Чужая сила - Андрей Васильев 31 стр.


– Было бы здорово, – пододвинулся поближе к нему я. – Если можно – поподробнее.

– Что знаю – расскажу, – кивнул Кузьмич. – Не сомневайся.

А знал он и на самом деле немало, поскольку рассказ затянулся на добрых полчаса.

Лесовик был прав – при каждом кладбище есть свой Хозяин. Как правило, им становился тот, с кого оно началось, покойник, который был на нем похоронен первым. Но тут был нюанс – для этого кладбище уже должно было являться именно что кладбищем, то есть иметь некую ограду, которая отделяла бы мир живых от мира мертвых, вот потому-то у тех лесных туманных нежитей старшего и не имелось. Их, похоже, просто зарыли в землю, не придав месту упокоения официальный статус. Нет его – нет и Хозяина.

Причем если первой хоронили женщину, то она в счет не шла, Хозяином мог стать только покойник мужского пола. И даже когда место его упокоения съедало время, руша надгробие и все, что к нему прилагалось, то он все равно оставался тем, кем являлся, и просто находил себе другую могилу. Как правило – постарее и повнушительнее обустроенную. С монументом там, или даже с мавзолеем. Все-таки руководитель, как ни крути. Пусть и потусторонний.

Именно он, Хозяин кладбища, Костяной царь, как его еще называл Кузьмич, решал все на своей земле. Нет, была еще дирекция, охранники и прочие служители, но то все дела людские, его не касающиеся до поры до времени. Но не дай бог людские дела вставали поперек его воли. Тут живым, кормящимся при мертвых, завидовать не приходилось, гнев Хозяина всегда был страшен. Особенно же лихо приходилось тем, кто пытался посягнуть на добро покоящихся в земле. И если забулдыг, которые допивали водку, оставленную на погосте родственниками, он еще терпел, то кладбищенских воров, особенно тех, кто не ограничивался венками и цветами, а вскрывал могилы, карал безжалостно, причем дважды. Сначала в живом виде, когда, прежде чем убить, гонял их по дорожкам до посинения, а после и в посмертии. Тела ворюг увозили в морг, а душа – она оставалась там, где грабитель принял смерть. И назвать ее судьбу легкой никто бы не рискнул.

Бывало, что доставалось и тем, кто над кладбищем был официальным руководством. Не секрет, что кладбищенский бизнес один из самых выгодных, это знают все. Я лично помню лихую заварушку в начале века, когда преступные сообщества устроили передел этой собственности, вылившийся в небольшую войну со стрельбой и взрывами. Тогда про это много писали.

Так вот – до людской наживы Хозяину кладбища дела нет, его деньги не интересуют. Но если те, кто служит мертвым, начинают ради своей выгоды слишком зарываться и творить бесчинства, вроде запретов на установку памятников, которые заказаны не в местной мастерской, или даже вовсе закрывать доступ к могилам, то здесь Костяной царь может и показать, кто тут настоящий хозяин. Так сказать – сместить руководство. Насовсем. Посмертно.

А так он людей не трогает. Они ему неинтересны. И простым посетителям, которые не нарушают покой кладбища, там бояться нечего, даже ночью. По крайней мере, мертвых – точно. Не тронут они их. Наоборот, бывали случаи, когда Костяной царь даже защищал живых от живых же, и ничего удивительного тут нет. Это его владения и он, как добрый господин, обязан прийти на помощь человеку, которого хотят ограбить или даже убить.

Всякие же рассказы о ходячих мертвецах, которые выходят из могил и пьют кровь – не более чем сказки, в которые верить не следует. Тут люди путают простых покойников и упырей, а это разные сущности. Да и не сунутся упыри на кладбище сроду, их Хозяин на нюх не переносит.

– Вон как, – я удивился. – А мне лесовик говорил, что там, на погосте, надо держать ухо востро.

– Тебе – да, надо, – подтвердил Кузьмич. – Я же говорил о чем? Что простым людям не надо беспокоиться. А ты не простой теперь. В тебе сила бесхозная есть, мертвяки ее точно почуют и захотят около нее погреться. Дармовщинка, считай, как не попробовать тебя объегорить? Да и когда она твоей станет, тоже не следует думать, что все станет проще. Ты ведьмак, не забывай об этом никогда. Мертвым ваше племя не враги, но и не друзья, нападать в открытую никто не станет, но и жалеть тебя, если слабину дашь, тоже не будут. И защиты от Костяного царя не жди. Не резон ему тебя защищать, у тебя дар есть его подданных на волю отпускать, а он этого не любит.

