– Ишь какая злая, – обижается Ирлик и внезапно подмигивает Азамату. Потом снова обращается ко мне: – А я думал, спасибо мне скажешь, что подкинул тебе материала для резьбы по мясу.
– А я как раз хотела поинтересоваться, за каким шакалом надо было забрасывать меня к Кириллу, – сообщаю я несколько тише.
– На страх врагам, конечно! – радостно отвечает Ирлик и снова покатывается со смеху. – Ты бы видела их физиономии, когда… ой, не могу, у меня чуть брюхо не треснуло! И всего-то понадобилось два слова заклятия, а какой эффект!
– Какого заклятия? – моргаю я.
– Ну как же, для подначки! А то ты по природе слишком уж разумная и миролюбивая, а мне так скучно! – Ирлик улыбается так широко, что становится непонятно, где кончаются зубы и начинаются ожерелья.
– Так это ты… – начинаю я, но возмущением все слова смывает. Кое-как совладав с собой, я корчу кривую рожу. – Отлично. Спасибо, что хоть сказал, а то бы я всю оставшуюся жизнь мучилась, что это меня переклинило внезапно. – Я хочу еще что-то добавить, но снова оглушительно чихаю. – Вот и простудилась из-за тебя!
Ирлик на секунду перестает хохотать и всматривается в меня, прищурив густо накрашенные глаза. На его лице появляется и тут же исчезает кривая ухмылка понимания, после чего он одним плавным движением оказывается прямо передо мной в позе «лотос», прикладывает обе разрисованные когтистые ладони к моему животу и дует на них. Меня прошибает жаром.
– Что ты… – начинаю я, но он перебивает:
– Чада твои будут здоровые и прекрасные, как я. Что внутри, что грядущие.
Протараторив все это, он откидывается назад в приступе божественного хохота, выгибается, совершает умопомрачительный кульбит (и как в юбке не запутался, понять не могу!) и перекидывается маленьким алым мангустом, который, напоследок пошевелив подвижным носом, исчезает в расщелине скалы.
Я несколько прифигеваю от множественного числа и ошарашенно провожаю взглядом яркого зверька, когда вокруг меня начинается какое-то движение. Очнувшись и оглядевшись, я понимаю, что все мужики вокруг попадали на колени за исключением Старейшины, который сплел пальцы халой и беззвучно шевелит губами, и Азамата, который вцепился в меня, как клещ, и смотрит счастливо и обалдело.
Я осторожно прокашливаюсь – и чихаю.
– Можно уже встать, – говорю сиплым голосом, вытирая нос платком, который Азамат мне протянул. – Он ушел.
В ответ по коленопреклоненной толпе пробегает волна восклицаний:
– Белая богиня!
– Всеобщая мать!
– Владычица судеб! Вечная весна!
Я беспомощно поворачиваюсь к Азамату. Он обозревает происходящее, как мне кажется, с юмором. Во всяком случае, мне хочется надеяться, что он не начнет опять городить околесицу про мое божественное происхождение. Он переводит взгляд на меня, и уголки его губ слегка дергаются.
– Они встанут только в одном случае, – шепотом говорит он, подхватывает меня под мышки и сажает себе на плечо.
И правда, Алтонгирел тут же встает, а вслед за ним постепенно и остальные. Азамат, как мне кажется сверху, величественно относит меня до кабинки канатной дороги и сгружает внутрь. Остальные подтягиваются за нами к площадке, с которой надо грузиться в кабинки, и Алтонгирел проворно подсаживает к нам Старейшину, а затем забирается сам. Вчетвером мы и отъезжаем вниз над головами низкорослых сосенок.
Алтонгирел, все еще бледный, пялится на меня как на привидение, а на щеках горят красные пятна. Азамат довольно ухмыляется, но держит меня крепко, как будто боится, что я тоже сейчас превращусь в какую-нибудь зверюшку и ускачу в лес. Старейшина Ажгдийдимидин разглядывает меня не моргая, а потом внезапно открывает рот и хриплым, высоким, непривычным к использованию голосом произносит:
– Рассказывай.
И я выкладываю как на духу все с того момента, как увидела на склоне котенка, и до исчезновения Ирлика минуту назад. Все попытки не рассказывать то, чему присутствующие и так были свидетелями, проваливаются с треском, слова из меня так и прут. Некоторых я, кажется, и не знала до этого рассказа. Неудивительно, что наш духовник вынужден молчать, если в его голосе такая сила.
