет из их разговора.
Поев, он поднялся к себе в комнату и принялся объяснять, что молодая ирландка должна узнать, покрутившись в зале. Ей идея не очень понравилась, так как грабить эмиссаров торговых домов опасно, но повиновалась и ушла. Спустя пару часов, когда совершенно стемнело, она вернулась со сведениями по охране словоохотливого итальянца и прочими интересными подробностями. В общем, ничего особенно радужного не получалось. У Стефана был один слуга и десяток охраны. Охрана опытная, толковая, в хороших доспехах и при качественном оружии. В частности, что особенно неприятно, у каждого охранника был добрый венгерский лук. Они собирались провести в городе ещё день, ведя переговоры с арабами, а после отбыть в Милан. Останавливаются они всегда исключительно на постоялых дворах, передвигаются очень осторожно, и вообще уровень бдительности зашкаливает. Единственное слабое место заключалось в хранении провианта, который они держат в погребе таверны, ибо на улице жарко. Если резюмировать, то получаем крепкую и бдительную компанию, которую имеющимися силами не взять. Но уровень их снаряжения и бдительности интриговали до крайности, ведь только одни доспехи стоили не меньше трёх-четырёх марок, а про то, что они везли, остаётся только догадываться и облизываться.