Все смеются, я делаю вид, что польщена.
– Ну пойдемте внутрь. – Азамат приглашающе взмахивает рукой, и все тянутся за ним и за мной.
Азамат негромко велит младшим парням выволочь из чулана перины-матрацы, после чего мы все поднимаемся на третий этаж, застилаем пол и рассаживаемся в круг. Вернее, это они рассаживаются, а я все никак понять не могу, надо мне тут оставаться или нет, а Азамат ничего не говорит, потому что кому-то внезапно потребовалось побеседовать с ним вполголоса. Вообще, у меня сильное желание постучать себе по голове, чтобы там все встряхнулось и улеглось правильным образом, а то я что-то совсем не соображаю. В итоге, когда все рассаживаются, я остаюсь стоять и обнаруживаю, что места рядом с Азаматом уже нет. Я решаю, что делать мне здесь все-таки нечего, когда Азамат вдруг зовет меня через плечо:
– Лиза, я бы тебя попросил кое-что нам рассказать, если тебе не трудно.
Интересно, а я так и должна у него за спиной стоять? Или мне еще на стул залезть и прочитать стишок о войне? Я начинаю злиться, отчего в голове немного проясняется. Смотрю по обе стороны от Азамата – сидят незнакомые мне мужики, оглядываются на меня, ухмыляются, дескать, ну что, хватит дерзости с места согнать или подальше сяду? Вообще-то, конечно, дерзости мне не занимать, но ведь Азамат их собрал для дела, а вдруг они обидятся и все бросят? Ссориться сейчас не стоит… Но если я сяду на менее почетное место, да еще в моем собственном доме, это уже будет сродни целованию ног. А я пока не вижу причин так унижаться. Азамат тревожно оглядывается на меня, – видно, тоже только что понял, что мне деваться некуда. Вот ведь дурацкие обычаи… Но впихнуться между ним и соседом совершенно некуда. Оба сидят по-турецки, коленки в стороны торчат, как у лягушек, почти касаются. Ну ладно же.
Подбираю юбку сбоку, чтобы соседу слишком много ног не показывать, перешагиваю через коленки и сажусь на Азамата – ну на его ногу, понятно. Ему, наверное, не очень удобно, но вообще-то сам виноват, мог бы раньше сказать, что мне надо будет остаться. Он на секунду обалдевает, но тут же делает вид, что так и надо, еще и рукой меня обхватывает, чтобы не съехала вбок. Остальные гудят множественными «Ого!» и перешептываются.
– Совсем стыд потерял, – ворчит какой-то стареющий сухарь.
– Да тут потеряешь, с такой-то бабой, – хихикает его сосед. – Такая и правда убьет – не поморщится.
– Да вы бы потише, – раскатывается величавый голос Онхновча. – Эта женщина – подарок богов. Знак, что Азамату они благоволят. Смотрите не прогневите.
Шепоток стихает, и в наступившей тишине Эндан вдруг делает стремительный жест, как будто выхватывает саблю из-за пояса и заносит над головой, и выкрикивает:
– Танн!
Все, кто помоложе, тут же повторяют этот жест, и весь дом звенит от боевого клича. Азамат наклоняет голову, благодарно, но уверенно улыбаясь.
– Итак, – произносит он, когда все унимаются. – Лиза, нам вот что интересно. Когда ребята вчера добрались до рыночной площади, там не было ни трупа, ни торговцев, только лужа крови. Нам важно знать, к какому клану принадлежал тот джингош. Расскажи, пожалуйста, что ты запомнила из его внешности.
Он говорит спокойно, но незаметно прижимает меня, видно, боится, как бы мне опять плохо не стало от воспоминаний. Но я с самого утра как в ватном коконе, уже и думать забыла о вчерашнем. Теперь бы еще вспомнить детали…
– А они различаются по лицу или по одежде?
– По одежде, – отвечает Эндан.
– По лицу тоже, – мрачновато сообщает Эцаган, – но это надо научиться различать.
Ну я не научилась, так что вспоминаем одежду. Вообще, военная форма у джингошей бурая, только пояса разных цветов, в зависимости от ранга. Этакие мальчики в коричневом…
– Пояс у него был зеленый, – говорю. – На голове такая шапка… э-э-э… – Понимаю, что не знаю ни слова «фуражка», ни слова «берет» ни на одном языке, кроме родного. Господи, как же это объяснить? Да и важно ли?