Когда я объясняю, как получилось, что оказалась на короткой ноге с Ирликом, Алтонгирела немного отпускает, да и Старейшина перестает смотреть на меня так напряженно. В конце он только задумчиво качает головой.
– М-да-а-а, – протягивает Алтонгирел, когда я наконец иссякаю. – А я уж чуть не решил, что ты и правда… – Он откашливается и принимает независимый вид.
Азамат, который с интересом слушал мой рассказ, хитро улыбается.
– Хотите сказать, что такого поворота событий вы не предвидели? – спрашивает он у обоих духовников.
– Вот уж нет, – с душой выпаливает Алтонгирел, а потом осторожно косится на Ажгдийдимидина. Тот кивает, и Алтоша продолжает: – Мы знали, что участие Лизы необходимо для победы, но не знали, что именно она должна сделать. Потому и оставили Старейшину Унгуца, чтобы он за ней присмотрел и подтолкнул в нужный момент. Но Ирлик-хон и без нас взял свое.
– Ты думаешь, он заворожил котенка? – с интересом спрашивает Азамат.
Алтонгирел пожимает плечами, а Старейшина помахивает ладонью, дескать, почему бы и нет.
– Ну, – вставляю я, – он говорил, что не мог оттуда сниться никому. Думаете, ворожить все-таки мог?
Алтонгирел вопросительно оборачивается к Старейшине, тот неохотно извлекает из-за пазухи блокнот и черкает в нем: «В заклятиях богов часто бывают бреши и лазейки. Возможно, ворожить на котятах он мог».
– Надеюсь, что с тем котенком ничего не случилось, а то я этому Ирлику… – заносчиво начинаю я, но Старейшина затыкает меня испепеляющим взглядом.
Азамат наконец отпускает меня и сладко потягивается.
– Эх-х, стар я становлюсь для таких приключений. Устаю сильно…
– Да ты перенервничал, – успокаивает его Алтонгирел. – Тебе как Арон вчера позвонил, что Лиза пропала, ты ж не в себе был все это время. Хоть я тебе и говорил, между прочим, что мы ожидали чего-то в таком духе.
– Арон вообще хорош, – фыркаю я. – Думать же надо. Мало ли что я пропала. Все равно понятно ведь, что раньше, чем война кончится, Азамат просто не сможет меня искать. Нет, вот надо человеку нервы трепать. Могли ведь и проиграть из-за этого.
– Да ладно, Лиза, не злись на него, – устало просит Азамат. – Он привык со всеми проблемами ко мне за советом бежать, а тут такое дело…
– Ну ага, и за пятнадцать лет не отвык. Смотри у меня, я тебе не дам так ребенка воспитать, чтобы, чуть что, к папе!
– Да, кстати, – оживляется Алтонгирел. – Так вот что вы от меня так дружно скрывали. Можно узнать почему? – Он нацеливает убийственный взгляд на Азамата.
Тот пожимает плечами.
– Это я его попросила, – говорю.
– Не сомневаюсь, – едко отвечает Алтоша. – И что же такого тайного в беременности, что духовнику сказать нельзя? Стыдишься, что ли?
– Да пошел ты, – хихикаю я. – Просто ты и так нас все время доставал идиотскими советами, а я как представила, что будет, если ты узнаешь о беременности… В общем, попросила Азамата ради твоей безопасности помолчать, а то, знаешь, беременные женщины вспыльчивы, могла и покалечить ненароком… – Я многозначительно подмигиваю.
Старейшина Ажгдийдимидин давится смехом: видимо, смеяться ему тоже не положено, но очень хочется. Алтоша краснеет.
– Я ненадолго на Муданге, – сообщает он Азамату обвинительным тоном. – Прослежу, чтобы в праздники все хорошо прошло, и снова улечу с наемниками.
– Ты просто хочешь хорошо поесть и музыку послушать, – сонно отвечает Азамат. – А наемников тебе еще поискать придется, сейчас многие останутся, кто раньше летал, а кто и полетит, то не скоро.
– Посмотрел бы, на что у тебя жена похожа, – мстительно говорит Алтоша. – А вам сейчас перед Советом Старейшин представать.
– По-моему, присутствующий Старейшина ничего не имеет против моего вида, – парирую я.