– А как погреться-то они хотят? – недоумевал я. – И причем тут мое имя? Мне лесовик говорил про ключи, двери, но я толком ничего не понял.

– Родовое имя, тобой же произнесенное, откроет неупокоенной душе дорогу к сути, – вместо Кузьмича, который грозно засопел, удивляясь моей тупости, ответил Вавила Силыч. – Твоей сути, Александр. К сознанию твоему, если проще. А там все зависит от того, кто крепче – ты или эта душа. Если ты – то выдворишь её из себя навсегда. Если она – то беда. Захватит мертвяк твое тело, и все что к нему прилагается, то есть и силу. Не навсегда, ненадолго, но захватит. И кто знает, что с ним учудит. Может и ногу сломать, и даже шею свернуть, что ему за печаль до твоих бед? Нога еще ладно, в гипсе полежал и живи дальше. Если ухайдакает мертвец тело, то тогда все, твоей душе возвратиться некуда будет.

– Потому на кладбище никогда ни с кем не откровенничай, – назидательно произнес Кузьмич. – Кто бы ни подошел, что бы ни спросил. Они хитрые знаешь какие?

– А если его кто-то другой назовет? – озадачился я. – Мы с родителями раз в год на родные могилы ездим, не будут же они все время безлично ко мне обращаться?

– То другое, – пояснил Кузьмич. – Тут важно, чтобы ты сам свое имя назвал и доброй волей, без этого ничего у неупокоенной души не выйдет.

– Еще вопрос, – я отпил кваса. – Если понадобится, я смогу с Хозяином кладбища поговорить? Мало ли как дело повернется, вдруг пригодится.

– Да запросто. Но только если он сам этого захочет, – Кузьмич ухмыльнулся. – Иди в самую старую часть кладбища или на перекресток в самом его центре. Там найди дерево сухое, безлистное. Поверь, оно непременно отыщется, не может быть такого, чтобы его не было. На дереве этом найди место, куда дар Костяному царю положить можно. Может, в сплетение сучьев, может, еще куда, там такое непременно найдется. Положишь дар, скажешь: «Прими, Хозяин кладбища, подношение мое. Если тебе будет оно по нраву, то и мне будет радостно». После этого жди, если он захочет с тобой побеседовать, то даст тебе знак. Огонек могильный засветится или подойдет кто-то и тебя за собой позовет. Но помни – делать подобное надо не раньше заката и не позже того времени, когда восток синеть начнет. Днем он не спит, понятное дело, но в разговоры с кем-либо не вступает почти никогда.

– А что за подношение надо ему нести? – я полностью обратился в слух.

– Мясо с кровью, желательно – говядину, – со знанием дела ответил Кузьмич. – Фарш можно, особенно если свежий, с сукровицей, опять же. Еще сметана годится, но только в открытой посуде. Банка там, или крынка. Хотя – где теперь крынку сыщешь? А всякие новомодные гостинцы, вроде чипсов или шоколада в фольге, не неси. Не примет.

– Нелогично, – заметил я. – Он же нежить, насколько я понимаю. Зачем ему еда? У него же желудка нет.

– Полагаю, что вопрос в глубоком уважении, – подумав, выдал Кузьмич. – И потом – у него слуги не только мертвые, но и живые есть. Собаки, кошки кладбищенские – они тоже при нем состоят.

– Непросто все это, – вздохнул я. – Запутанно.

– Привыкнешь, – ободрил меня Кузьмич. – Со временем. Если только глупостей не наделаешь и сам в свиту какого-нибудь Костяного царя не попадешь.

– Не должен, – уверенно произнес Вавила Силыч, чем мне очень польстил. – Набирается ума вроде помаленьку. Вон с лесовиком поладил. А у них характер не сахар, ты же знаешь.

– Это да, – подтвердил Кузьмич. – Скандальные они. Это не трожь, то не трожь, тут не рви, там не топчи. Хуже них только русалки.

– Они такие дуры!!!! – как видно, Родьке было что рассказать по этому поводу, он дернулся на табуретке так, что чуть с нее не упал. – У нас их с дюжину живет! Так как лето, они волоса свои чешут и молодых мужиков ждут. У нас молодых уже лет двадцать как нет, и им всем сто раз говорено, что не придут они, неоткуда им взяться, уплывайте уже отсюда. А эти, как полнолуние, сидят на берегу и гребешками орудуют. Ждут. Ну не дуры?

