Глубоко затянулась, сглотнув ком, и почувствовала, что по щеке таки сползла предательская слезинка.
— Сонь. — От раздавшегося в паре шагов голоса я чуть не подпрыгнула, дернувшись в сторону и уронив сигарету.
Зло уставилась на Вердена, раздосадованная его неожиданным и бесшумным появлением, и мимолетно удивилась, как он нашел меня здесь.
— Чё крадешься как привидение? — резко ответила я, снова отвернувшись — альбинос загораживал проход, а приближаться к нему не хотелось, вряд ли он позволит оттолкнуть себя и дать мне уйти. Достала новую сигарету, прикурила. — Чего пришел? Мало места наверху?
— Могу задать тот же вопрос, — спокойно отозвался он и приблизился, остановившись за спиной, но не касаясь меня.
Отчего-то не сомневалась — вздумаю отойти, не получится. Устраивать тут возню, чтобы избавиться от Вердена, не хотелось, ну и дерется он всяко лучше. На крайняк, если полезет снова, огребет расстройство желудка часика на три.
— Погрустить захотелось, — ляпнула я, чуть не прикусив с досады язык — вроде всего-то пару глотков шампанского сделала, какого фига откровенничаю тут?! И перед кем… — Верден, оставь меня, а? — устало попросила я. — Не порть и без того поганое настроение, хотя бы в праздник. Дай одной побыть…
Вместо ответа он молча обнял меня одной рукой, прижав к себе. Я снова дернулась, возмущенная поведением красноглазого, но Тим тихонько произнес, наклонившись к уху:
— Ш-ш-ш, Сонь, перестань. В душу лезть не буду, но одну не оставлю, извини, — и столько решимости звучало в его голосе, что я поняла: сопротивляться бесполезно. — Давай просто помолчим вместе, мм?
Психолог недоделанный. Никуда не девшаяся грусть растворила тлеющее раздражение, я подавила вздох и расслабилась. Не пристает, и ладно, а с ним теплее, тут, под лестницей, сквозняки гуляли будь здоров, на улице минус десять и легкий снежок. Когда надо, Верден становился просто душкой, и я иногда поражалась, как точно он угадывал моменты. Вот сейчас мне совершенно не хотелось показывать колючки, и было, честно говоря, параллельно на его присутствие. Обнимал, согревал, и хорошо. Уютно, тепло и ненапряжно.
— Скучаешь? — раздался через некоторое время его тихий голос, и я как-то сразу поняла, что он о родителях. — У тебя аура синющая, — счел нужным пояснить Верден и осторожно убрал мне за ухо короткую прядь.
Ну да, когда грустим, синеем. Я молча кивнула, не вдаваясь в подробности. Если видит, чего говорить.
— Мои развелись несколько лет назад, мама в Ригу уехала, папа здесь остался, — продолжил Верден, и я немедленно удивилась, чего это его на откровенности потянуло. — У него свой эзотерический салон, он не захотел бросать. А маме надоело.
— Батя знает про институт? — после небольшой паузы все же спросила я.
Любопытство пересилило упрямое желание не показывать интереса, тем более что альбинос сам начал рассказывать о себе.
— Ни сном ни духом, — послышался вздох. — Он думает, я в другой город уехал, сразу как мама ушла. Обиделся за развод. Раз в год шлю ему письма, типа у меня все хорошо, учусь, работаю, хотя оба живем в Питере.
— Он же ясновидящий у тебя. — Я вспомнила, как Николаич говорил про Вердена. — Неужели не может посмотреть, что на самом деле с сыном?
— На родственниках и близких людях это плохо работает, — хмыкнул Тим.
Мы снова помолчали, и неожиданно я обратила внимание, что грусти как не бывало. Очнулась от рассеянных раздумий и тут уловила странное ощущение, будто кто по коже невидимым перышком водит. Знакомое очень ощущение. Раздражение зашевелилось маленьким злобным гоблином, я резко выдохнула и повернулась к Вердену, уперев руки в бока.
— На хрена?! — рявкнула, крайне недовольная его вмешательством в мои эмоции — ушлый вампир недоделанный под шумок убрал то, что мне мешало нормально веселиться.
Ну да, сам себе не исправишь, я же не могла посмотреть со стороны и увидеть собственную ауру. До этого еще как до Америки пешком, освоение астрального тела вообще спецкурсом на последнем году шло и только для тех, кто осилит.