– А значка на шапке никакого не было? – интересуется давешний толстый дядя.
– Какой-то был, – киваю охотно. И я его даже помню. – Такая золотая лестница, а сверху полумесяц, как лодка… – рисую руками в воздухе для наглядности.
Стоит мне это произнести, как поднимается галдеж.
– О, так ничего удивительного, если он аджрын, еще бы…
– Аджрыны все у них высшие чины в армии, понятно…
– А мы точно хотим с ними затеваться?..
– Не трусь, зато, когда мы их перебьем, остальные сами разбегутся!
Азамат немного хмурится, потом окликает Эндана, и тот достает из заплечного мешка трубу, а вернее, рулон. Раскатывает его в центре круга и включает – оказывается, это карта Муданга. На ней тут же загораются точки городов, Азамат наклоняется, придерживая меня, и отмечает наше местоположение.
Кто-то из соседей справа тоже наклоняется и выделяет равнину между восточным хребтом Ахмадхота и южным концом Дола.
– Надо их сюда загнать да в Доле и утопить.
– Пожалей водичку, – смеется толстяк. – Да и как ты их загонишь? Они в столице садиться не станут, там же горы вокруг, шакал подлетишь! Попрут к своим, на прииски.
– А они разве уже не в столице? – спрашиваю тихонько у Азамата.
– Он имеет в виду подкрепление, – бормочет тот, не сводя глаз с карты.
Эндан отмечает на карте несколько мест, – видимо, это платиновые прииски. Они располагаются вдоль обеих горных цепей, ближе к сердцу континента.
– Значит, надо в междуречье, – тоном «вы все идиоты» сообщает сухарь-моралист, тыча в карту.
– Я тебе говорю, нельзя в междуречье, – тут же перебивает его сосед. – Там лошади наши, мы не успеем их вывезти! Ты понимаешь, какой это урон!
– Ну а куда мы их денем, в горы закопаем, что ли?! – вскидывается Эцаган. – Это они на нас нападают, а не мы на них. Вы, может, умеете расположить противника как вам удобно? Я – нет!
Азамат откашливается, снова наклоняется и отменяет все лишние выделения на карте. Потом ударяет пальцем в лесок, из которого берет начало Сиримирн, как раз в самом узком месте между большими хребтами.
– Вот тут, – говорит он размеренно, – между Ахмадулом и Короулом расположены их крупнейшие разработки. Я думаю, что их корабли будут приземляться у подножия Ахмадула. Короул-то чужаков не впускает. А между хребтами здесь огромное болото. Я думаю, что мы окружим их здесь. И утопим.
Я вынуждена зажать рот рукой. Понимаю, конечно, что короул – это всего-навсего «черные горы», но ничего не могу с собой поделать.
– А мы-то там откуда появимся? – спрашивает Онхновч.
– Отсюда, – Азамат отмечает область по другую сторону Ахмадула, – отсюда, – он рисует стрелки от столицы и от моего дома к верховьям какой-то большой безымянной реки, вытекающей из того самого болота, – отсюда, – он обводит Короул, – и отсюда, – последняя стрелка ведет от Сирия вверх по течению Сиримирна. – Ну и из космоса, конечно.
– Интересно, – хмыкает толстяк, – а нас Короул, по-твоему, примет?
– С нами боги, – пожимает плечами Азамат. – Имеет смысл хотя бы попытаться…
– Да вот прям так сирияне и стали нам помогать! – перебивает его сухарь. – Они скажут: мол, сами кашу заварили, сами и расхлебывайте!
– Мне не скажут, – как-то зловеще усмехается Азамат.
– Это почему? – удивляется толстяк. – Они никогда столичные инициативы не поддерживают.
– Потому, – нравоучительно говорит Онхновч, – что Азамат сириянских женщин ценой собственной красоты спас. Они ему на две жизни вперед должны теперь.
Народ замолкает, осваиваясь с этой мыслью.
– Вот же ж шакал! – выпаливает толстяк.
Азамат раскатисто хохочет.
– Ну ладно, – продолжает обсуждение Эцаган, после того как все просмеялись. – Я вот чего не понимаю, капитан: а почему вы думаете, что джингоши не догадаются, что мы хотим их окружить? Допустим, они не знают, что Сирий вам должен, но все равно ведь могут перестраховаться. Да и место тут очевидно окруженное, хоть у них там и база…
Азамат снова тянется к карте, чтобы объяснить свою позицию. Ему довольно неудобно каждый раз для этого перегибаться через меня, так что я решаю облегчить ему задачу.