– Да это ладно, – Кузьмич хмыкнул. – Вот помню, пошли мы как-то с овинником и банным на Ивана Купалу к Неглинке. У меня просто тогда там рядом палаты стояли…

Мне стало понятно, что познавательная часть беседы закончилась и начались воспоминания, которые имеют немалую ценность для фольклористов, но лишены практического смысла. То есть – можно смело отправляться в магазин, поскольку есть-то мне что-то надо и сегодня вечером, и завтра утром.

Мои гости и примкнувший к ним Родька уже вовсю разошлись, перебивая друг друга и вываливая все новые и новые воспоминания о своих похождениях в те времена, о которых я только в исторических романах читал. Сами посудите – тот же Кузьмич на Неглинку ходил. Неглинку, которую еще при царе-батюшке под землю законопатили.

В общем, под шумок я квартиру и покинул, причем, как мне показалось, никто этого даже не заметил.

Забавно, а я как-то уже совсем сроднился с этими представителями фольклора. Серьезно. Более того – я их начинаю воспринимать в качестве своих друзей. По идее, это противоестественно, хотя бы потому, что они не люди. В прямом смысле – не люди. Они не принадлежат к доминирующей на этой планете расе.

Но с другой стороны – а являюсь ли я сам теперь человеком в полной мере? Хотя, что за чушь. Конечно же, являюсь. Но вот вопрос – останусь ли я им после того, как сила меня примет? Не факт. Люди в наше время столько не живут, сколько, например, протянул Захар Петрович. Я уж молчу обо всем остальном. Да вот хоть бы зелья. Почему-то есть у меня уверенность в том, что если бы, например, Пашка Винокуров попробовал изготовить пресловутые кристаллы страстной любви, то есть сделал бы то же, что и я – побросал в котел те же травы, а после прочел наговор, то ничего бы у него не получилось. Тут нужно нечто большее. И это большее – не человеческой природы.

Подобные мысли вертелись в моей голове и до того, как я неторопливо шел к магазину, и тогда, когда я уже топал домой. Они меня увлекли до такой степени, что я даже не услышал, как меня у подъезда окликнула Маринка.

Я заметил ее только тогда, когда она меня за рукав дернула.

– Смолин, – буквально проорала она мне в ухо. – Ты чего? Ушел в себя, буду нескоро?

Она была, как обычно, свежа, непосредственна и в компании. С ней был тот мрачноватый парень, с которым она меня знакомила на лестнице недели две назад. Если не ошибаюсь, звали его Сергей Севастьянов.

– Ну да, – ответил я ей, пожимая Севастьянову руку. – Вроде того.

– Ты почему дома? – спросила Маринка. – Ты же вроде за город собирался?

– Уже вернулся, – я поставил пакеты с продуктами на лавку. – А вы куда намылились? В кино?

– Почти, – Маринка заливисто рассмеялась. – В еще то кино. Ужастик смотреть.

Нет, все-таки я ей где-то даже завидую. Времени-то прошло всего ничего с той ночи, когда нас чуть не прикончили. Как она тогда орала, ножками топала, ведь даже стошнило ее – и на тебе, никаких следов пережитого стресса. Идет в кино ужасы смотреть. Счастливый человек с устойчивой психикой.

– Нет, Смолин, все круче, – Маринка сузила глаза, как видно, желая погрузить меня в мир тайн и мистики. – На кладбище мы едем! На кла-а-а-адбище!

И она растопырила пальцы, а после поднесла их к моему лицу, видимо, желая усилить эффект.

Но особой нужды в этом не было, я и так был впечатлен.

А еще у меня в ушах прозвучала вчерашняя фраза лесного хозяина о кукушке и ее яйце, из которой следовало, что только это в мире и бывает случайно. Все же остальное просто так не происходит.

Значит, и действовать мне теперь надо соответственно. Использовать те шансы, что подворачиваются, и не верить в совпадения. И в то, что если на этот раз не получилось, то в следующий-то точно выйдет как надо. Следующего раза может и не быть. Да и не получится у меня уже безмятежно существовать как раньше, спокойно плывя по течению. Жизнь не даст этого делать. И судьба тоже. Тут либо так, либо никак.