— А где спасибо? — Он улыбнулся, не сняв руки с моей талии, и наклонился вперед. — Сама же фиг попросишь, упрямая гордячка, и будешь тут всех полночи пугать угрюмой физией, — добавил чуть тише непривычно мягким тоном.
— Пусти, — стукнула его ладонью в грудь, испытывая нездоровое и страстное желание таки сделать ему что-нибудь с кишками.
— Сначала «спасибо». — Верден наклонился еще ниже, и я непроизвольно стиснула зубы.
— Запор на неделю хочешь? — непринужденно поинтересовалась, оскалившись в улыбке. — И никакой «линекс» не поможет и клизма не спасет.
Он тихо рассмеялся и отпустил.
— Ох, Сонька, нарвешься у меня, — староста покачал головой, — ответишь за свои шуточки по полной.
Молча показала ему средний палец и прошла мимо, собираясь подняться наверх. Срочно захотелось алкоголя в больших количествах и бесшабашной веселости пьяной компании студентов. Можно даже с танцами на столе.
— А блок я научусь ставить, — словно невзначай обронил Верден, когда я уже поставила ногу на первую ступеньку.
Развернулась, изогнула бровь и смерила его взглядом.
— Я раньше, — кратко известила я и поспешила наверх, к остальным.
Думала, этим инцидентом Новый год будет исчерпан. Но ночь только начиналась…
На этаже веселье шло вовсю: кто-то вытащил колонки, выключили свет, создав уютный полумрак — перед кухней коридор расширялся в рекреацию, ей и нашли применение. На самой кухне столы ломились от многочисленной еды, стояли батареи початых бутылок на любой вкус — от банального пива до абсента. Я тут же плеснула себе мартини, разбавив соком, чувствуя, что настроение действительно исправилось к лучшему, и усмехнулась, покачав головой. Иногда Верден своими поступками ставил меня в тупик, и его неожиданная мимолетная забота слегка напрягала. Мне бы очень не хотелось вмешивать в наше подобие дружбы еще и чувства, и если в себе я была железно уверена, то в отношении старосты в такие моменты, как сегодня, в голову поневоле начинали закрадываться нехорошие мысли. Однако спрашивать в лоб пока не собиралась — Верден ко всему еще и хороший психолог, и кто его знает, вдруг притворяется, чтобы усыпить мою бдительность? Лучше держаться нейтрально и не забивать себе эфир лишними помехами.
— Сонька! — выдохнула мне в ухо невесть откуда взявшаяся Ольга, уже слегка навеселе и с блестящими глазами. От нее пахло коньяком и сигаретами. — Ты куда смылась? И где Тим? Мне ж его охмурять предстоит, — усмехнулась она и вдруг подмигнула: — А может, и не надо уже, мать, а? Может, без проверки обойдемся?
Я пожала плечами и раздвинула губы в ответной улыбке, отсалютовав ей бокалом.
— Да как хочешь, — сделала глоток, — мне фиолетово.
Грановская округлила глаза.
— Что, уже?! — наигранно удивленно поинтересовалась она.
Я на мгновение уставилась на нее непонимающим взглядом, а потом фыркнула и рассмеялась. Это она так тонко пошутила насчет цвета ауры человека, охваченного сексуальным желанием.
— Дура ты, — беззлобно огрызнулась я. — Мне лично не особо интересно, какой он там в постели.
— А мне вот да, — протянула Ольга, и ее взгляд переместился на дверной проем кухни.
Она тряхнула высоким хвостом, демонстративно подтянула край короткого платья-футляра без лямок, залпом выдула стопку коньяка и направилась к выходу, покачивая бедрами. В коридоре мелькнула белая макушка Вердена. «Ну удачи, соседушка», — ехидно пожелала я ей вслед. Отчего-то перед глазами мелькнула картинка, как зажатый в угол альбинос с испуганным лицом отбивается от наседающей Ольги, и снова пробрало на ха-ха. Честно? От мысли, что эти двое окажутся в постели, действительно не было ни холодно ни жарко. Вот нисколечко. Собственно, и не должно, с какого перепугу? Верден мне никто, обещаний и клятв никаких не давал, между нами вообще нет отношений, и я искренне недоумевала, почему Ольга периодически подкалывала меня на предмет ревности. Хотя поводов я ни разу не давала, как бы она ни пыталась их вызвать. Даже староста понял на удивление быстро, что его флирт с другими я воспринимаю с невозмутимостью египетского сфинкса, и бросил это дело. Интересно, Ольга преуспеет в своем намерении или Верден пошлет ее куда подальше?