– Я тебе еще нужна тут? – спрашиваю. – Может, я пойду?
– Ты мне всегда нужна, – улыбается он. – Но можешь идти отдыхать, от тебя нам вряд ли еще что-то понадобится. Когда еще народ соберется, проводишь их сюда, хорошо?
Я целую его в щеку, к негодованию моралиста, и покидаю третий этаж.
Новые гости не заставили себя долго ждать. Где-нибудь через час прибыл унгуц, а в нем Унгуц, а на заднем сиденье наш духовник.
Оба с интересом оглядывают дом и – один величественно, другой прихрамывая – шествуют в гостиную, где и оседают.
– Вообще, – говорю, – все наверху, обсуждают, что делать будут… Вы не хотите присоединиться?
Ажгдийдимидин только мотает головой, а Унгуц отмахивается.
– Пусть мальчики поиграют, – говорит он. Потом добавляет, как бы задним числом: – Да и Азамату мешать не стоит, – и подмигивает духовнику.
Тот укоризненно сдвигает брови.
– Вы поесть не хотите? – спрашиваю.
– Отчего же, можно и поесть, – охотно соглашается Унгуц, усаживаясь поудобнее. – Ты, Ажги-хян, Лизкину стряпню еще не пробовал ведь? Ну вот сейчас и восполнишь это досадное упущение.
Мне приходится срочно смыться на кухню и включить воду, чтобы Старейшины не слышали, как я фыркаю и давлюсь смехом. Ажги-хян, блин!
На кухне тусуются Ароновы дети. Где их родители, я не знаю.
– Вам не скучно? – спрашиваю, пока еда разогревается. – Может, вам бук дать поиграть?
– Отец не велит, – мрачно сообщает мальчик.
Девочка задирает нос:
– А я не умею.
– А почему не велит? – Я развиваю более содержательный ответ. Интересно, а когда с ними не разговаривают, эти дети все время молчат? Видимо, да. Мальчик так ничего и не отвечает. Я вздыхаю. – Ладно. На вот у меня есть блокнот и цветные ручки. Хоть порисуй… Игрушки-то с собой не взяли?
Он как-то странно пожимает плечами, берет у меня блокнот, но ничего с ним делать не рвется.
Старейшины углубляются в еду и всем своим видом показывают, что я тут лишняя, так что я возвращаюсь на кухню. Дети сидят как сидели.
– Ну чего вы такие мрачные? – спрашиваю. – Не выспались? Домой хотите?
– Мы нормальные, – категорично отвечает девочка.
Мне становится смешно.
– Ну давайте хоть в слова поиграем, – предлагаю я в расчете, что мой словарный запас на муданжском должен примерно совпадать с детским.
– А как? – оживляется мальчик.
Дальше я мучительно стараюсь объяснить суть игры. Наверное, они все-таки лучше меня говорят. Но наконец мне удается растолковать, чего я от них хочу, и мы приступаем. В принципе получается неплохо, только девочка поначалу капризничает и заявляет, что имеет право говорить слова «не совсем на ту букву», ведь «я же девочка». Я ей сообщаю, что я тоже девочка, а правила нужны, чтобы было интересно. Кое-как все-таки удается ее убедить им следовать, хотя, кажется, она просто иногда путает буквы. И то сказать, маленькая же.
Нас прерывает Ажгдийдимидин. Возникает в арке между кухней и комнатой и протягивает записочку: «Не хочешь ли ты мне рассказать о вчерашнем?»
– Вас интересует, как я его убила или что было потом? – уточняю.
Он дважды кивает. Вероятно, хочет услышать и то и другое. Потом жестом указывает детям, чтобы ушли в гостиную, где Унгуц встречает их с распростертыми объятиями.
– Ба-а, какие тут знатные го-ости! – слышу я его веселый голос.
– Пойдемте наверх, – предлагаю духовнику.
Он кивает, и мы перемещаемся в мой кабинет на втором этаже.
Я довольно конспективно отчитываюсь о вчерашнем дне. Все свои переживания по поводу убийства я уже выплеснула на Азамата и как-то изжила, и возвращаться к ним совершенно не хочу. Само выплескивание мы сегодня тоже обсудили, так что и там не осталось ничего затруднительного. Ну стошнило, ну поплакала. С кем не бывает.
«Ты уже выговорилась ему», – гласит очередная записка духовника. Вопросительной частицы там в конце и не планировалось.