Наш духовник слегка сдвигает брови и принимается выводить свой комментарий на листке блокнота: «Светские Старейшины, в отличие от меня, обращают внимание на то, во что одета женщина. Мы зайдем к моей сестре, у нее найдется на тебя платье».
– Спасибо, – киваю, прочитав. Интересно, какая у Старейшины сестра. – А у меня дома ничего не осталось разве? – спрашиваю Азамата. – Я хочу сказать, я дома переодеться не могу?
Азамат тяжело вздыхает.
– Мой дом сожгли тем же вечером. Хорошо, что Ирнчин успел выпустить коня.
– Ох, елки… – Меня пришибает новостью. – Как хорошо, что Арон все забрал… Слушай, я же не спросила, а много народу погибло?
– Я знаю о троих, – отвечает Азамат. – Один был у нас дома, но я не уверен, что ты его запомнила. Такой седой…
– Который глупости говорил?
– Хм, ну да, наверное.
– А остальные двое?
– А, то были не мои ребята, ты их не видела. Как у тебя-то там, на Доле? Я звонил Арону, пока ты спала, но не спросил.
– Да у меня должно быть все хорошо, – говорю. – Когда я попала к Ирлику, у меня там острых не оставалось, а с выздоравливающими, надеюсь, Орива справилась. Вы когда последний раз отправляли ко мне раненых?
Азамат прикидывает в уме.
– Еще раз после твоего исчезновения, там двое было. А больше серьезных ранений не было.
– Ну, я надеюсь, все обошлось. Потом позвоню Ориве…
– Так сколько из раненых выжило? – спрашивает Алтонгирел.
Я на него странно смотрю.
– Все. Все, кто до меня живым доехал, выжили.
Теперь на меня все трое странно смотрят.
– И Ирнчин? – осторожно спрашивает Азамат.
– Конечно! Он вообще меня вводил в курс дела, пока я его обрабатывала.
– И тот парень, которому обе ноги оторвало? – с отвращением уточняет Алтонгирел.
– Ну естественно! Только на будущее: ноги тоже надо было прислать, я бы пришила. А так придется ему протезы заказывать, ну да я уж постараюсь, чтобы он не заметил разницы.
– Владычица судеб! – Шепот Алтонгирела срывается на писк.
Азамат начинает хохотать.
– Ну так мы живем, ребята! – громогласно радуется он. – Вот это победа! Даже оплакивать почти некого! Ха-ха-а!
Старейшина с приятно удивленным выражением лица качает головой. Потом он хмурится и черкает мне: «Ирлик-хон теперь от тебя не отстанет. Он любит людей, способных на невероятное».
– И что мне в связи с этим делать? – спрашиваю.
Старейшина пожимает плечами и отмахивается. Видимо, ничего не поделаешь.
Сестра Старейшины живет на самой окраине города, практически носом в горы. Она примерно его возраста, маленькая, тощая, такая же бело-седая и с таким же шнобелем. Алтонгирел объясняет ей проблему, я покорно смотрю в пол и всячески показываю, как мне неудобно обращаться к чужим людям за одеждой. Мне и правда страшно неудобно.
Женщина обменивается взглядами с братом и говорит:
– Ну на такойслучай у меня ничего нет, сейчас у дочери посмотрю.
Упомянутая дочерь лет двадцати оказывается моей фанаткой – краснея и запинаясь, просит пофотографировать меня в том платье, которое она мне даст. Я великодушно соглашаюсь. Насморк мой чуток отступил, по крайней мере не чихаю и температуры нет.
В итоге меня обряжают в простое голубое шелковое платье с разрезами по бокам чуть не от талии, а также в новенькие («только вчера купила, ни разу не надевала, что вы!») трусики, страдающие минимализмом. Сапоги я оставляю свои, хотя и с боем. Но ведь в Доме Старейшин все равно разуваться!
Мы с Азаматом долго благодарим щедрую старейшинскую родню и топаем в центр города. На радиальной улице нас догоняет кое-какой народ, спустившийся из космопорта, если так можно назвать плато в горах, где приземляются звездолеты. У моего платья есть существенный минус: пялятся все. Но и существенный плюс: в нем не жарко в раскаленной долине. Даже Азамат, при всей его теплоустойчивости, снял куртку и перекинул через плечо, так чтобы мою вышивку по-прежнему было видно.
– Однако лето близится, – с удовольствием констатирует он.