Мысль мелькнула и ушла, а я наконец расслабилась под мартини и отправилась танцевать. Было действительно весело, грусть-тоска окончательно сдала позиции, и я вместе с остальными лихо отплясывала под зажигательную музыку, с кем-то шутила, о чем-то говорила… Танцы на столе тоже были, где-то часика через полтора, когда половину пустых тарелок убрали, сгрузив в раковины. Основательно набравшаяся, но все еще уверенно стоявшая на шпильках Натали в коктейльном платье темно-зеленого цвета ловко поднялась, несмотря на нахмуренные брови Пашки, и устроила офигительное шоу. Обошлось без стриптиза, слава богу, но и так от плавных, чувственных движений у наших мальчиков остекленели глаза и отвисли челюсти. Закончилось все тем, что Натаху просто схватили в охапку и унесли с кухни под двусмысленные шуточки зрителей и тихие матюги Пашки. Она же, томно прикрыв глаза, обняла его за шею и, кажется, вырубилась. М-да, сочувствую, похоже, ждет его не жаркая ночка, а приведение зазнобы в более-менее относительный порядок.
Часам к трем я утомилась, да и голова кружилась от выпитого. Захотелось прилечь и, наверное, даже поспать. Ольга не появлялась, и я надеялась, у нее все выгорело с Верденом. Интересно, им хватило ума не устраивать игрища в нашей комнате? А то с альбиноса станется, так изощренно пошутить… Я хмыкнула собственным мыслям и смачно зевнула. Так, покурить и отдыхать, наверняка завтра, как все проспятся, будет продолжение банкета. По крайней мере, бухло еще не все выхлебали. Удовлетворив никотиновое голодание, вернулась наконец в нашу с Грановской комнату. Тихо и темно, и слава богу, никого. Еще раз зевнув, поплелась чистить зубы и умываться, но едва вышла в короткий коридорчик, замерла: за дверью раздавались голоса. Любопытство сделало стойку, и я на цыпочках подкралась, надеясь, что этим двоим сейчас ни до кого нет дела и я смогу услышать что-нибудь интересное. И вообще, кстати, чего это они разговаривают? Это стадия «а поговорить?» или «ну зачем же сразу в постель»? В смысле, все уже случилось или еще нет? Если нет, лучше погулять где-нибудь, вдруг тут стены тонкие, а Олька громкая. Осторожно прислонилась ухом к двери и прислушалась.
— Тимка, ну что ты ломаешься, а? — Ух ты, Грановская прямо как кошка мурлычет. — Не жениться же прошу… Разок переспим, да и все, мне много не надо…
Оу, так у них еще не дошло до главного, что ли? Зажала рот ладонью, сдержав рвущееся хихиканье: похоже, картинка-то оказалась вещей…
— Оль, зачем тебе это надо? — тихий, странно спокойный голос Вердена. — Или так сильно приспичило, гормоны в голову ударили?
Смешок Ольги.
— А не все ли равно? Побудь джентльменом хотя бы сегодня, сделай девушке приятное… Считай, это твой подарок мне на Новый год…
— Ольга-а-а-а, зачем? — Угу, узнаю эти нотки, теперь пока не узнает причины столь странного поступка Грановской, не отвяжется.
Вот странный, ему тут секс предлагают, причем без всяких обязательств, и не самая страшная девушка в общаге, между прочим, а он разговоры разговаривает. Пауза затянулась, и я так поняла, что Олик грамотно заткнула Вердену рот.
— Вот упрямый… — пришлось напрячься, чтобы расслышать тихий шепот соседки. — Ты что, влюбился, что ли, Тимка? — Несмотря на насмешливую интонацию, я уловила нотки беспокойства и сама занервничала.
Так, вот не надо мне тут санта-барбару разводить! Секс сексом, но чувства на фиг, Верден!
— Угу, и как честный мужчина, свято храню верность возлюбленной, — насмешливое хмыканье пролилось бальзамом на мое сердце.
Неслышно перевела дух и рискнула посмотреть ауру, не врет ли: дверь или стена для меня теперь препятствием не являлись. Так, судя по всему, Ольга и альбинос на кровати, она у него на коленях. Мм, понятно, Грановская уже созрела, фиолетовая окантовка говорила лучше всяких слов, а вот в ауре Вердена на привычном фоне того же цвета с изрядным добавлением зеленого мелькали желтые пятнышки интереса. Врал бы, светил красным.