– Ну да, – говорю. – Естественно. Вы же не думаете, что я вашего приезда должна была ждать? Азамат все понял, его даже не напрягло, когда я сорвалась. Я сегодня утром попыталась извиниться, так он возмутился, считает, что я имела полное право…
Старейшина смотрит на меня изучающе.
«Бывает, что тебе хочется с ним поссориться?» – пишет.
Я моргаю.
– Нет, зачем?
Он не отвечает, вместо этого пишет:
«В ближайшие дни у него не будет времени с тобой возиться, и тебе придется это стерпеть. Если не сможешь, по крайней мере не закатывай публичного скандала, это подорвет его авторитет».
Я аж задыхаюсь от возмущения.
– Естественно, я понимаю, что у него теперь дел по горло! И со мной не нужно возиться, я сама справляюсь! Стоило один раз пустить слезу – и вы уже думаете, что я всегда такая?! И вообще, я бы ни за что не стала устраивать сцену при посторонних!
Он насмешливо улыбается, зараза.
«Тебе придется держать себя в руках, даже если кто-то усомнится, что ты на это способна», – пишет он, а когда я раздраженно вздыхаю, гладит меня по голове и смотрит так, как будто я породистая кошка, только что получившая медаль на выставке. Как будто оценивает в последний раз, прежде чем вручить хозяевам приз.
Наш разговор прерывается из-за звоночка под потолком. Кто-то еще прилетел. Иду открывать, предварительно выглянув в окно. Человек на пороге один, и он мне смутно знаком. Открываю. Это Экдал, брат Эндана, муж Эсарнай. Очень экающая семейка. Он высокий, статный и красивый, этакий индейский принц с лицом, исполненным аристократической скорби.
– Здравствуй, – говорю, – давно не виделись. Заходи.
Кто бы мне объяснил, по какому принципу я выбираю, с кем быть на «ты», а с кем на «вы», когда говорю по-муданжски.
Он перешагивает через порог, но дальше не идет.
– Азамат здесь? – спрашивает без приветствия.
– Да, наверху, со всеми… Проводить тебя или сначала отдохнешь?
Он мнется, смотрит на меня пристально, оценивающе. Наконец открывает рот:
– Эндан… здесь?
– Да. – Киваю пару раз для убедительности.
– Он… с самого начала здесь?
– Ну как… – пожимаю плечами. – Он прилетел вместе со всеми сегодня днем.
– Нет, я хочу сказать, – Экдал хмурится, – он сразу решил участвовать в кампании? Сразу, как все заварилось?
– Почем я знаю, – пожимаю плечами. – Когда я вчера прискакала на поле, где они тренировались, он там был. И там все были за то, чтобы побить джингошей, во всяком случае, я не помню, чтобы кто-то возражал. Но у меня не очень-то хорошо голова варила. А потом он прилетел со всеми вместе, сидит там сейчас, обсуждает, где лагерь устраивать.
Экдал глубоко вздыхает, кажется облегченно, и принимается вертеть головой, соображая, куда дальше идти. Тут из лифта является Старейшина-духовник и жестом подманивает внезапно оробевшего наемника. Я следую за ними в гостиную, где Экдалу приветливо кивает Унгуц.
– Ага, смотри-ка, кто пожаловал!
– Азамат сказал… – начинает Экдал нервно.
– Знаем, знаем, – скрипит Унгуц. – Мы твое разрешение еще утром подписали, вот. – Он запускает руку за пазуху диля и извлекает свеженький пластиковый свиток. – Держи, до конца войны можешь быть на планете, но потом чтобы в течение двух дней предстал перед Советом с невестой!
– Спасибо, Старейшина Унгуц! – сердечно благодарит Экдал и даже опускается на одно колено перед Унгуцевым креслом.
– Ладно, ладно, – усмехается старик. – Лучше Азамата благодари, мы-то люди подневольные… Иди отдохни да своим отзвонись. Ильд, малыш, проводи дядю.
Аронов сын послушно показывает Экдалу путь на кухню.
– А у него есть невеста? – ошеломленно спрашиваю я. Я же точно помню, что у него есть жена, Эсарнай.
– Ну так он же на Муданге не женился еще, нашел себе красотку на Гарнете и возит везде. А перед Советом появляться боялся, еще не одобрим, придется же другую искать, – доходчиво объясняет Унгуц. – Вот потому пока что она ему только невеста.