На площади перед Домом Старейшин толпа такая, что не протолкнуться. Алтонгирел принимается окликать собравшихся, чтобы дали дорогу воеводе, и постепенно все начинают расступаться. Азамат ждет, пока путь совсем расчистится, и берет меня под руку. Мы шагаем вперед, и тут справа от меня кто-то выкрикивает – я уверена, что это Тирбиш, хотя и не видела, кто кричал:
– Азамат – Император!
С противоположного конца раздается свист, Азамат усмехается, но теперь уже два голоса отчетливо повторяют:
– Азамат – Император!
– Танн! – поддерживают их голоса напротив, и пара десятков кулаков колотит воздух.
– Да вы шутите, – неуверенно бормочет Азамат.
Я идиотски хихикаю.
Тут в толпе слева кто-то принимается ритмично стучать в барабан – или бубен, я не разбираю. В такт этому стуку толпа начинает скандировать:
– А-за-мат – Им-пе-ратор! А-за-мат – Им-пе-ратор!!!
Я тяну его за руку, и мы наконец-то движемся к Дому Старейшин, а весь Совет высыпал на крыльцо и одобрительно кивает нам и толпе. Унгуц тоже там, а через мгновение по его левую руку вырастает Ажгдийдимидин, не знаю уж, как он провинтился вперед нас. Мы медленно подходим, и Азамат преклоняет колена перед крыльцом. Я, естественно, тоже. Скандирующая толпа порождает из себя камеры и принимается нас снимать со всех ракурсов, – правда, с моей стороны гораздо больше. Унгуц улыбается нам как родной дедушка и надевает на нас наши хомы. Старейшина-церемониймейстер прочищает горло и намеревается что-то сказать ликующей толпе, но скандировать никто не прекращает, и Ажгдийдимидин машет ему, дескать, брось, без толку. Тогда Старейшина Асундул нагибается к нам и, стараясь перекричать толпу, говорит:
– Народное голосование, как видите, требует тебя, Азамат, новым Императором сделать. Наши знания этому не противоречат, напротив, так в древних пророчествах сказано. Еще когда вас женили, мудрый Старейшина Унгуц старинный список пред наши взоры представил, в котором твое, Азамат Байч-Харах, правление предначертано. Так пусть же судьба свое возьмет! – С этими словами он принимает из рук другого Старейшины ларец и извлекает из него что-то вроде шапки Мономаха, только еще с высоченным золотым шпилем, на конце которого вертится, как флюгер, ромб, вписанный в круг. Эту-то конструкцию он и водружает на голову ошарашенному Азамату.
Толпа взрывается победным кличем, как будто стреляют по барабанам: «ТРААААРРРНННННН!!!!» – потом свист и вопли радости, кто-то успел сбегать за инструментами, теперь дуют в рога и стучат в бубны, а трое здоровенных мужиков приволокли огромную трубу, метров десять длиной, и четвертый – я его узнаю, это торговец кожаными изделиями – как дунул в эту штуковину, так горы задрожали! Я вцепляюсь в Азамата, чтобы звуком не снесло, а он в меня, чтобы удостоверится, что не спит. Глаза у него широко раскрытые, неверящие, губы дрожат, но улыбается, оборачивается к беснующейся толпе и машет рукой.
Глава 24
Не успеваем мы очухаться от неожиданно привалившего счастья, как доблестные воины сменяют военно-разрушительную деятельность на организующе-созидательную, и вот уже земля перед Домом Старейшин покрывается клеенками и войлоком, а сверху скатертями и подушками, и все это увенчивается едой – у кого что нашлось – и бутылками в гораздо больших количествах.
Азаматова команда собирается вокруг нас, сверкая счастливыми хулиганскими улыбками.
– Да будет ваше правление таким же чудесным, как его начало! – весело восклицает Эцаган и немного дурашливо кланяется.
– Спасибо, – растерянно отвечает Азамат, все еще абсолютно обескураженный. – Я вообще не понимаю, как такое могло…
Тирбиш и Эндан переглядываются и хихикают, Эцаган подмигивает мне.
– А так все и должно было быть, – убежденно сообщает Дорчжи. – Лучший капитан, хороший Император.
Кто бы мог подумать, что я стану жертвой политического заговора.
К нам подковыливает Унгуц и почтительно кивает Азамату. Тот кивает в ответ, и старик неожиданно заключает его в пылкие объятия.
– Молодец, мальчик! – горячо говорит Старейшина. – Вот это, я понимаю, жизнь. Я всегда знал, что из тебя выйдет толк!