— Ну тогда в чем дело, а? — Ольга наклонилась, а я поспешно вынырнула обратно в темный коридор, до подглядывания опускаться не хотелось. — Сколько у тебя женщины не было, стойкий оловянный солдатик? — До меня донеслось хихиканье. — Ух, по-моему, давно, а?
Невнятное ругательство, какая-то возня, и чуть хриплый голос Тима, от которого совершенно неожиданно у меня по спине прокрались непонятные мурашки:
— Ч-ч-черт, Грановская… — снова пауза, а вот от следующих слов я отскочила от двери, как ошпаренная, прижимая к вспыхнувшим щекам враз похолодевшие ладони. — Что, хочешь проверить, хорошо ли Соньке будет, да? Ладно…
Я пулей метнулась обратно в нашу с Ольгой комнату, сердце бешено скакало в груди, а смесь волнения, злости, растерянности и беспокойства — вдруг заметил, что я под дверью торчала, с него станется применить тот же трюк с аурами, особо не отвлекаясь от Ольки, — мешала нормально дышать и требовала срочного успокоения. Где там мои сигареты? Глотнув воды, я поспешно вышла, наплевав на запреты и остановившись у окна напротив двери в нашу комнату. Кто сейчас за соблюдением правил следить будет, вся общага пьяная в дупель, включая охранников и коменданта.
Едва я сделала первую затяжку, как накатило странное ощущение: стало неожиданно жарко и как-то неуютно, что ли; офигевшее сердце чуть сжалось, а потом снова заколотилось, и дыхание с чего-то вдруг сбилось на мгновение. Я сглотнула, испугавшись: что происходит?! Низ живота заныл, но критические дни вроде закончились неделю назад, и потом, заныл как-то приятно, отчего волнение усилилось, и я выдохнула, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Вспомнились поцелуи Вердена, и общая температура тела скакнула еще на несколько градусов, по спине прокатилась дрожь, заставив тихо охнуть от удивления. Смятение усилилось, я просто не знала, что делать и как это прекратить. Дрожащими руками прикурила еще одну сигарету, чувствуя, как участилось дыхание, между ног все напряглось в странной болезненно-сладкой судороге, и тут до меня дошло.
— Верден, м-мать!.. — с чувством прошипела я, и спасительное возмущение пополам с яростью помогло поумерить взбесившиеся эмоции.
Он знал, что я стояла за дверью. И теперь отплатил за вечерний ускоренный курс по выведению лишней жидкости из организма, устроив мне… что? Как называлось то, что я испытывала? Это вот и есть, что ли, желание? Спросить было не у кого и пришлось пока взять за аксиому. Ощущения потихоньку потеряли остроту, и я с трудом выдохнула, докурив и яростно затушив бычок. Вот скотина, тоже мне, Юлий Цезарь, у него там баба в постели, а он ухитряется еще тратить время, чтобы преподать мне маленький урок! Да чтоб у тебя больше одного раза не получилось, учитель хренов! Но портить удовольствие Ольге не стала, хотя велико было желание учудить что-нибудь в отместку. Ладно, утром разберемся. Еще немного постояв у окна и дождавшись, пока организм придет в норму, я вернулась в комнату и быстро уснула. Никакие посторонние звуки меня не тревожили — или Грановская таки тихая, или тут стены толстые.
Утро наступило для меня часиков в двенадцать, и, слава богу, без похмелья. Проснувшись, четко поняла следующее: хочу есть, курить и знаю, что должна делать дальше. У меня осталось незавершенное дело там, в прошлом, и пора ставить последнюю точку. Моя жизнь изменилась резко и навсегда, надо идти вперед, а не грустить о том, чего не вернуть. Странно, в душе поселилось умиротворение, как только приняла решение. О ночном происшествии старалась не думать. Покосившись на дрыхнувшую без задних ног Ольгу, я отправилась умываться, тихо надеясь, что не столкнусь с Верденом. Обошлось, альбинос не появился. Постояв в раздумье перед шкафом, я выпендриваться не стала: джинсы, рубашка, свитер, как обычно. На дело иду, а не в бирюльки играть. Приведя в порядок волосы, перекусила остатками вчерашнего пиршества — мы перед тем, как выносить все на общий стол, часть в холодильнике как раз на утро оставили, — оделась и вышла в коридор. Интересно, в институте кто-нибудь есть сейчас? Мне бы с Николаичем переговорить, имею к нему пару просьб.