Не могу сказать, что мне это очень нравится, но выбора нет.

Или все-таки нравится?

– Странный выбор для воскресной прогулки, – вкрадчиво произнес я. – Нет, некий романтизм в этом есть. Я бы даже сказал – это вполне себе готичненько. И все же – какого вы забыли в местах вечного упокоения?

– Да какая там прогулка? – Севастьянов сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. – Беспредел сатанинский в чистом виде, как в девяностые, если не хуже. Какого-то мужика распластали, как семгу на разделочной доске. Хорошо сказал, надо запомнить, может пригодиться.

– Звучно, – согласилась Маринка. – И метафоры такие жесткие, по теме. Ну, мы едем?

Она подошла к не слишком новой «королле», которая, похоже, принадлежала Севастьянову.

– А возьмите меня с собой, – попросил я у них. – Мне все равно делать нечего.

– Оно тебе надо? – изумился Сергей. – Ладно бы мы на вернисаж какой ехали, или на фуршет, там хоть пожрать можно. Тут-то кладбище, да еще и с «расчлененкой».

– Дома сидеть неохота, – пожал плечами я. – И потом, кладбище – не самое скверное место для прогулок. Тихо, спокойно, памятники архитектуры красивые встречаются.

Севастьянов с сомнением посмотрел на меня, потом на Маринку. Та нацепила на нос модные противосолнечные очки и сказала:

– По сути, он прав. И вообще – в ряде стран кладбища входят в туристическую программу. Например, во Франции есть Пер Лашез. И еще Сен-Женевьев де Буа.

– У вас тут плиты электрические или газовые? – деловито спросил у меня Севастьянов.

– Электрические, – ответил я. – А что?

– Ну тут два варианта – либо вы здесь газа нанюхались, либо что-то у вас не так с водой, подмес психотропов происходит в вашем водораспределителе. Не может в одном подъезде обитать два человека с одинаковой шизой. С разной – да. Но с одинаковой?

– У нас может, – заверила его Маринка, плюхаясь на переднее сидение и доставая из сумки сигареты.

– Ну, как? – я уставился на Сергея.

– Да бога ради, – развел руки в стороны тот. – Мне не жалко. Но если что – ты тоже журналист, внештатник. Стасу так и скажешь.

– Ага, – обрадовался я. – Тогда – пять минут. Жратву домой отнесу только.

Уже в дороге, лихо руля, Сергей объяснил мне, что Стас – это его одноклассник, он в СКМ служит, как раз в том районе, где кладбище расположено. Я, кстати, вспомнил, что это имя мне Маринка уже называла. Так вот – полицию вызвала обескураженная случившимся дирекция, а он, Стас этот самый, слил информацию Севастьянову, по дружбе. Ну и по договоренности, поскольку за эти сливы он имел свой небольшой интерес в редакции.

Вообще же этот случай – он не первый, и на других погостах такое случалось. Но информация это закрытая, причем всерьез, в прессе, даже желтой, пока ни про один из этих прецедентов не писали. Откуда-то сверху это дело, похоже, курируют, потому как такое шило запросто в мешке не удержишь.

Слушая его, я вспомнил, что про нечто подобное мне Нифонтов рассказывал. Похоже на то, что речь про одно и то же идет. Тогда понятно, кто блокирует прессу. Нет, не сам отдел, думаю, что у них руки не такие длинные. Но что по их наводке – это точно.

Вот только одно плохо – если все так, то ритуал – дело рук ведьмака, и это может мне осложнить жизнь. Я сам еще не ведьмак, но вот только для Хозяина кладбища, который наверняка в бешенство пришел от произошедшего, это будет не аргумент. Он до кого из нашего брата дотянется, того и пришибет, не разбираясь кто в каких чинах состоит.

Нет, огляжусь и ходу оттуда. До темноты, слава богу, времени еще много.

Кладбище оказалось расположено довольно далеко от нашего дома, на западе Москвы. Довольно старое, с высокими березами, которые были видны из-за глухого забора, и с широкими дорожками, присыпанными песком.

У входа нас поджидал тот самый Стас – невысокий, но очень крепко сложенный парень в серой легкой куртке.

– Ну, вы где запропали? – вместо приветствия набросился он на нас. – Там уже почти все, скоро его запаковывать будут и на экспертизу.

Назад Дальше